Гнула обруч из ивы плакучей, суровой ниткой с заклинанием древним скрепляла концы лозы. Ни на исповеди не выведать, ни под пыткой, что за тайна пылала в груди ее, жгла язык. По ночам пряла серую шерсть, не простую - с волка (недолетка, что с виду и грозен, да не могуч), лопоухое детство оставившего вот только на цветочном пригорке, впитавшем медовый луч.
Сеть на славу сплела - не паучьи, поди, тенёта, молодого ворона кровью вспоила с рук - и, семь перьев похитив, закончила в срок работу.
И повесила - как натянула лук.
Только сон на ловца не бежит - как первопроходец, торных троп избегает, течет себе стороной. Приручившая волка и ворона, плачь в колодец - сердце эхом и горечью травишь себе одной.
Сон диковинной рыбиной ходит у дна, блистая. Ей, не знающей броду, нет ходу к нему на дно. Улетит ее ворон, и волк возвратится в стаю, и всё будет как быть должно. Гибкий обруч рассохнется, пылью развеет перья, сеть истлеет - как зерна в колосе - в колесе.
Чудо ждет тебя, как и ее, за любою дверью.
Ты откроешь из них не все.
5 февраля 2017