Старик отец:
Мой костяной каркас срастается
как панцирь рыцарский.
Того и гляди железом громыхнёшь.
Рёбра выгнулись, словно щит с девизом выцарапанным.
Нигде от старости не отдохнёшь.
Сын спятил, а жена кота гладит.
Молчание стен страхом нависло.
И страх чёрной тенью углы загадил.
А солнца закваска в квартире скисла.
Надо жить, так как все друг за друга держатся
и болезнь одолевают, чтоб не прерваться.
Между оконными стёклами ангелы нежатся.
Всего опасаюсь, хочу оставаться.
А почему хочу – точно не знаю.
Не быть – это наверное страшно.
Ангела спросишь, а он вздыхает.
А Бог молчит, далёкий и важный.
Спрошу вот жену: Скажи или вспомни -
зачем мы так долго живём на свете?
Старушка мать:
Помню какой-то пожар огромный.
Не мешай для сына жарить котлеты.
Видишь, мир как освещён разнообразно.
Нам тоже доставалась толика.
Подумаешь, какой нашёлся алмазный.
Последние дни ты пугливей кролика.
Кота погладь, животное чувство вбери
и послушай как он мяукнет.
У него глаза как зимой фонари,
когда снегопад на голову рухнет.
Гладь кота, чувствуй, что он живой,
и костеней без лишних вопросов.
Ты от старости сделался сам не свой.
Иди ко дну без маршей и SOSов.
Входит сын.
Старушка мать:
Сынок, я так рада видеть тебя,
но ты всегда раздражён, печален.
Сын:
Ты опять утешаешь меня, любя,
но печали сдвиг во мне изначален.
Ты родила урода с искалеченным чувством.
Точнее, это чувство родилось уродом.
Где не надо – густо, а где надо – пусто,
на потеху миру, при честном народе.
Ты не понимаешь, а я никогда не бываю один.
Со мной женщина, но тебе не заметна.
Я смешан из разноцветных глин.
А она прозрачна, легка и бесцветна.
Но она умеет говорить и ты её услышишь.
Она очень ласкова и любит сказки.
Прислушайся, она ещё слабо дышит.
Я бы пропал без её подсказки.
Мать:
Но она ведь совсем с осязаньем порвала
и прикоснуться к ней невозможно.
Отец:
Почему всё мне страшно, а времени мало
и вы так с ним спорите неосторожно?
Сын:
Подожди, послушай женщину, которая тиха
и которая ничего никогда не боялась.
Она, как тональность, разбивка стиха.
Слова пусть твои, ей и слов не досталось.
Голос прозрачной женщины:
Я любила лепить из пластилина игрушки,
только пластилина всегда не хватало
и получались калеки-зверушки.
Будь пластилин, всё бы счастьем сверкало.
А потом меня сделали прозрачной
и даже мой голос на просвет как ветер.
Голос ангела полдня:
А если потереть его бумагой наждачной?
Голос ангела полночи:
А если был он слишком и явно светел?
Голос ангела осени:
Я слушал тебя и дождями плакал, плакал.
Твой голос напоминал мне луч, поглощённый тучей.
Голос ангела зимы:
Теперь он звенит как льдинка и пахнет маком.
Теперь он кружится белый, лёгкий, летучий.
Отец:
О чём вы опять затеяли разговор?
Я глуховат, но не от этого вас не слышу.
Я чувствую ясно – за спинами нашими вор.
По чьей-то наводке на нас он вышел.
Он здесь крадёт, а вы вздыхаете нежно
и как улитки выставили мягкие рожки.
Смотрите, лето ведь, а за окном простор снежный
и в глубоком снегу уже протоптали дорожки.
Голос прозрачной женщины:
Я пойду, так как молчание всего важней.
Когда захотите, можете меня окликнуть.
Не бойтесь ночи, в ней много цветных огней.
Не бойтесь дня, не бойтесь в прозрачность вникнуть.