доченьке
Когда знамения, как вороны.
И в снах о будущем — глазницы.
А пальцы времени проворные
Перебирают грусть цевницы.
И запоздалое раскаянье
Перед покатым аналоем,
Когда отчаянье и чаяния —
Живой и мертвою водою.
А дочке малым не утешиться —
С глазами, полными печали.
Где счастье зыбкое забрезжится,
Там горечь в жертвенном фиале.
Молитва матери беззвучная,
Но тем пронзительней и глубже.
Слова у боли не заучены.
Она под сердцем глуше... глуше.
А на стенах теней отметины
И кротки лики над лампадой.
День угасал в притихшем Цетине
За монастырскою оградой.
И расходились обыватели,
И растворялся запах будры,
Глаза Филермской Божьей Матери
Из темноты глядели мудро.
И эхо горестное таяло
От взгляда, полного любовью.
И открывалось сердцу тайное,
Пронизывая твердь воловью.*
*Воловья (здесь) в переносном значении: крепкая, грубая.