У оврага
Замёрз, обнищал и в сугробе оглох
февральский потрёпанный чертополох.
Овражное семя, разбойный цветок,
колючей, кусачей материи клок.
Набил снеговей буерака мошну.
Чешуйчатый шарик в руке разомну –
заначка для бедных, кормилец-будяк
щепоткою зерни одарит за так.
Лиловую шапку за лето пропил,
но помнятся гулы малиновых жил,
но зимней морзянкою птичьих кивков
растроганы шишки усохших цветков.
И брат свиристеля, и сторож чижа,
за деревом чёрным замру, не дыша. –
Вернётся ли щеголеватая рать
морозное цепкое семя клевать?
Перед капелью
Снежная укатана дорога,
солнечный кончается февраль.
Света много - словно жизни много...
Водопадным мартом пахнет даль.
Винною, зелёно-голубою
тенью трав из-под снегов сквозит.
Охмелевшей, дикою ноздрёю
бражник-лес мохнато шевелит.
И небесно-светлым глазом Пана
выпукло косит февральский мир.
Радужно-улыбчивая гамма.
Звонко-переливчатый клавир.