И уныло брёл за ней Иосиф.
Убежавший славы Божий отчим.
А.Галич
Сезону дождей приходит на смену сухое лето
и жизнь протекает ровно – работа, семья, молитвы.
Давно на мечты пустые судьба наложила вето,
давно не светит богатство и мысли о нём забыты.
Осталось потеть во славу куска насущного хлеба,
кормить жену молодую с испуганными глазами,
дивиться странным капризам, влетевшего птицей, неба,
вздыхать с затаённым страхом и пожимать плечами.
Растить бы детей и внуков и в книгах искать ответы
на всю чехарду с царями, властями и прочей дурью.
Не знать, не помнить гонений, не видеть в глаза кометы,
что на хвосте примчала беду пополам с лазурью.
Трёх мудрецов великих втащила к ним в хлев убогий,
а он даже взмок от страха, что тайну их разболтают.
Смотрел, как они пригнулись и замерли у порога,
и размышлял печально, что так гостей не встречают.
С тех пор на душе смятенье, с тех пор не идёт работа.
Бывало, опустит руки, следит за влетевшей мухой,
как-будто жужжит и ноет у самых у глаз забота.
В душе темно и тревожно, во рту горячо и сухо.
А что такое случилось, осмыслить не удаётся.
Иль кто ещё поселился из братьи небесной в доме?
Из тех, что не знает меры, кривляется и смеётся
и гнёзда свивает птичьи у каторжных дней в разломе.
Молчит он, жене ни звука, жалеет ее безмерно.
А почему жалеет и сам объяснить не может.
Иной раз вздохнет украдкой, глядит по-собачьи верно
и кроме бесед житейских ничем её не тревожит.
Кончается тем, однако, что сердце болит всё чаще.
Уже и работать трудно и, видно, не за горами
посланец теней угрюмый из той заповедной чащи,
что оплетает мёртвых присосками и корнями.
Не жалко, что смерть приходит, а жалко, что нет отгадки –
зачем в отрешенной сини добро не находит спроса?
И отчего на добрых одежд обветшавших складки,
у кротких на лбу морщины изогнуты в знак вопроса?
И как защитить он может недужной и смертной плотью
испуганную Марию, жену свою молодую?
И что напоследок крикнуть, застывши на повороте
свечой почти догоревшей, вот-вот сквозняком задует?
Такие дела творятся. Любимые плачут жены
и ангелы замирают в углах полутёмной спальни.
И мрак игриво трепещет за окнами, отражённый
холмов лесистых боками и всей перспективой дальней.