Как мне трудно к тебе пробиваться
сквозь себя, сквозь отраву, сквозь муть.
Есть одна неизменная суть.
Словом ей не пристало назваться.
Потому что забыты слова
там, где в сердце она, словно в доме.
Очевидно, виной голова,
ум тревожный, весь в хламе и ломе.
Словно в стену я бью кулаком,
перестук заключённых в темнице.
Этот код нам до боли знаком.
Ты видна точкой в небе, как птица.
Промелькнули зима и весна
и кончается жаркое лето.
Осень близится. Жизнь не красна,
но последняя песня не спета.
Я привык к этой чуждой земле,
к странной жизни своей приучился.
Примесь крови в сгоревшей золе.
Свет холодный сквозь будни пролился.
Жарко, душно, но холоден свет.
Электричеством полнится солнце.
Рычаги равнодушные лет,
летаргия в кухонном оконце,
из которого пялюсь вовне,
оставаясь в астральном пространстве,
где сижу терпеливо на дне
в одиноком своём постоянстве.
Иногда достигают лучи.
Но не солнца в физическом мире,
а светила загробной ночи,
оживляя все тени в квартире.
Так, наверное, сходят с ума.
Если есть он в наличьи, конечно.
Гулко хлопает сердце-сума.
В нём лишь путь ускользающий млечный,
ну и код наш, а может сама
ты там замерла, как я в квартире
поздней ночью, уставив свой взгляд
в летаргический чёрный квадрат.
Где я? Кто я? Что делаю в мире?