О прозаиках / 5
(Продолжение)
О Л.Толстом
Замечу, что записки об одном из русских писателей я пропускаю пока, напишу позднее: не хочется растерять мысли о Льве Николаевиче Толстом, поскольку память в последнее время всё более походит на решето.
Итак, мой принцип подхода к творчеству Л.Толстого ещё с очень ранних моих лет был следующим: о какой книжке услышала где-то – ту и пошла запрашивать в библиотеке. Предполагаю, что книжки эти не очень тогда соответствовали моему возрасту, поэтому прочитывались не сразу.
Так, услышав как одна моя бабулька (образованная) нахваливала другой бабульке (малообразованной) в одном домашнем разговоре роман «Анна Каренина», я тут же помчалась в небольшую нашу профсоюзную библиотеку, находившуюся недалеко от нашего жилища, и запросила себе этот роман.
Было мне тогда лет 12, если не одиннадцать. Роман мне выдали, но загвоздка началась чуть позднее: мне не удавалась, кажется, даже первая страница. Что-то так не интересно, не занимательно, не ярко и не заманчиво начинался великий роман, что помусолив-помусолив его некоторое время. – я отнесла книжку обратно, не прочитав.
Ума хватило догадаться, что, пожалуй, не по летам она мне. А бабулька говорила – так интересно, так правдиво о любви написано! Я этого в романе Толстого тогда не нашла.
В том же возрасте, помню, уже прочитывались драмы Шиллера, «Ромео и Джульетта» Шекспира, какие-то небольшие произведения – рассказы, повести - испанских авторов, французских, немецких. Попадались даже небольшие сборники рассказов латиноамериканцев, каких-то писателей из иных небольших, дружественных СССР, стран, которых в ту пору у нас издавали.
А вот Толстой не пошёл. Разве что «Филиппка» в школе проходили, в первом классе. Может, «Кавказского пленника» в какой-то хрестоматии осилила (помню, был в школьной программе этот рассказ), или библиотечного «Хаджи- Мурата» перелистала.
Думаю, что в ту пору (в начале 60-х годов) даже в продаже и прочих детских рассказов Л.Толстого было не встретить, не то, что большинство его повестей. Хотя многотомное ПСС этого писателя на полках библиотеки помню. А вот популярных некрупных изданий – не помнится. (Я такие книжицы покупала только в 80-х годах, в пору детства моего уже сына…)
Подзабыла, подзабыла… Была ещё его биографическая трилогия: не прочесть её в наше время было просто стыдновато. Это был обязательный материал для тех, кто соотносил себя с культурным человеком. Тем более, что в том возрасте мы уже знали, что были и другие писатели, подражавшие Л.Н.Т. в этом жанре: Горький, Алексей Толстой.
…А серьёзное знакомство с Л.Н.Т. произошло примерно через год после попытки прочтения «Анны Карениной», и началось оно с другого знаменитого романа – «Воскресенье». Конечно, роман подкупающий: начав читать его – не остановишься. По смыслу – вполне доступный. Сюжетная линия не сложна, образы ярко вычерчены – положительные, отрицательные.
Для подросткового читательского возраста роман вполне приемлем и интересен. Позднее, конечно, переосмысливая его, я пойму, что не так прост там портрет Нехлюдова, с его запоздалым аристократическим покаянием, и т.д., и т.п. И что тут затронут вопрос о нравственных русских революционерах (в конце книги), ну, и т.д.
Это будет потом, а для меня здесь важно сказать другое: об авторе романа, каким восприняла его тогда? Естественно, коль книга показалась интересной, то он встал в один ряд с теми иностранцами, которых уже перечитывала тогда. О том, что это «глыба» русской классики – и мыслей не было.
Возможно, после усвоения «Воскресения» - сделала вторую попытку прочтения «Анны Карениной». Опять не пошло. Не интересно, зачем принуждать себя?
Тут уж и «Страдания молодого Вертера» покорили меня, и рассказы более респектабельных западных авторов - Цвейга, Мопассана, О*Генри, Эдгара По, прочих разных, до которых как бы доросла по возрасту, а Толстой – не давался.
Наверное, ещё через годок - «Анна Каренина» увлекла, пробудила интерес к писателю. Стала прочитывать другие вещи – взрослые рассказы, повесть «Смерть Ивана Ильича», пьесы (которые к тому времени уже хотелось научиться писать и самой, брала их за образец для себя: тема, композиция, выразительные средства. Речь о пьесах «Плоды просвещения», «Власть тьмы», «Живой труп», в частности.)
Что-то стали изучать в школе: отдельные рассказы, почти обзорно – «Войну и мир». Кстати, к прочтению этого большого романа я психологически пыталась готовиться: знала, что книга большая, «толстая», а времени в старших классах в обрез, поэтому всё задумывалась: когда же я её буду читать?
Но выручила – то ли учебная программа, то ли учительница: нам задали прочесть некоторые куски только из романа, отдельные главы, что было несложно сделать. Надо было знать главные образы, идею, тему войны и патриотизма. Это всё как-то удалось усвоить, но книга по-прежнему оставалась не прочитанной.
Поскольку к этому возрасту уже, всё-таки, круг интересов, как и чтения, стал более значительным, отдельных авторов я просто прочитывала в их полном объёме, каковой находила на книжных полках районной библиотеки (имею в виду, в основном, иностранцев, и таких, кстати, непростых, как Шекспир, Руссо, Мопассан, Бальзак, Золя, Диккенс, Уэллс…)
Тогда же я как-то сделала ещё попытку-другую осилить главный роман Толстого, но, увы, дело не продвигалось: его первые страницы отчаянно повергали меня в скуку и нежелание двигаться дальше.
Барьер этот я перешагнула только в 19 лет. И хорошо помню, как это было. И получилось лишь после того, как догадалась – первые скучные страницы (для меня тогда) – просто перелистнуть, продолжив чтение после них. И дело пошло! И даже с таким увлечением и азартом, что меня было буквально не оторвать от толстовского романа.
Очень памятны мне обстоятельства, как именно, не отрываясь, поглощала этот кладезь мудрости. Дело было летом 1970-го года, в МГУ. Я была абитуриенткой, предстояли разные вступительные экзамены, надо было готовиться к ним, а я вместо этого неожиданно погрузилась в прочтение «Войны и мира».
Проживала тогда в высотке на Воробьёвых горах и, чтобы избегать шума и болтовни с девчонками, выходила читать в холл на своём этаже. Холл был просторным, светлым, почти пустынным, весь уставленный большими, высокими комнатными растениями и прекрасными мягко-жёсткими чёрными кожаными креслами. Обстановка, как нельзя лучше, располагала в полное погружение в чтение.
Вот благодаря этому замечательному холлу мне и удалось довольно быстро и сосредоточенно поглотить непростой и захватывающий роман Льва Николаевича. Но я, как говорится, «была в своём репертуаре»: думаю, что я наслаждалась не столько смыслами и коллизиями самого романа, сколько стилистическими совершенствами и меткими наблюдениями автора, рассыпанными почти на всех страницах книги.
Всем, видимо, известно, что у Толстого порой высказанная мысль была размером с абзац, и немаленький абзац, а в полстраницы. Он старался столько нюансов вместить в эту высказываемую мысль, что меня эти его длинные предложения заставляли остановиться, перечесть раз-другой его фразу, и умилиться и поразиться ей: эко же он её закрутил! Зачем? Почему не укоротил, не разбил на несколько коротких? Ведь так было бы даже проще писать.
Нет, он, словно бы умышленно накрутил на неё несколько соподчинённых предложений, деепричастий и т.п., чтобы добиться точного высказывания именно его основной мысли, обвешанной ещё пятью-шестью меткими замечаниями! Толстой этим поражал. Теперь я думаю, что он любил, видимо, сложности, словесные дебри, через которые ему нравилось пробиваться именно в одном предложении к полному смыслу высказываемых наблюдений.
И это тоже была – стилистика, о которой я так много писала в предыдущих статьях, которая лично меня приводила в полный восторг почти у каждого русского классика ХIХ века. Толстого, как невероятного стилиста, я помню именно по «Войне и миру». В других романах – ну, как все, скажем, те же западные писатели (хотя о них могла судить только по переводам).
Помню, что в годы обучения мне читать дополнительно его не пришлось, всё было прочитано ранее, кроме одной вещицы: в программе значилось его произведение «Исповедь», о существовании которого я и не ведала. Тогда же и перечла. Увы, теперь ничего не могу вспомнить: чем примечательны эти записки, о чём они, обогатили ли меня тогда хоть чем-то?
Увы, увы, память этого не удерживает. И ещё одно знаю для себя: на досуге неплохо бы перечитать его «Крейцерову сонату». Ну, да, был период, когда я уже перечитывала её по этой самой причине: поскольку почти стопроцентно забыла её содержание. Попробовала себе напомнить, поскольку в сознании держится мысль о том, что это произведение почему-то было дорого и для самого автора, и имело резонанс среди его почитателей и литературоведов.
А вот я усвоила худо: и ныне не помню ничего, кроме двух штрихов из рассказа: дело происходит где-то на корабле, в открытом море, и что есть там некая юная героиня и мужчина-наблюдатель. Всё, никаких прочих смыслов из этого рассказика в памяти нет. А ведь это произведение и до сих пор ставят в иных театрах!
ОтстаЮ, решительно отстаЮ! Но, наверное, это особенности моей памяти вообще (о которой кое-что напишу в самом конце всех моих заметок о русских классиках и о том, как в своё время постигала их именно я (как читатель).
Кстати, мне очень интересно было бы сравнить свои восприятия того, о чём пишу, с восприятиями других людей, поклонников русской литературы.
О Льве Толстом в маленьком обзоре всего не скажешь. Кстати здесь будет и помянуть талантливый фильм С.Бондарчука «Война и мир», в котором сам режиссёр сыграл П.Безухова. Я тогда была сражена наповал: как ему удалось так угадать этот образ? Увидела его ровно таким, каков он был в романе! В ту пору – мой любимый герой романа!
Вообще подбор актёров у Бондарчука был сверхточен: что княжна, патологически боявшаяся родов, что Наташа Ростова, что сестра Курагина, как и многие другие роли, невероятно точно совпадавшие с выписанными Толстым героями романа…
Бондарчуку с его фильмом удалось блеснуть такой яркой радугой в небесах скучнейшей советской реальности 60-70-х годов прошлого века, воссоединив свой режиссёрский талант с могучим талантом великого бытописца-мыслителя Толстого…
О Куприне
Надо было бы что-то написать об этом очаровательном рассказчике, но кроме самой биографии его, основательно не помню ничего. Впрочем, рассказ «Олеся» не забывался никогда. Помнятся названия других: «Гранатовый браслет», «Поединок», «Молох», но содержание… Увы, увы…
«Чудесный доктор», «Гранатовый браслет», - а что за ними, каковы смыслы? – всё позабыто. Но читался Александр Иванович и перечитывался с интересом, с благодарностью за занимательность повествований. Куда всё уходит из нашего восприятия? Не знаю. Может, потому не помню, что частенько не столько читала, сколько «глотала» книжки?
О Бунине
Памятны только «Тёмные аллеи». Изобразил ведь феномен верности, почти аномалию. Чем и поразил. Прочие его рассказы помнятся только названиями – «Деревня», «Антоновские яблоки», «Господин из Сан-Франциско». Смысла – в моей памяти - никакого.
Биографию его не люблю в целом. Характера, по-моему, был капризного. Его какой-то рассказик, напечатанный где-то в прессе в 90-е годы о сексе на могиле,– вызвал отвращение и неприятие, даже если это был его мелкий несерьёзный «творческий эксперимент».
«Окаянные дни» в своё время не дочитала: нашла в них столько желчи и злобы, что абсолютно не расположило меня к нему, как соотечественнику. Хотя несколько точных наблюдений в отношении деградирующей русской знати на переломе 19 и 20-го веков у него отметила.
Словом, недооценён мною И.А.Бунин. Может быть, его надо прочитывать в более зрелом возрасте, чем это делала в своё время я?
О Грине
Знаю о нём то же, что и все русские и россияне. Редкостный романтик. И пришло же ему в голову вообразить себе эту Ассоль, эти алые паруса, этот сказочный южный берег…
Впрочем, берег был реальный, как и грусть и страдания автора, которые в сочетании и глубине своей, видимо, и породили в нём большую мечту-сказку, которую записал на лист бумаги, а затем и подарил человечеству, как вечную грёзу о прекрасном. О счастии, которое сбывается, если очень веровать в него…
Зная биографию А.С.Грина (Гриневского), его судьбу, лишний раз понимаешь, как неслучайно природа одаривает человечество и бытие столь разными натурами, характерами, психологией. Тем самым даря им самое важное – великое разнообразие украшений жизни!
О Горьком
О Горьком я уже ранее написала статью «Горький и верхогляды». Сейчас её просто вставлю сюда, для полноты моих заметок.
В своих аргументах там единственное, что подзабыла сказать: это невероятно честный писатель. Прочтите его «Детство», где он описывает влияние на себя его бабушки, - какая степень искренности! Какое раскрытие перед читателем своего внутреннего мира! Какое доверие, с его стороны, к этому собеседнику-читателю!
Горького ни в коем случае нельзя отдавать на растерзание тем шакалам-верхоглядам, которые в 90-е годы ХХ века сделали попытку низвергнуть его с пьедестала в бездну порождённого ими, шакалами, хаоса.
…А.М.Горький в мою жизнь вошёл, быть может, летом 65-го года, когда в 14 лет я прочла его роман «Мать», который хорошо и легко запомнился.
Возможно, что несколько позднее или раньше, когда перечла его рассказы «Челкаш», «Девушка и смерть», ещё какие-то. Помню некоторую мою недопонятость его рассказов, видимо, в силу моей художественной недозрелости тогда.
Горький брызнул какой-то новизной и свежестью чуть позднее, когда уже на уроках литературы в старших классах изучались его сказки «Старуха Изергиль» и романтические «Песня о Соколе» и «Буревестник».
Горький изумлял своими пьесами, и особенно изучаемой в школе драмой «На дне», которая казалась мне несколько напыщенной и неестественной, ибо нормальные люди вокруг не говорили такими умными фразами-афоризмами.
Горький удивил стилистикой языка и проницательностью, искренностью и открытостью, которые находила в биографических повестях «Мои университеты», «В людях»…
Горький разочаровал его очерком «В.И.Ленин», не остался в памяти другими очерками, которые, кажется, прочитывались мною в юности.
Очень мало запомнился статьями, хотя дома хранится перечитанный сборничек под названием «С кем вы, мастера культуры?»
Зато запомнился фразой, кажется, из его личного дневника, где он писал о Толстом: дескать, этот старик, похоже, всерьёз надеялся, что небеса пошлют ему вечное физическое бессмертие, в силу, видимо, его таланта и великого вклада в человеческие деяния.
Помню, эта фраза-мысль в наброске Горького очень врезалась в мою впечатлительность, характеризуя в большей степени самого Горького, нежели Льва Толстого.
Как и замечание Горького по поводу «глотки» Ф.Шаляпина, которую тот когда-то продемонстрировал ему, а Горький якобы воскликнул, что увидел перед собой не просто горло человеческое, а идеальный музыкальный инструмент.
Образность языка Горького делала очень многие его высказывания шедеврами. Благодаря чему мысли приобретали крылья и отправлялись в долговременный полёт – в сердца и души его соотечественников-читателей.
Я считаю, что лично для меня творчество Горького было очень влиятельным, возможно, даже – воспитательным, безусловно, развивающим мою ненасытную духовность.
Его «Жизнь Клима Самгина» я прочла в возрасте почти зрелом, лет в 19-20. Книга понравилась необыкновенно. На предыдущего Горького-автора совершенно не похожая. Я восприняла эту книгу как философию Достоевского. Для меня это были новые «Братья Карамазовы»!
Или что-то из трилогии И.Гончарова, из его «три О»: «Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв»…
Горький неожиданно удивил новой мощью своей кисти! В сравнении с его песнями или сказками, пьесами и рассказами, повестями и романами, - это было что-то сродни эпопеи! Это и Руссо, и Мопассан, и кто-то ещё из читанных ранее, только ныне уже давно забытых!!
Ныне многие судачат о Климе Самгине по многосерийному телефильму. Лично я не смогла его смотреть, за исключением редких отдельных эпизодов. Фильм получился очень неудачным и скучным, с моей точки зрения. Возможно, и сложноватым: в силу его скучности, монотонности вслушиваться и вдумываться в происходящее на экране не хотелось.
Уж насколько я люблю и ценю прекрасную нашу актрису Н.Гундареву, но, как мне показалось, эта её заглавная роль, увы, ей не удалась. Она – и не вдохновилась ею, и не раскрылась в ней всей тонкостью своего таланта. (Что есть упрёк, видимо, сценаристу, скорее, или режиссёру, чем талантливейшей актрисе).
А.М.Горький – да, противоречивая натура. Уже потому, что таковой была его судьба с самых юных лет, и позднее тоже: в молодости, в начале творческого пути. А уж на каком политическом разломе он оказался в 17-м и позднее!..
Лично я безукоризненно обожаю этого человека, этого писателя и истинного гегемона общественной мысли, пожалуй, целого полустолетья меж 19-м и 20-м веками. Не знаю, то ли слишком хорошо преподносили нам его творчество издательства и библиотеки советского периода, но без ярких, талантливых, социально наполненных книг Горького я себя не мыслю и не представляю.
При том, что в те же годы читала много и Шекспира, и Золя, и Диккенса, и Мериме, Тургенева, Чехова, Толстого, Гоголя, Гаршина… А Горький – оставался Горьким! (В моей обогащённой памяти, имею в виду).
Как я уже сказала – это, конечно, очень сильный воспитатель, носитель самой высокой внутренней морали, которая - как из благородного сосуда - переливается в тебя из его далеко не упрощённых книг…
Это гуманист, насыщающий тебя невероятным потоком жизненной правды, разнообразием жизненных коллизий, потоком невероятной жизненной силы!
…Когда я по ТВ пару раз увидела, что памятник этому достойнейшему человеку выброшен куда-то на задворки в нашей могучей столице Москве – мне хотелось плакать и спорить от такой несправедливости.
Сегодня по тому же ТВ из уст мэра города Москвы услышала, что в скором времени этот очень интересный (в художественном плане) памятник будет восстановлен в районе Белорусского вокзала, что очень радует, ибо это справедливо и достойно - пролетарского ли, не пролетарского, советского или просто русского, что вовсе неважно, - народного писателя. (08.12.2016.)
02.02.2017.
(Продолжение следует)
В.Лефтерова