Меня нельзя водить на спектакли или в театр – у меня слишком подвижная психика, и еще я не умею себя вести в общественном месте. Это так дядя Леша сказал. Он обычно правильно говорит – но тут я с ним не согласна… Вообще, в поселке театра нет – есть дворец Некрасова. Туда собираются все шахтеры с семьями на большие праздники. Меня на праздники не берут – я еще маленькая. Я хожу в Некрасова с бабушкой днем по понедельникам – когда во дворце никого нет. Моя бабушка – учительница, и не просто учительница – а заслуженная учительница. Она очень строгая, но когда она говорит – что возьмет меня с собой в Некрасова – я понимаю – вот он, светлый миг, вот она – радость…
Дворец весь серого цвета, перед ним площадь и фонтан. Между высокими выступами и колоннами стоят скульптуры шахтеров и женщин с охапками колосьев. Я никогда не была в настоящих дворцах, но если судить по картинкам в книжках сказок и по фильмам – именно так дворцы и должны выглядеть. Ах, как мне там нравится! Я сразу верю в то, что когда вырасту – стану настоящей принцессой. Вот так я буду придерживать свое бальное платье, поднимаясь по широким мраморным ступеням, вот так я буду приседать и кланяться, приветствуя кавалеров, вот так буду обмахиваться веером…
- Галя, не вертись! Дай мне руку… Идем!
Кроме огромных лестниц, зала для танцев, паркетного пола и высоких потолков с люстрами в Некрасова есть два святых места, два заколдованных царства – библиотека и актовый зал. Если существуют на земле райские сады – они – ничто, по сравнению с этими святилищами. В библиотеке я люблю все – полки с книгами, портреты неизвестных мне людей в толстых золотых рамах на стенах, узкие длинные коробочки с маленькими карточками – на них записаны фамилии читателей. Меня уводят в книгофонд и оставляют перед полками с детскими книгами. Мне разрешено выбрать три книги. Читаю я еще плохо – но буквы знаю, а главное – очень люблю рассматривать картинки. В хорошей книге можно прекрасно понять содержание и по картинкам… Пока бабушка с тетенькой библиотекарем обсуждают важные поселковые вопросы – я ныряю в царство страниц… Выбрать три книги всегда сложно – их выбирается пять или больше – и потом я ставлюсь перед жестоким выбором. Спасает только сказочное « возьмем в следующий раз», « я вам их отложу»…
По дороге из библиотеки надо вовремя притормозить перед дверью в зал:
– Можно, ну пожалуйста, ну немножечко – я только загляну - и обратно. Я не буду по залу бегать, честное слово! - я просачиваюсь в высокую дверь , отгибаю толстую бархатную штору и… Оказываюсь в огромном, полутемном, густом пространстве, заставленном рядами красных бархатных кресел. Я медленно, едва дыша, иду по ряду между креслами, слегка прикасаясь кончиками пальцев к толстому, пыльному и теплому бархату сидений, тихонько отгибаю и обратно сгибаю их. Я спускаюсь вниз и… подхожу к сцене. Она – высоко надо мной раскидывает полукруглую авансцену, а если подняться по маленьким боковым ступенькам – то там внизу – провал – оркестровая яма, а дальше – кулисы – то место, куда ходить нельзя. Но так хочется… За кулисами есть что-то… Что-то…
- Галя! Немедленно иди сюда! - громкий шепот бабушки выводит из оцепенения и я , задохнувшись от почти прикосновения к чему-то невозможному, от понимания того, что я была рядом с гранью, рядом с границей, рядом с чем-то невероятным – была близко – но… Нет, нельзя, правда – нельзя…
- Я больше тебя никогда с собой в Некрасова не возьму! Слазь со ступенек! Дай руку…
На самом деле, бабушка не всегда меня понимает. Она не верит, что в коробке с красками живет волшебная утка – толстая, смешная, с белой шеей и зелеными крыльями. Утка крякает и переваливается с боку на бок. А если она случайно встанет лапой в краску – то на белом листе останется ее след… как от прижатой к листу кисточки. Топ -топ, шлеп-шлеп, это утка прошла через листок бумаги.
-Галя, рисуй нормально, что ты кисточкой в листок тыкаешь? Бумагу зря изводишь…
-Бабушка, это не я! Это утка лапы в краске замочила и по листу бегает – следит!
-Какая утка?
- Ну, вот же она – вот, разве ты ее не видишь?
Бабушка утку не видит. А на замороженном окне – живет целое королевство снежных и ледовых эльфов. Это их домики прячутся в узорах, там у них целый город, и множество историй случается в этом городе. Днем, когда тихо, они выходят из своих домиков, спрыгивают на подоконник – и рассказывают мне новости. Ох, у них столько всякого происходит…
- Галя, отойди от окна, тебя опять продует – заболеешь…
Если я буду себя хорошо вести – то меня возьмут с собой в Некрасова на спектакль. Я ни разу не была на спектаклях. Про спектакль мы вечером у деда выясним. Я забираюсь на колени к деду и выясняю – спектакль оперный, это когда на сцене люди будут петь, играть и танцевать. Я тоже очень люблю петь, играть и танцевать. Особенно хорошо у меня получается петь с дедом хором «Мы красные кавалеристы и про нас…». А можно, я сама на сцене что-нибудь спою или станцую… Нет, на спектаклях поют и танцуют артисты, а зрители смотрят. А чем зритель в принципе отличается от артиста… Ну, на артиста надо учиться специально, и вообще, талант иметь… А что такое талант? А у меня он есть? А где учиться? А долго? То есть, зритель и артист - в принципе – ну, по очень большому счету, ничем не отличаются… Артист может стать зрителем, а зритель артистом? И вообще – маленькие, когда вырастут, становятся большими, гусеница становится бабочкой, видимый лед тает и становится – невидимым. А невидимое - может стать видимым? Последний вопрос как-то очень озадачивает деда. Он, по-моему, сам не до конца на него ответил для себя. Дед играет на баяне, да как играет! Эх! И поет – так наверно, не всякий оперный певец умеет… А еще, я однажды слышала, как в сарае дед ругался с Шайтаном – он ему кричал – у, нечистый! Я знаю, что Шайтан – это такой татарский черт, и так же, как мою волшебную утку, эльфов с окна и прочих невидимых существ его увидеть нельзя. А раз нельзя – значит, его нет. Но ведь он есть. Иначе, с кем бы ругался дед в пустом сарае? А то, что в сарае живет кто-то не очень добродушный – я знаю наверняка и одна в сарай не хожу. Он еще там шуршит, мусор с потолка сыплет и кидается щепками – больно, между прочим...
...Терплю – одевают и причесывают, мы собираемся на спектакль. Закусываю губу и держу слезы в глазах, все равно ведь, пока бабушка не причешет так, как надо – никто никуда не пойдет. Ооо. Еще бант… Ооо…
В Некрасова много народу. Дед берет меня на руки, и мы поднимаемся в ложу. Здесь кроме кресел есть еще шторы и широкий бархатный подлокотник. Мне объясняют, что спектакль будет идти долго – будет два антракта – перерыва. Опера называется «Чио Чио Сан» - это значит - бабочка, это про Японию. Мне еще что-то пытаются рассказать – но вокруг столько всего происходит, что я уже не слушаю. Я смотрю во все глаза. На сцене – яркий занавес, в оркестровой яме – музыканты с трубами, в зале – множество народа. Все шумит, звучит, живет… Гаснет свет. Начинает играть музыка. С первых нот я понимаю, что это будет очень грустная история. В музыке всегда понятно – грустная она или веселая. Поднимается занавес. Я почти не дышу. Если бы дед не держал меня крепко - я бы вывалилась, наверное, из ложи. Я вся – смотрю и слушаю. И все прекрасно понимаю. Ах, какой красавчик англичанин! Ах, как он мне понравился сначала… Но потом все усложнилось – и Чио Чио Сан его любит, и он ее любит, но зачем тогда надо ехать обратно в Англию, и - там жена… Нет, я маленькая конечно, но понимаю – если ты любишь – значит, вы – вместе. А если нет – значит, вы - не вместе. … Я не помню ни буфета, ни того, чем меня пытались накормить. Скорее обратно в зал. Чио Чио Сан страдала, англичанин собирался в Европу. Когда стало ясно, что ситуация запуталась до предела – я стала рваться на сцену. Я шептала деду на ухо – что так нельзя, что я сейчас поднимусь на сцену сама и объясню англичанину – что нельзя уезжать, что нельзя оставлять Чио Чио Сан. Дед держал меня и шептал в ухо – что зритель вмешиваться в спектакль не может, что они сами там должны разобраться. А я знала – что не разберутся. Я чувствовала. Мне было невероятно жаль Чио Чио Сан – а еще я рассердилась на нее – ну как можно быть такой слабой? Как можно столько петь и плакать? Нет, все-таки англичанин – трус и подлец. А когда она умирала – я разрыдалась изо всех сил. Дед вывел меня в фойе, стал объяснять – что это спектакль, что на самом деле она не умерла, что вообще это – актриса. А я не могла успокоиться – я плакала... Меня утешали бабушка и знакомые, повели умываться, бабушка даже отругала меня. Что толку, разве можно сравнить бабушкины выговоры с тем – что Чио Чио Сан умерла… На завтра я заболела.
***
Мама причесывает совсем не так, как бабушка – она не любит банты и всегда делает мне волосы на пробор, а потом закалывает их невидимкой. Без банта, конечно, лучше, но невидимка – тоже не сахар. Еще мама очень любит вязаные платьица и безрукавки – она их называет «гуцулками». Мама молодая, веселая и шумная. Она работает в Политехе. А сегодня мы идем в Политех на елку. Я уже большая и знаю, что елка – это новогодний спектакль. Я знаю, что мне нельзя бегать, кричать и надо будет рассказать выученное стихотворение Деду Морозу – тогда мне дадут подарок. Вообще, по поводу Деда Мороза и всего прочего в моей душе нарастает масса сомнений. После переезда из поселка в Пермь мой маленький невидимый мир пошатнулся, вера в то – что сильнее: добро или зло, кто в этом мире существует, а кто нет – заколебалась. Утка не вылазит из банки с красками, из морозных узоров не выбегают эльфы. Да никто, собственно говоря, не подтвердил мне, что существует настоящий Дед Мороз. Так, артист, который выучился, у которого есть талант, он переоделся в костюм – и это всего лишь спектакль…
Правда, при входе в зал, я все же испытываю некоторое беспокойство. Кресла в Политехе попроще – какие-то шерстяные, и цвет у них серый, и сцена пониже, и оркестровой ямы нет. Но кулисы блестят серебром, и боковые ступеньки ведут на сцену – словно мостик надежды в мир, который невидим, но он все-таки есть, и в нем много всего разного – но добро должно побеждать… Мы садимся где-то в середине зала, я сижу на кресле сама – я уже большая, а мама сидит рядом. Гаснет свет, музыка играет откуда-то с боков, непонятная какая- то: то веселая, то грустная. Это новогодняя история про Снегурочку. Про то, как звери в лесу ждали Деда Мороза, а злые злюки решили им помешать и все запутали. Как злюки стали обманывать Деда Мороза… Тут я снова начала переживать и нервничать. Какие-то мужики нынче пошли … недогадистые. А если Дед Мороз, так же как англичанин, вместо того, чтобы найти Снегурочку и вместе с ней встретить Новый год, тоже струсит, или заблудится и потеряется, или уйдет ни туда. Чем дальше шел спектакль, тем сильнее я верила в истинность этой истории, тем сильнее хотела помочь Снегурочке и Деду Морозу. Я ерзала на сидении, я пыталась встать и что-нибудь крикнуть. И тут я поняла великую разницу между русской и японской женщинами. Плакать и умирать Снегурочка не стала. Во-первых - она собрала верных ей зверей, а во-вторых - о! – она обратилась в зал, к нам, к детям, к зрителям… Боже! У меня словно крылья за спиной выросли! Я так старательно кричала, топала ногами, хлопала в ладоши и подсказывала - что, с моей помощью, конечно, Снегурочка справилась со всеми кознями. А Дед Мороз оказался не таким уж старым, глухим и глупым, каким показался мне в начале. Он разобрался – что к чему и принял вполне правильное решение: он – со Снегурочкой и надо встретить Новый год! И когда, в финале, вдвоем, в окружении верных зверей они вышли к краю сцены и запели песню – я была по-настоящему счастлива! Но больше всего я была благодарна Снегурочке - мало того, что она осталась жива и здорова, мало того, что она добралась до своего Деда Мороза и осталась с ним – так она еще и поблагодарила нас, детей, меня – за помощь! Потрясающая девушка! Настоящая волшебница! А когда она сказала – что сейчас мы все вместе пойдем в фойе к большой елке и там станем петь и танцевать … Я просто не поверила своим ушам. Она перешагнула волшебную линию кулис и спустилась по боковым ступенькам в зал. Дед Мороз и звери шли за ней. Я ни на секунду не теряла ее из виду. В фойе все встали в хоровод и взялись за руки. Я очень хотела подойти к Снегурочке и сказать ей, что она – молодец, но она попросила всех детей встать в круг. Я решила – всех, так всех, и послушно взяла за руки каких-то малышей. А потом мы пели, и танцевали, и играли. Мир вновь начал потихоньку наполняться невидимыми существами – я увидела свою утку, пляшущую под елкой у мешка с подарками, я увидела как летают средь веток и гирлянд снежные эльфы… Потолок ушел вверх и темное зимнее небо засияло одновременно звездами и солнцем, вынырнул шоколадный гном-сладкоежка и стал заранее торговаться на три вафельные конфеты – из будущего подарка. Гному пришлось объяснить, что подарок еще не получен – и он ушел бессовестно выпрашивать карамель у малышей. А потом надо было рассказать стих – Деду Морозу или Снегурочке – конечно, я побежала к Снегурочке – но возле нее образовалась такая толпа из малявок, что мама взяла меня за руку и повела к Деду Морозу. Я помнила - стих надо было рассказать четко, ясно, громко. Когда дошла очередь, и я встала перед Дедом Морозом, я слегка смутилась. Народу было много, сказать ему все, что я хотела сказать – явно не было времени. И я стала читать стих. Я читала его со всей силой голоса на какую только была способна, у меня горели щеки, стояли слезы в глазах. Я хотела сказать этим стихом Деду Морозу только одно – ты молодец, что не бросил свою Снегурочку! Ты – не предатель, и не трус, а это – главное! Он понял – он, конечно ж, понял меня, я сказала – спасибо тебе! Он сказал – это тебе спасибо – и вручил мне подарок…
А потом все стали прощаться. Я никак не могла понять, что все уже закончилось. Я еще видела летающих в ветках елки эльфов, еще звучала в моих ушах музыка, еще светили на меня с заснеженного зимнего неба одновременно солнце и звезды – а мама, крепко взяв меня за руку, уже вела по бетонным гулким коридорам на кафедру – пить чай… На кафедре толстые политеховские тети накрывали стол с чаем и пирожными. Их приличные дети послушно сидели на стульях, не совсем зная, что делать. Меня зачем-то поставили на табуретку, и мама попросила меня еще раз прочитать стих – так как я только что читала Деду Морозу – с горящими щеками, со всей силой звенящего голоса… Я не поняла. Зачем? Для кого? Для политеховских тетенек… Сказка медленно начала осыпаться, словно высохшие иголки. Музыка замолкла в моих ушах, зимнее небо исчезло, и появился беленый потолок с люминесцентными лампами. Нет, это не праздник закончился, это раскалывался на видимое и невидимое мой единый мир. Мама настойчиво просила почитать стих – громко, красиво, с сияющими глазами… Я покачнулась на табуретке, тоска залила бесконечным одиночеством мою душу, свет померк. Я разрыдалась… На утро у меня поднялась температура, вызвали врача. И еще долго в щели за кроватью лежали три шоколадные конфеты – обещанные тогда гному. Не помню уже – куда они потом делись. Может, и прав дядя Леша - меня нельзя водить на спектакли…
***
Егор всегда страдает такими косяками – всегда в последний момент у него горит какой-нибудь заказ.
-Галина Владиславовна, спасите – помогите, у вас на Новогоднюю ночь Снегурочка есть?
-Это ничего, что сегодня тридцатое декабря и все Снегурочки распроданы подчистую… Даже студентки и волонтеры.
-Ну, пожалуйста…
- Дак правда – никого нет. Я и звонить – и искать никого не буду.
- А вы?
- Я??? Мне – 43 года, я вешу 70 кг и последний раз я выходила Снегурочкой… лет восемь назад… Давайте не будем народ смешить – не колхоз все-таки!
-Ооо! Галина Владиславовна! С вашим-то опытом! А Янине Жеймо, когда она в «Золушке» снималась, было… - это удар ниже пояса… -Там ресторан – Каза Мия, им всего лишь аниматор нужен – нянька, чтоб кто то с детьми повозился, пока папы-мамы пьют. У них программа с 22, а аниматора надо к 23 – они уже там напьются все, вас никто и не разглядит. А в 2 приедет Дед Мороз, поздравите всех и – свободны.
Мой старый костюм Снегурочки все еще висит в шкафу. На девчонок 42 размера он велик, а выкинуть – рука не поднимается, шили по старым выкройкам, так и стираю его перед каждым Новым годом. Причесываю, глажу и обратно убираю в шкаф. Заплюют меня в этой Каза Мии – современная ресторация, крутая публика… Долго причесываю косы, отглаживаю шапочку. Достаю ручку и листок бумаги. Нет ресторана, нет пап и мам, нет взрослой программы с ведущей и тостами. Есть только дети. Дети и я. Я – Снегурочка. Не надо смотреть в зеркало. Не надо ничего анализировать. Надо закрыть глаза и вспомнить… Почувствовать.. Ощутить… И написать все игры, песенки, считалки и загадки - какие только я знаю.
Когда я впадываю в служебный вход ресторана, крутая молодая и стильная ведущая долго и с ужасом смотрит на меня.
- Вы… Снегурочка??
-Да. А что – на Деда Мороза похожа?
-…
Сейчас она уйдет звонить Егору и истерично орать в трубку «Вы кого нам прислали?». Ну да Бог с ней. Я иду переодеваться. В узком туалете натягиваю трес, белые колготы, сапожки, подкалываю косы, шапочку. Когда надеваю шубку, вдруг чувствую, что мне невероятно легко, словно я похудела килограмм на двадцать и помолодела лет на десять. Заглядываю в зеркало и вижу молодую девушку с двумя толстыми – в стиле 50-х годов косами и озорным взглядом. У меня в голове легенда – мы идем в страну Деда Мороза и три часа игр.
Я выхожу в зал тихонько и осторожно, двигаюсь мягко вокруг столиков, машу рукой, читаю стихи. А вы отправитесь со мной в путешествие? … Нет ни сцены, ни звука, ни партнера – ничего, я – и дети. Или они поверят – или нет. Первым выходит мальчик лет шести, розовощекий блондин:
- А куда ты отправляешься?
- Я отправляюсь в Новогоднюю страну …
Еще трое подбегают из-за соседних столиков: – И мы с вами!
Команда набрана. Раз, два, три – свое имя назови!
Она боится подойти одна – она тянет с собой за руку папу – маленькая, лет пяти брюнеточка в шелковом розовом платье. Мы играем. Она - то залазит к папе на руки, то просит опустить ее на пол, то подбегает к нам и пытается включиться в игру, то вдруг отбегает обратно. Наконец, осторожно подходит ко мне и прикасается ладошкой к меху на шубке.
- А тебя можно погладить?
- Можно.
- А что ты там про Деда Мороза говорила, что-то я не поняла, когда он придет…
Я приседаю и снова рассказываю легенду.
- Ну, ладно. Хорошо. Тогда – куда мы едем дальше?
Три часа без перерыва я играю, пою и танцую. Крутая ведущая несколько раз предлагает мне что-нибудь поесть или выпить. Но Снегурочки пьют только воду, очаровательно улыбаются – и снова уходят к детям. Когда я предупреждаю – что заканчиваю, она начинает суетиться.
– Может быть, вы останетесь еще, вы – просто великолепный аниматор, я такого вообще никогда не видела…
Но дело не во мне. Все дело – в Снегурочке. А она должна уйти.
Но сначала – встретить Деда Мороза.
- Ну-ка дружно, ну-ка хором – Дед Мороз! - Снегурочка так обрадовалась дедушке – что он и сам расчувствовался!
- А теперь, друзья, все вместе вспомним елочкину песню!..
Розовый бутон с карими глазами обхватывает ноги Снегурочки, гладит мех шубки, тычется раскрасневшимся лицом в ладони:
- Знаешь, а у меня Феи Винкс в коробке прокрутили дырочку, чтоб кормить своих крылатых пони. А пони через дырочку дотянутся?
- Конечно, дотянутся, ну если что – скажи Феям – пусть сделают ее чуть пошире.
- А ты к нам еще придешь?
- Конечно, мы с дедушкой обязательно к вам придем через год. А ты пока не забывай кормить пони. Договорились?
Нам пора. В туалете я мокрой рукой сдираю шапочку и косы с моих – и вправду уже посеребренных - волос. Какая-то мамаша неожиданно заскакивает в дверь – изумленно смотрит на меня
- А… Это вы – наша Снегурочка?
- Нет. Они уже ушли с Дедом Морозом.
А я… Я умываюсь, переодеваюсь и складываю костюм. Похоже, это, все-таки, моя Последняя Снегурочка.
октябрь 2012г.