Ветерок на мосту юн и холоден как тоска Шотландии.
Я стою на мосту и курю, собирая во все свои лёгкие утренние лёгкие все никотиновые ароматы огненной были, что так уютно дымится в моей трубке из вереска.
Есть что-то в этой вересковой огненной трубке от прикосновений того дня, когда ты мне её подарила.
Я даже не помню сейчас, шёл ли в тот день дождь или нет. Не помню. Правда, не помню. Наверное, шёл. Так же, как и мы с тобой шли в тот день по делам и крошечным забегаловкам нашей с тобой бытности.
Я не помню ничего, кроме того дождя, которого тогда, скорее всего, все-таки не было.
Да и было ли в тот день что-то, кроме нас с тобой.
Тоска Шотландии. Туманы скалистой мглы рассеянно шатаются в небыли, как пьяные матросы в портовом кабаке. Я не знаю, что случилось с этой тоской на том мосту, где я сейчас стою, курю и рассеянно наблюдаю за шатанием туманной мглы.
Выдох в лицо туманной мглы незабываемо нежен.
Я стараюсь его запомнить навсегда, как старую вересковую трубку, какую ты мне подарила однажды в незабываемом.
После тебя у меня было очень много женщин. Но все они были тем ластиком, каким я стирал и стирал тебя с водной глади беловика нашего с тобой безумия.
Не стираешься ты.
Не стираешься...
Еще немного и я стану выть в своём несовершенстве, как тоска Стивенсона по Шотландии на островах Самоа.
Туман и вересковый мёд табака.
Как тепло моим ногам сейчас, когда ты подожгла наш с тобой мост, на каком я стою, как в тумане, и всё жду и жду чего-то...
Жду, как на пристани, в тепле наших горящих мостов.
2 февраля 2017