Началось это лет пятнадцать назад, с седьмого съезда писателей СССР, когда на трибуну поднялась ленинградская поэтесса Майя Борисова и начала кого-то яростно обличать. Я прислушался, оказалось – меня:
– Это – позор!.. Старшинов написал и напечатал издевательские стихи, в которых продолжает травлю Бориса Пастернака. С этим нельзя мириться! Вот они, эти позорные стихи с бессовестными намёками на присуждение поэту Нобелевской премии:
Один поэт из наших классиков
На переделкинском пруду
Всю жизнь ловил одних карасиков
На иноземную уду.
Хоть жизнь он вёл довольно светскую,
Но послабей писал, чем Блок.
И правда, на уду на шведскую
Он карпа выудить не смог…
Слова «иноземную» и «шведскую» она особо выделила, подчеркнула.
Тогда мне и вспомнилась история написания этих стихов…
Проживали мы с поэтом Владимиром Костровым в Доме творчества в Малеевке и ловили в местном пруду карасей. Попадались нам и довольно крупные. И окуни приличные тоже иногда ловились. И даже карпы. Хотя у нас были самодельные ореховые удилища и самые примитивные рыболовные снасти.
А по соседству с нами ловил карасей Юрий Смирнов. У него и удилища были шведские, и леска японская, и поплавки чешские да итальянские. Полный интернационал. А карась ему попадался самый мелкий.
Вот он и попросил как-то:
– Ребята, дайте мне своих карасей, которые покрупнее, да и карпов. Я их закопчу и потом вас угощу. А коптильня у меня немецкая…
Раза два мы отдавали их ему. Но ни вяленых, ни копчёных ни разу не попробовали. Смирнов объяснил это тем, что вот, мол, жена к нему неожиданно приехала и увезла рыбу в Москву, а потом неожиданно гости нагрянули, пришлось угощать их…
Вот я и решил пошутить над ним, как над слабым рыболовом, которому не помогают и зарубежные снасти. И написал эти стихи.
Карасиков в них я отразил достаточно точно, иноземные снасти – тоже. А вот малеевский пруд никак не входил в размер строки, и я заменил его на переделкинский, поскольку принципиального значения это не имело – Дома творчества находились и там, и там.
Но оказалось, что всё это не так-то просто…
Стихи эти Борисова с помощью своей разгорячённой фантазии отнесла к Пастернаку, проживающему в Переделкине, а шведскую уду к присуждённой ему Нобелевской премии…
Впрочем, об этом налёте её я вскоре забыл: мало ли что взбредёт в голову темпераментной поэтессе. Я за неё не могу и не хочу отвечать. Я даже попытался объяснить ей историю возникновения этого стихотворения и думал, что на этом можно поставить точку.
Но не тут-то было…
Приехал из Ниды Владимир Костров, позвонил мне и говорит:
– Я был на Куршском заливе, ловил рыбу в одной лодке с кинорежиссёром Эльдаром Рязановым. Стал ему рассказывать, как мы с тобой рыбачили, а он как набросился на тебя:
– Это тот самый Старшинов, который травил Бориса Пастернака?! Позор ему. Такие вещи нельзя прощать!..
И пошла писать губерния…
Хотел я позвонить Рязанову, объяснить – что к чему. А потом подумал: а в честь чего я должен вроде бы извиняться, объясняться, оправдываться? Со всеми не наздравствуешься…
Так и хожу непрощённый…
А эта версия о моём глумлении над Пастернаком оказалась очень живучей, уже много лет выплывает она опять и опять.
Вот совсем недавно после моего выступления на заседании комиссии по приёму в Союз писателей, когда я возражал против приёма в его члены очень слабенького стихотворца и маститого прохиндея Виктора Широкова, мне снова припомнили историю с «травлей» Пастернака. На этот раз одёрнул меня критик В.Новиков:
– Вот вы, Николай Константинович, в своё время травили Пастернака, а теперь Виктора Широкова…
И опять же напомнил о том злосчастном стихотворении. Да ещё бесцеремонно объединил необъединимое: на одну доску поставил замечательного поэта и беспомощного стихоплёта, честного человека и отпетого прохиндея.
Так и катится за мной среди определённых поэтов, критиков и даже кинематографистов чёрная слава как о человеке, который только и занимается тем, что травит Пастернака…
А стихи эти я продолжаю в своих книгах и буду перепечатывать, потому что не считаю их плохими. И всё травлю и травлю очень уважаемого мной Бориса Леонидовича…