Замотаю тело в белую плащаницу и уйду в свой собственный монастырь.
Там не будет в округе храмов помпезных, буду лишь я один.
Небо бескрайнее, как застывшего моря синий отглаженный палантин,
Пушистое облако, как кипящая пена, пробежит по нему волной.
Пробежит, на секунду остановившись, прощебечет: пойдём со мной.
Я пойду и газами из этого тела увижу бескрайнюю чистую пустоту.
Я пойду и руками из этого тела апостолов дюжину своих соберу.
Мы пойдём в белых саванах по снежной саванне, имя забудем своё.
Забудем, что над, что вокруг, что под нами, нам ветер песню споёт.
Пещерных просторов траурный гул и нежная лира ручьев,
Мы, жизнь не спросив, на закланье себя новому миру даём.
Чтобы все не как прежде, и, чтобы смыкались вселенных кривые пути,
Чтобы шелест листвы был настоящим, чтобы шли живые дожди.
Я апостолов верных своих соберу, мы пойдём по белому свету.
Даже если, петляя веками по кругу, мы обойдём всю планету,
Даже если затухнет последняя вера, и нас похоронят с позором,
Я из этого тела достану сердце, пусть пылает во тьме квазаром.