Загадочны волшебные и дикие сады.
Напоены в них кущи ароматом.
Днём птицы там поют на разные лады
И солнца луч играет в листьях до заката.
В лощине там поток из синих вод струится,
Он меж камней и скал дорогу пробивает.
Со страшным рёвом дальше, дальше мчится,
Весь в пене, завихрясь куда-то пропадает.
Идёт по каменистым склонам вереницей
Зверьё, друг друга не боясь, на водопой.
Расправив крылья, красочные птицы
В тех сказочных садах летают над землёй.
С утра до вечера там тихо и спокойно.
Не слышно голосов, дерущихся зверей -
Ведут себя все мирно и пристойно,
Не видно злобы иль каких других страстей.
Но только солнышко опустится к закату,
Как только на деревья тень ночная упадёт,
Как будто кистью чёрной проведут по саду,
Тут сразу кто-то завопит, а кто заревёт…
Скрипя, стеная, там качаются лианы.
И душный мрак вдруг сразу наступил!
Гудят и плачут в зарослях органы…
Шквал ветра налетел и листья закружил…
Сменился аромат цветов на запах гнили,
И тонкий лунный луч добавил жути сил!
Нарушив тишину, вдруг где-то завопили,
То вышел на охоту ушастый ногокрыл!!!
Вдруг тишина… и тут выходят твари,
Их описать нет слов, и ужас вмиг пронзил!
Вдруг треск ветвей и жуткий запах гари,
То выскочил из чащи огромный огнедрыл.
Не видела друзья я твари хуже, гаже -
На низких ножках, тело как бревно.
Цепляется за всё и чем-то гадким мажет,
И сразу на деревьях начинает тлеть оно…
Из чащи показалась лобастая гаркуля,
Огромным жирным телом оставляя след.
Вся в бородавках, тело в форме пули,
Из глаз её, как лампочек, струится белый свет.
На дереве затявкал тощий лысый дронник,
Свой клюв зубастый уж для жертвы заточил.
Он жадный и безжалостный охотник,
С ним рядом примостился сизый клюворыл.
Вот проскакала на одной ноге трещотка -
На крыльях пёрышки как будто бы ножи,
Всё тело в шерсти иль пера ошмётках.
Ах, лучше спрячься ты от них и там сиди, дрожи…
Хмельные светлячки, отведав ягод пьяных,
На тёмную поляну все вместе собрались.
Их мёртвый свет какой-то жутко-странный,
Подальше ты от них мой милый друг держись.
Виверровый зверь, видно очень злобный,
Под старым абрикосом кобру задушил!
Ведь не нуждался в ней, был вовсе не голодный,
А просто по привычке своей зло он совершил.
Та кобра была самой старой в кущах,
Порой суды над ссорами вела.
Заботилась о том, чтобы в звериных душах
Хоть капля доброты иль совести была.
И сотворив то жуткое и страшное деяние,
Скорее труп змеи в нору чужую утащил.
Чтобы сказать, солгать в своё всем оправдание,
Что кобру-мать не он так подло задушил.
Теперь живите твари, развлекайтесь, -
Подумал зверь, - да, кобру я убил, -
Меня виверрового все остерегайтесь,
Я под прицелом глаз её повсюду был.
На дереве сидит пурпурная певица,
Чей сладкий голос путника манит.
Внизу за деревом таится змеельвица,
От нетерпения и голода дрожит.
И горе путнику, кто в этот сад явился,
Когда рассвет и утро далеко!
Душою с телом здесь он разделился -
Остаться целым в кущах, явно нелегко.
Иссякла ночь и свежестью пахнуло!
Пурпурная закончила уж петь!
До ночи вглубь садов, как прежде, упорхнула,
Чтоб песней на прохожих вновь раскинуть сеть.
Так борются в природе ароматы с прелью,
Гармония и страсти в мире том кипят!
Там страшный рёв сменяется вдруг трелью.
Я вряд ли захочу пойти туда гулять!