Часики-ходики

Ганебных
 

               
      Моя бабушка, стоя в  углу, привычно молилась. Случался иной раз у нее приступ особого усердия,  тогда она  становилась на колени и клала поклоны, ударяя лбом о пол. Обычное утро.  Я понимал, что  делала  это она больше по привычке, ведь я-то  понимал, что бабушка у меня безгрешная. И впрямь, какие  грехи у дряхлой старушки?   
      Вверху, у самого потолка висела икона.  В святом  углу жил бог,  которого следовало бояться. Мне нужно было  высоко задирать  голову, чтобы рассмотреть картинку на досочке, мужчину в годах, молитвенно поднявшего руку.

     Тогда, в  детстве  у меня о боге было свое представление. Икона  крепилась в углу так, что за нею было темное место, в которое  даже страшно  заглядывать. Однажды  я там увидел  паутину  и рассмотрел большого черного паука. Я сразу понял, что это и был бог. Вот его  я страшно боялся. Пожалуй, я и теперь пауков сильно недолюбливаю. Помню, как однажды этот самый бог спустился по стене вниз, страшно перепугав меня. Я побоялся об этом даже кому-то  сказать. Он бежал,  и я с ужасом выскочил во двор, кинулся к собачьей будке  и  прижал к себе лохматую дворовую собачонку Шарика…  С трудом успокоился, пошел в дом и большой палкой, взятой во дворе, соскоблил всю паутину, скопившуюся за доской. Паук  не вернулся, жить ему стало негде.

     Было утро.  Окончив молитву, бабка привычно перекрестила окна, а затем меня. Это оберегало меня от нечистой силы. Кусочек святости неведомым путем переходил и  на меня.  Бабушка меня любила, но держала в строгости. Нечистая сила могла  возникнуть рядом  в любое время, днем и вечером, причем совсем неожиданно,  заставляя делать всякие глупости: попрыгать на кровати, стащить комочек сахара из шкафа на кухне или убежать в лес, в ложок за горой. Встреча с нечистой силой могла запросто  окончиться  серьезной поркой, веник у бабушки был всегда начеку.

    Обезопасив меня от несчастий, бабушка сказала: - Сиди дома сегодня один. Никуда не убегай. Я пойду к Бакулиным. Им помочь надо. Поздно приду. Тарелка на столе, ешь. Пустую на столе не оставляй.
    Ничего себе, не оставляй. А вдруг  в нее из-за иконы бог заберется?  Тарелку мне надо будет опустить в тазик с водой, стоящий на залавке. Мыть посуду меня не заставляли, теплой воды под рукой не было. Залавок у нас был крепкий, крашеный, с двумя выдвижными ящиками и  дверцами, за ними мы держали снедь, а также  хранилась  посуда.
      Снедь  – это банка с пшеном, в полотняном мешочке манка, бутылка подсолнечного масла с промасленной бумажной пробкой, хлеб и макароны. Щи стояли на загнетке. Холодного погреба у нас не было. Особый интерес представляло местечко, где хранился сахар. Но мне было строго-настрого приказано  сахара не трогать.
    День, о котором я рассказываю, не был удачным. Потому что я успел натворить  несколько дел.  Пролил полстакана молока, а оно было покупное.   Порвал штаны, зацепившись за какой-то невидимый  сучок на скамейке.  И самое главное дело было связано с  часами-ходиками.
      У всех в деревне на  главной стене висели часы, которые тикали днем и ночью. Маятник равномерно качался, провожая секунды одну за другой. Часы были для меня вещь не слишком нужная. Я  в вечерней тиши легко засыпал под стук маятника. В тишине этот звук действовал убаюкивающе. И каждый раз меня преследовала мысль, почему часы шли, не останавливаясь. Мне хотелось отыскать причину,  она была скрыта от глаз, я не мог объяснить себе такого странного их поведения. Я еще не понимал их назначения, для  меня  два часа дня ничем не отличались от четырех.  Почему, продолжая вслушиваться, я вдруг переставал слышать удары? Удивительная вещь, эти ходики.
       Мир был  сказочным и прекрасным.
       На циферблате у нас, как и у всех в деревне, была одна картина: медведица с медвежатами  встречает раннее утро в лесу. Я потом узнал много интересного и о картине, и о художнике. Стрелки, большая, и другая, поменьше, оканчивались  небольшими колечками с острием, указывающим на цифры которых я   еще не знал. Часы были самое сложное устройство в доме, подтверждение прогресса, постепенно входящего в нашу жизнь.  Керосиновая лампа,  навесной замок, часы, зеркало в простенке - вот и все чудеса деревенского быта.
     Я спрашивал взрослых, озадачивая их: как это часы ходят.  Как это маятник все время качается? Они не замечали ничего особенного, ну, ходят и ходят, что тут непонятного.
     Однажды кто-то сказал мне, все дело в гирьке.
     И я стал обращать внимание на гирьку. Гирьки в то время  у часов были  странные. Они напоминали длинную жестяную консервную банку с колечком сверху, за это колечко банка приделывалась к цепочке. 
     Что было в банке? Что же?  Что?

     Бабушка ушла. День был долгий, но мне было приказано дома сидеть. Я стал искать себе работу. Взгляд упал на часы.  И я достал из залавка нож и двинулся к часам. Раскрыть, раскупорить  банку было делом одной  минуты. Сейчас  все решится. Мне будет ясно, как  все работает.

   На стол из банки посыпался речной песок. И больше ничего!  Я был ошарашен, мне стало не по себе!  Что делать?! Обратно собрать песок?! Но как бабушке объяснить, зачем я это сделал? А маятник остановился, ясно показывая, что все дело в гирьке. А в гирьке песок, и все!
    Песок заставляет маятник двигаться! Песок! Это невероятно!  Когда вернулась бабушка, что-то во мне сломалось. Я был подавлен и грустен. Я показал ей на результаты своего исследования и грустно спросил: - Так почему они  ходят?
- Что?
- Часы.
- Ну ходят и ходят. Что ж тут такого. Весь песок здесь?
- Весь. – ответил я понуро.
   Бабушка крякнула,  полезла в сундук, достала холщаный мешочек, ссыпала в него песок и положила в него  банку. Аккуратно мешочек завязала и молча привесила  к цепочке. Толкнула маятник – и часы пошли!
   Это поразило меня с прежней силой!  Дело было в песке, в банке, а теперь еще и в мешочке! Бабушка оказалась инженерный гений!
   - Ты что, четыре  часа просидел?  Стрелки на двенадцати, а сейчас, поди, часа четыре. Пойду к тетке Гале, -   время точно разузнаю. А то мать завтра утром на работу опоздает…
   
     История с часами стала известна всей улице. Все смеялись и многие говорили: - Какой умный парень!
    Последнюю точку в истории поставил дядя Василий, кузнец.  Он остановил меня на улице и сказал: - Пойдем со мной!  Выбрал кусок  металла  и сковал новую гирьку.
    Вопрос так и остался открытым вплоть до восьмого класса школы, когда нам рассказали про притяжение земли.  И  еще я узнал, что на картине Шишкина явная ошибка. Не бывает у медведицы трех сыночков сразу. От силы два, больше ей не прокормить.   
   И это правда. Моя мама меня и бабушку с трудом кормила. Годы были такие, голодные.