НА СМЕРТЬ ПУШКИНА
Вот – родина вторая, что с начала,
как будто вторник, на меня стучала –
на телеграфе дивное письмо
лежит и дышит в мясо сургучом:
вот родины предел. Начни сначала –
земля твоя, что изнутри всё знала:
я был агент конечно же двойной
лежал межъязыковою войной –
и русский весь язык казался узким
заштопанным, как влажный перегной .
Вот родина – прекрасна в умиранье –
лежит внутри и нефтяной волной
подожжена, как спичкой, дирижаблем –
и небом, что горит передо мной
едва-едва – как Пушкин, в поле жабры
свои оставив февралю, бежит
на Родину, что первая, корягой
из речи чёрной, словно зверь, дрожит –
где мяса письмена из мягких лёгких,
где свет прошитый светом, в снег лежит
лицом своим – теперь невиноватым –
где всяк Харон по-русски, говорит.
(9-10/02/2017)