Все мои...

Людмила Кручинина
Я день опишу, обычный вселенский…
И утро такое пришло вознесенское,
в горах тёк ручей, ледяной, тёмно-бродский,
и небо над миром стояло высоцкое…

Почти что на небе, на самой верхушке,
я вижу, где скалы, как профиль знакомый
пронзительно в сердце, как выстрелом, пушкин!
И облачко в белом плывёт невесомо.

А вечером море всегда одинаково
рождественско тихо, но евтушенко
прибой шелестел берегу пастернаком,
и мне грустно-весело было от этого…

И чайки тревожною, слёзною трелью
как пух тополиный, есениным, тенью…
В горах направляя луч, где света нет,
мигающий луч - маяковского свет…

И лермонтов камень... Кавказ,.. водопады,
чистейшие, словно резная свирель,
аллеи тенистые, бунин, прохлада
и тени мелькают, плетут канитель.

И мёдом так вкрадчиво, так величаво
вползает мне в сердце закат окуджаво,
и полночь, и звёздно… и звёзды мне пели,
так кареглазо, капризно, как белла
(как колокол), голос звучал, а капелла…

...И ночи прекрасной не может не быть там…
пока не  туман, пока лишь дыхание,
почти что прозрачно, почти мандельштам,
укутает в бархат моё ожидание…

Что это? Откуда  легко так и вольно
тут ветер с  листвою играет самойлов?
Но может смениться той лёгкости шарм,
немножко от хаоса, чуточку хармс…

А месяц! как тонок, серебрян и блок
всё также он будет в ночи одинок,
и бег облаков  серебром припорошен,
чуть-чуть заполошен, и всё же волошин…


 …Не спится… А рядом с кроватью, ахматов
торшер с абажуром, неярок и матов,
а в вазе цветаевый свету ответ…
… а в вазе - увядший сиреневый цвет