И вот настал торжественный день – 10.10.70. Бабье лето, словно специально
для влюблённых, задержалось и порадовало тёплым, солнечным днём.
Свидетельницей на свадьбе была Нина Корнева. Она знала все обычаи и,
узнав, что Люда не приколола на подол от сглазу булавки, начала срочно
заниматься этим. Пришли подруги Софа, Люся, Наташа. Они помогали
наряжать невесту. Люда первой из подруг выходила замуж, поэтому не
знала обычаев. Регистрация назначена на 11 часов 10 минут , ехать в центр
города в ЗАГС далеко. Уже ждало такси и автобус, который Юрий взял на
работе. Вскоре пришли жених, свидетель, однокурсник Миши – Николай
Палагин и ещё двое ребят. Под руководством Нины, подруги не пускали
жениха без выкупа. Нина придумала – давайте уж, как бедные студенты,
хотя бы килограмм шоколадных конфет «Каракум». Кто-то из ребят побежал
за конфетами в магазин на Садовой, ближе не было. Люда в душе уже
беспокоилась, что опоздают к назначенному времени в ЗАГС. Но всё
обошлось благополучно. Такси, украшенная лентами «Волга» и Автобус,
взятый Юрием на прокат на работе, уже ждал всех желающих поехать в
Городской Загс, что находился в центре города Саратова на улице Некрасова.
В зале регистраций во дворце бракосочетания. Свидетели: Нина Корнева и
Коля Палагин. Слева Наташа Дмитриева и Соня ( фото)
10.10.70 свершилось, создана семья Бисеровых
Общий снимок на память. Улыбается счастливая невеста. Стоят слева:
Леонид Хаснутдинов, Люся, Соня, Коля, за ним стоит Юрий, Рядом с
молодожёнами: Нина, Наташа, Галя, Светлана, Леночке 3 года и Ларисе -10лет
У калитки дома молодожёнов встречают родители:
Ефросинья, Клавдия, Иван и бабушка Фёкла.(фото)
И началось весёлое застолье. Стол ломился от вкусной закуски,
привезённой в день свадьбы. Иван и Фрося заранее купили свежей
рыбы простипомы и засолили её. Это была редкая в продаже жирная
рыба, размером с ладонь, плоская, как камбала, но очень вкусная.
Её продавали в тот год только в центральном рыбном магазине на
проспекте Кирова и за ней стояли большие очереди. У Миши было
много родственников и в Саратове. Надя Сорокина, двоюродная сестра
Миши, работала в столовой, вот ей то и заказали родители приготовить
к свадьбе эту рыбу, нажарить два таза котлет, из привезённого из
деревни мяса. В Мокром Доле тоже кипела работа – «самогонный завод»
нагнал две фляги «горючего». Одну флягу - для свадьбы в Саратове, а
другую - в деревне. Насолили и нажарили грибов вёдрами. Мясо
собственного копчения и сало – таяли и во рту и сметались гостями
со столов. В зале был накрыт стол для молодёжи, далее тянулись столы
в кухню. Когда заиграла гармонь, то и все вышли в сад, где продолжили
веселье и пляс. Во второй день с утра недолго шёл лёгкий дождь сквозь
солнце. Было тепло, и столы с угощениями вынесли в сад. Песни пели
дружно и весело. Голосистые родственники пришлись по душе Людмиле.
А через месяц, в ноябрьские праздники, молодожёны и Клавдия отправились
в деревню на продолжение празднования свадьбы.
Из Саратова отправились поездом до станции в Базарном Карабулаке,
а далее добирались на перекладных: и пешком, и от села до села на подводах,
на машинах попутных. В селе Шняево встречал гостей Мишин зять
Дмитрий Морозов на тракторе «Беларусь». Люда и Клава кое-как
уместились в кабине трактора вместе с трактористом, а Миша ехал
стоя, держась за капот и трубу, да ещё чемодан с нарядом и гостинцами
сберегал. Клава не предполагала, что столь сложная дорога предстоит и
всё приговаривала: «Выбрала же ты, дочка, жениха, как принца из
тридевятого царства, тридесятого государства…» Так, верхом на тракторе
жених и въехал в родное село. Осенняя непогодица, неудобства
с транспортом мешали разглядеть красоту природы. Лишь когда выехали
из «Татарского» леса на простор, увидели всё село, как на ладони,
удивились красочной панораме: на фоне полей и лесов, окружённые
холмами, тянулись три ряда аккуратных домов с палисадниками и
длинными огородами за ними, с большим прудом в центре деревни.
У дома, что на втором порядке, толпился народ, встречающих.
«Это мой дом, - сказал Михаил, - нас ждут». Люда не смогла скрыть
восхищения: « Как красиво, тут только кино снимать. Так и, кажется,
что из леса появятся всадники и будут скакать полем во весь опор».
Подъезжая ближе к дому, Люду встревожили любопытные взгляды
толпы встречающих. Тут собрались не только все сельчане, но и
приехавшие на свадьбу родственники из других мест. Люда слышала
за приветствиями: «городская невеста, врачиха…»
Подходили поздороваться и познакомиться сёстры Михаила с мужьями,
тётки, брат, племянницы – все приветливо улыбались. Люда в растерянности
обнимала их, но запомнить, конечно, не могла. Миша пришёл на выручку,
остановил шумную встречу, взял любимую за руку и увёл в избу.
Там уже растянулись праздничные столы и лавки вдоль них.
В переднем углу избы, под иконами за столом стояли два стула для молодых,
учитывая, что невеста городская. Едва переодевшись в свадебный наряд,
прямо тут же за занавеской, молодых посадили за стол, и народ повалил
в избу, расселись плотно, но ещё стояли в дверном проёме люди.
Рядом с Людой была опора – Миша, а вот Клавдию окружили не знакомые
ей, громко говорящие родственники, усадили рядом с собой, вдали от дочери.
Ей было неуютно и тревожно за дочь. Но поделать ничего уже нельзя было –
пир начался. Заглушая шумок смеси мордовских и русских слов,
гости по одному, вставали, чтобы поздравить молодожёнов.
Мир и покой в душах Люды и Клавдии наступил, когда одну за другой гости
затянули русские народные песни. Но первой была здравица в честь
жениха и невесты: «Люда – аленький цветочек, Миша – лютик луговой…»
Затем заиграла гармонь, и все заспешили ко двору плясать и петь частушки.
Заботливый свёкор предложил Люде и свахе пройти в специально, для них,
городских, срочно построенный туалет. Путь к нему лежал мимо коровы.
Большая, с крутыми боками, рогами, она занимала весь проход. Люда впервые
так близко была рядом с таким крупным животным, тем более под ногами
мельтешили куры, периодически взлетавшие, пугаясь людей, да заботливый
хозяин курятника – петух, предусмотрительно взобравшийся на насест,
подавал голос над ухом громко и неожиданно. А у дома продолжалось веселье.
Трава-мурава, хоть и повяла от осенней непогоды, но ковром защищала от
липкой грязи проезжей дороги. Миша взял в руки гармонь и заиграл.
Вышли в круг плясать и петь частушки Мишина сестра Нина, бойкая и шумная,
и соседка, тоже Нина, но Зотова. Они поочерёдно выступали вперёд перед
гармонистом и неистово, как показалось Людмиле, с серьёзными лицами
выкрикивали слова и топали ногами. Вдруг перед невестой поставили
два ведра и попросили принести воды из колодца. Они думали, что раз она
городская, то растеряется, не сможет достать воды из глубокого колодца.
Но Люде были знакомы с детства и полив огорода водой из колодца,
и другой труд. Она быстро справилась с заданием. Теперь Мишу ждал
сучкастый пенёк и колун. Он ловко выполнил привычную работу, только
щепками летели поленницы. И снова все отправились за столы, чтобы
продолжить праздник. Ночевали молодые не дома, а глухой ночью их отвели
спать к тётке, которая жила на другом конце села на нижнем порядке.
Кое-как заснув от избытка впечатлений, уставшие за день молодые,
казалось, и не спали совсем. Рано утром, Миша, заслышав гармонь
пока вдалеке, стал торопить молодую жену собираться, одеваться.
«Сейчас нагрянут ряженые, которые ищут ярочку, и продолжится веселье».
С песнями и шутками толпа ряженых, заходя в каждый дом, как бы искала
заблудшую овечку, наливами хозяевам стаканчик самогона, а те угощали,
чем Бог послал, и весело откликались на шутку. Среди ряженых был
«пастух» с длинным хлыстом, которым периодически ловко, громко
щёлкал и звал заблудившуюся овечку, «милиционер» для составления
протокола, «врач" – в белом халате с кружкой Эйсмарха в руках для клизм
и бутылкой самогона для лечения, «цыганки» с картами в руках,
пристающие: «Давай погадаю, всю правду скажу, положи на эту ручку золотую
штучку или пятачок»… Самого высокого мужика наряжали невестой,
обернув в белую «юбку» простынкой и в белой рубахе, а на голове у него
была тюль, вместо фаты. Когда доходили до дома, где пряталась невеста,
то на лавку у дома сажали рядом с ней несколько «невест», укрыв каждую
тканью. Отыскав настоящую невесту, «врач» «осматривал» и докладывал
«милиционеру», что невеста хоть и та, но с брачком и показывал всем блин,
предварительно надкушенный в центре, с дыркой. С шутками вся
компания двигалась по селу для продолжения свадебного пира.
Но двумя днями не ограничивалась гулянка. Теперь молодожёнов
брали в гости в соседние дома брата, сестры жениха. На другой день
свадьба продолжалась в селе Бегуч у средней сестры Михаила Раисы
Ерюшевой. В течение всего года молодые должны были побывать у всех
ближайших родных в гостях, где в честь их приезда, накрывались столы и
пелись здравицы. В зимние каникулы молодые погуляли в селе "Красное
поле" у двоюродных сестёр Зины и Ани, весной - в районном центре
"Русский Камешкир" - у Мишиной сестры Нины Радаевой.
Они тоже приезжали в Саратов в гости, особенно когда у молодых родился
сын Владислав. Так у Люды появилось много родных и друзей.
Она была счастлива полнотой жизни, от любви и ласк мужа, успешной учёбы
и ожидания ещё многих чудес, доброго отношения родных и друзей.
Ей хотелось поделиться с каждым своей радостью.
Михаил и Людмила , 1 мая 1971г (фото)
Готовясь к свадьбе, Юрий и Миша построили стенку, сделав из зала –
две комнатушки. В одной половине жила Клавдия, а в другой Люда и Миша.
У молодожёнов уместился в их гнёздышке: диван, шифоньер и, позже,
детская кроватка. Так началась семейная жизнь Людмилы и Михаила
Бисеровых.
Занимаясь черчением, Миша сидел на диван, держа чертёжную доску
на коленях, а другой стороной она упиралась в подоконник.
Места для стола не было. Но молодожёны были рады своему уголку.
Это было самое беззаботное, счастливое время. Они отдавались чувствам,
переполнявших их, полной мерой. Не надо было думать о приготовлении
пищи, квартплате. Бабушка и мама всегда были рядом и оберегали от забот.
Постельное бельё, сдавали в химчистку, чтобы не застирать в тазиках
при недостатке горячей воды, которую грели на керосинке. Воду носили
в дом вёдрами из колонки и колодца. Позже, когда жить стали с удобствами,
готовили на газовой плите, даже удивлялись: « Чего-то не хватает в сдобном
«хворосте» и торте «Наполеон»? Готовились ведь они прежде на керосинке
медленно, а теперь быстро и без запаха керосина. Ночью, проснувшись
по нужде, обували валенки, так как пол был очень холодный, набрасывали
пальто и выходили в сени, где стояло ведро. Зато как приятно было,
вернувшись в тёплое гнёздышко под одеялом, прижаться к горячему плечу
любимого и так в объятиях заснуть сладким сном. Утром, попив чай с
булкой, намазанной маргарином, с вареньем, счастливые влюблённые
спешили на учёбу каждый в свой институт. Осенью из деревни привозили
картошку 2-3 мешка, которую давали нам Мишины родители, а зимой
иногда передавали и мясо, в виде замороженного фарша, копчёной свинины,
аромат от которой наполнял всю квартиру. Однажды, вернувшись из деревни,
Миша привёз огромного ощипанного гуся. По совету бабушек, мы подвесили
его в сарае к потолку, чтобы до него не добрались мыши. Холодильников тогда
не было. Каково же было наше огорчение, когда утром увидели, что хитрые
крысы, сумели добраться до вожделенного гуся и покусали, поцарапали его.
Молодые отказались варить гуся. Отвращение к приготовлению этой птицы,
так и не испробованной Людой, сохранилось у неё на всю жизнь.
Люда отваривала на воде гречку, (рис, пшено), обжаривала, слегка, с репчатым
луком на смеси растительного масла и маргарина, и с удовольствием ела каши,
с солёным огурцом. Миша не мог привыкнуть к тому, что каша не на молоке
сварена: «Вот попробуешь в деревне мамину кашу в горшочке, запечённую в
печи на сметане, с маслицем, яйцом, с пеночкой. Вот это каша!» Люда и
не спорила, но городская сметана была не по карману, да и качество её
не было аппетитным. А в деревне каша была, как сдобный пирог, конечно,
очень вкусной. Люда пыталась разнообразить меню. Однажды она купила
свежую рыбу минтай, пожарила её с репчатым луком, залив сверху яйцом.
Миша был очень тактичен, поел как обычно, но и восторга Люда не дождалась.
Когда же вскоре Люда предложила вновь приготовить минтай, то Миша
быстро ответил: «А может быть, лучше картошку пожарим. Она у тебя
получается очень вкусная». Так постепенно привыкали, притирались
друг к другу, хоть и влюблённые, но разные люди, каждый со своими
привычками и вкусами. Вечерами вся семья собиралась в одной комнате
за большим столом. Было тесновато, кому-то приходилось на кровати,
полулёжа, размещаться, а остальные сидели, кто как: на стульях, табуретах.
В тесноте, да не в обиде. Играли в лото, карты, слушали пластинки.
Играли на мелкие медные деньги, но иногда в азарте, играя в «очко»,
рисковали под общее восхищение и ликование наши главные игроки:
Клавдия и зять Михаил. «Играю на все три рубля!» Бабушка Фёкла всегда
ставила на кон не более трёх копеек, как мы не просили её рискнуть хотя бы
на пятачок. Света лишь поддерживала игру, а Леночка переживала, если
проигрывала. Мы, взрослые, делали вид, что пропустили кубик и давали ей
выиграть кон в лото. Сколько было радости ей, а нам умиления. Новый 1971
год Люда и Миша встречали во Дворце «Россия», где был костюмированный
бал вокруг ёлки. Устав танцевать, они поднялись на балкон, и смотрели
сверху вниз на сверкающую ёлку, весёлый хоровод. Крепко прижавшись,
они стояли, как единое целое, не замечая мелькающих лиц, изредка,
касаясь горячими губами, ласковыми взглядами, переполненные счастливого
трепета, сознания единства и любви. Возвращались домой пешком от 3 –ей
Дачной до нашего вокзального посёлка по дороге «Дружба» поздно зимней ночью.
Шли и целовались, крепко держась за руки, и было ощущение нереальности
времени. Кружился с небес сказочный лёгкий снег, было относительно
не холодно, не шумели машины. Редкие прохожие, такие же влюблённые парочки,
были заняты друг другом, как и мы, стремились свернуть в тёмный проулок, чтобы поцеловаться. Ощущение счастья, любви переполняло Люду. Она верила, что
чудо близости, радости, нежных чувств у неё с Мишей на всю жизнь и так
будет всегда. Она замирала в объятиях его крепких и нежных рук, могла подолгу рассматривать его зеленовато-серые с коричневыми вкраплениями глаза,
обрамлённые тёмными густыми ресницами, гладить шёлк бровей, красивой формы.
У Миши был прямой нос и замечательные, аккуратные уши. Волнистые волосы,
если им дать чуть отрасти, завивались в кудри и были словно шапка.
Михаилу это не нравилось, и лишь в зимнюю пору, он не стригся часто для тепла.
Миша просил Люду постричь его дома, из-за недостатка времени идти в
парикмахерскую и в целях экономии, так как волосы у него быстро отрастали.
Не имея ни малейшего опыта в стрижке, Люда отказывалась, но однажды рискнула.
Миша подсказывал, как держать расчёску и по ней стричь волосы ровно.
Результат эксперимента запечатлён на фото. Безусловно, он не повторился.
Но особенно Люду волновали Мишины крупные, чётко очерченные губы.
Они щекотливо едва касались рук, лица, шеи любимой, то страстно впивались,
словно пытаясь утолить жажду любовного нетерпения слиться воедино.
Всё это было у Людмилы впервые, она и готова была физически к близости,
и хотела радовать любимого, но полностью расслабиться, отдаться чувству,
не могла. В силу строгого воспитания, отсутствия семейного примера, она
скована была, зажата, и не могла чувствовать всю полноту сексуальной радости.
Ей больше нравилось ласкать любимого, любоваться им. Миша постепенно
расширял ласки и просил повторить, спрашивал: «Тебе так нравится, приятно?».
Он терпеливо, как психолог расширял диапазон ласк и просил не стесняться:
« Ведь мы одно целое, ты – моя, а я – твой» Но Люда прислушивалась к шагам
мамы за тонкой перегородкой, она боялась, что скрипнет диван или будет слышен
их шёпот. Когда были в гостях в деревне, то там вообще только ситцевая занавеска
отделяла койку молодых от горницы, полной сопящих и храпящих родственников.
Миша уводил Люду в лес. Уединившись в гуще, выбрав лужайку, молодые сливались
в страстном объятии, а белоснежные ромашки, словно в знак поддержки,
качаемые ветерком, склонялись и щекотали лица влюблённых.
Шум трактора или ржание коня, вспугивали Люду и она, как лань вскакивала и
бежала прятаться, а Миша смеялся: « Да это далеко, у околицы, просто в
деревенской тиши слышимость большая». Учёба продвигалась не только в любви,
но и в Вузах. Успешно сдав зимнюю сессию, молодожёны поехали на каникулы
в деревню в Пензенскую область, где их ждали родные. По обычаю, в течение всего
года после свадьбы, молодые должны погостить у всех родных. И вновь свадебное
«горько!», хлебосольные столы, песни под гармонь и лица, лица, лица…
За неделю Мишу и Люду принимали в райцентре Русский Камешкир семья сестры
Нины и её муж Иван Радаевы, в селе Бегуч гуляли у другой Мишиной сестры Раисы
и её мужа Анатолия Ерюшевых, затем со всеми родственниками на трёх санях по заснеженному полю ехали в село Красное поле к двоюродной сестре Анне с
Николаем, и ещё дальше в село Пилюгино к другой двоюродной сестре Михаила
– Зинаиде. В этом калейдоскопе событий, новых родных, Люда кого-то запомнила,
кого-то Миша подсказывал, помогал правильно ориентироваться и назвать по имени.
Она так устала от «праздника», что ждала только одного - скорее вернуться, если уж
не домой, в Саратов, то хотя бы в тёплую, просторную деревянную избу, за занавеску в передней половине, где им с Мишей выделили уголок его родного дома.
Сегодня, через сорок лет, в глубинку Пензенского края не летают самолёты,
а в ту пору летали и до села Липовка, что в Саратовской области, и до села Бегуч,
что уже Пензенский край, и до Камешкира. Так и нас Ефросинья, усадила в сани,
завернув в тулупы, дала валенки, укрыла шалью с головой и повезла за 25 км на Камешкирский аэродром. Зима, снег, а полёты не отменялись. Через полчаса
молодые уже были в Саратове. И снова за учебники. У Миши в селе не было учителя иностранного языка, поэтому в аттестате стояла не оценка, а прочерк. Узнав, что Люда, довольно таки, хорошо владеет английским языком, которому обучалась в школе у требовательных учителей, Миша записался в группу этого иностранного.
Теперь Люда переводила тексты для любимого. Она могла бы и словарём не
пользоваться, но сложность была в том, что технический материал ей и на
родном языке был незнаком. Так, сообща, Миша стал хорошистом, а позже и
отличником по иностранному языку. Кроме того, Люда помогала перечертить
схемы для курсовых работ мужа. Однажды, перенося чертёж на ватман, Люда,
не зная правил черчения, заретушировала деталь узла машины. Миша сдал
чертёж, не глянув, уверенный, что всё, как всегда сделано в точности.
Каково же было его удивление на следующем занятии, когда строгий преподаватель, возвращая чертёж с оценкой, улыбнувшись заметил: «Ну, вы молодой человек переусердствовали, ввели новые правила черчения, а так всё правильно и
могло быть отлично». Придя домой, Миша, шутя, выговорил супруге за это:
« Инициатива тоже бывает наказуема». А когда Людмиле для выступления в
обществе невропатологов понадобилось представить к своему научному докладу,
написанные на ватмане схемы и графики, то Миша чертил их полночи, затем
аккуратно сложил в свой тубус для чертежей и вручил утром любимой.
Люда блестяще выступила , и смело демонстрировала свои расчёты и выводы,
прекрасно иллюстрированные мужем. К сожалению, когда она возвращалась
домой, Люда забыла тубус в троллейбусе. Лишь вечером, делясь впечатлениями и, благодарила друга за помощь, молодые спохватились о пропаже. Они быстро
собрались и поехали в диспетчерскую троллейбусов, что находилась на другом
конце города, около музея краеведения, на набережной Волги. Каково же было
их удивление, когда сотрудники предложили выбрать свой тубус среди десятка
подобных, забытых другими рассеянными людьми.
У Миши был друг юности, Анатолий Люлин родом из соседнего села Дьячевки.
Они вместе заканчивали Порзовскую школу, жили в месте на квартире у
одной семьи. А теперь и Толя переехал в Саратов, женился на Анне, у них уже
родился второй сын Сашенька. Вот они и пригласили молодых в гости на крестины,
как раз 8 марта. Аня приветливая, любопытная молодуха. Она строго покрикивала
на старшего сына Андрея, да и мужу доставалось. У Ани не было специальности,
она не работала, воспитывала детей. Толя работал шофёром на грузовой машине.
Жили они в квартире Аниной мамы, пока та сошлась с мужчиной и жила у него.
Анна всё выпытывала у Люды: « Полгода как поженились, почему ещё не ждёте
ребёнка?» Люда пыталась объяснить учёбой, предстоящими экзаменами,
распределением на работу… Но, глядя на их малыша, как он, чмокая, сосёт грудь
матери, теребит ручонкой её, у Люды защемило сердце от нежности.
А тут ещё Анна попросила подержать Сашеньку. Прижав безмятежно спящего
малыша, такой маленький тёплый комочек, пахнувший молочком,
Люда расчувствовалась, желание иметь своё дитя выросло и окрепло в ней.
И той же ночью, она с упоением была близка с мужем, и новая жизнь зародилась
в ней. Любовь любовью, весна весной, но у Миши впереди был зачёт и экзамен
по сопромату, одному из сложнейших предметов второго курса института,
а у Люды – шестой курс, государственные экзамены, выбор узкой специальности и распределение на работу в село. Стать невропатологом она решила давно,
готовилась к экзаменам как всегда тщательно и добросовестно. Тревожила
предстоящая разлука. В Саратове могли остаться после института выпускники
только по большому блату для работы на скорой помощи. У Миши был
двоюродный дядя, Яков Иванович Бисеров, который в то время преподавал в
мединституте организацию здравоохранения, а ранее заведовал облздравом
Саратовской области. Его имя звучало в Саратове, было известно не только в
медицине. С Людой в одной группе училась его младшая дочь, тоже Людмила,
а старшая Галина тоже была студенткой медиком на год старше. Они обе
остались в Саратове, для них были места приготовлены в престижных клиниках.
Мишины мама и папа, после беседы с нами, вооружившись вязанкой сухих грибов,
ягодным вареньем, мёдом и другими деревенскими дарами, направились на
набережную, где жил высокопоставленный родственник, с просьбой отложить
отъезд в район выпускницы Люды, на год, пока ещё учится Миша.
Он ведь после Армии и года подготовительных курсов поступил в вуз, поэтому
ещё должен был учиться в Саратове. Молодые супруги в тревоге ждали решение
их судьбы. Вернулись родители без даров из гостей, но с порога Иван Григорьевич
стал с восхищением рассказывать о том, как, по- родственному, встретил их
Яков Иванович, запросто, чаем угощал, всё шутил да односельчан вспоминал,
а на просьбу нашу, отодвинуть отъезд Люды на работу в село на год ,
чтобы вместе с мужем поехать, строго ответил: « Это нарушение закона,
я пренебречь им не могу. Ребята молодые, ничего, съездят в район, поживут там,
наберутся опыта». А про своих дочек молчок. Обе его дочери остались в Саратове
работать. А нашим молодым Бог радость послал. Почувствовала Люда
изменения в организме, ещё большая радость растеклась в душе.
До беременности казалось, что она уже на вершине счастья с любимым,
купалась в нежности и его заботе. А теперь, узнав об отцовстве, Миша
старался предупредить все желания любимой с ещё большей силой.
Возвращаясь с учёбы, он из своей скудной стипендии , выкраивал деньги,
чтобы в ладони, в кулёчке принести Людмиле свежей клубнички.
Это сегодня и зимой крупная, сочная ягода из Израиля или других жарких
стран красуется на прилавках магазинов, рядом с экзотическими фруктами
папаей, памелой, авокадо, бананами, киви – мы и не видели их раньше,
и не пробовали. Людмиле чрезмерная опёка мужа была и приятна, и нет.
Она невольно поняла, что легко привыкнуть к заботе. Ей было неловко.
Она вспомнила, как жена брата Юрия - Галя, набалованная мужем,
капризно напоминала каждый раз ему, ссылаясь, на то, что ей неудобно
самой наклоняться: «Юрча, застегни туфли, сапожки» А кто же ей на
работе эту процедуру выполнял? И вот уже почти 20 лет как она обходится
без Юрия? В возрасте 60 лет Юрий умер от лейкоза, не выдержав химиотерапию.
Галина в 2013году отметила 80 – летний юбилей, подвижна, энергична, ходит
петь в хор ветеранов, в гости к подругам. Люда рассудила так: «Я перестану
уважать Мишу, ведь я люблю настоящего, большого, сильного мужчину,
по мелочам унизительна угода, я ведь всё могу делать сама» И, не смотря,
на проявления токсикоза беременных, тошноту, головокружение, слабость,
она упорно готовилась к государственным экзаменам и делала всю домашнюю
работу. После 5 курса группу медиков поделили по выбору будущей
специализации: с терапевтическим уклоном – терапевты, неврологи, психиатры, инфекционисты… и на вторую - с хирургическим: окулисты, гинекологи, врачи
ухо, горло, нос… Часть ребят по желанию перешли учиться на военную кафедру,
чтобы стать военврачом. Люда с Ниной Корневой твёрдо решили быть неврологами.
По совету Нининой сестры, которая жила и работала медсестрой в городе Балашове,
невролог, хоть и сложная профессия, но её преимущество в том, что не придётся
бить ноги на вызовах на дом и не чихают на врача больные с острой инфекцией.
К экзаменам готовились и особенно не волновались, хотя учиться было сложно,
особенно осваивать теорию на первых курсах, но практические вопросы и навыки,
постановка клинических диагнозов и принципы лечения запоминались с интересом
и легко. Тревогу вызывал лишь один экзаменатор по организации здравоохранения
Бисеров Яков Иванович. Он имел склонность увести студента от конкретного вопроса
в билете и задавать много трудных дополнительных вопросов совсем из другой темы.
То ли преклонный возраст его сказывался, то ли многолетняя работа на должностях,
далёких от практических врачебных навыков - он когда-то заведовал облздравом в
Саратове, а последние годы заведовал кафедрой Организации здравохранения в мединституте. Подруги подталкивали Люду:-" Идти отвечать к нему, думая, что
фамилия поможет, всё-таки какой никакой родственник". Так и получилось,
не желая попасть к этому экзаменатору, Люда оказалась перед ним.
Она чётко отвечала на вопросы по билету, но Яков Иванович, словно и не слушал
их, громко переговариваясь то с одним преподавателем, то встревая, задавал
вопрос их студенту. Ответив полностью на все вопросы билета, Люда спокойно
замолчала. И тут он стал спрашивать о том, чего не было в билете: « Что вы знаете о нитробактериях, способе их размножения, действии на другие микроорганизмы?» Ошеломлённая внезапностью, вопросами, заданными совсем из другой области,
Люда оторопела лишь на секунд и стала чётко развивать ответ, вспоминая
микробиологию. Даже другие экзаменаторы обратили внимание и,
подбадривая, кивали нерастерявшейся, грамотной студентке. Оценка отлично
была обеспечена. Успешно сдав госэкзамены, подруги пошли в фотоателье и сфотографировались на память. Это фото они рассматривали на встрече
выпускников через тридцать лет. В центре, как всегда, Люда, но уже не Зинковская,
а Бисерова. После получения диплома предстояла годичная интернатура по
выбранной специальности неврологии в областной больнице в отделении
неврологии под руководством Штейнберга Михаила Григорьевича.
Но чтобы получать зарплату, надо было выбрать место будущей работы
в течении трёх лет в районе области. Людмиле предлагали место невролога в психоневрологическом интернате в с. Адоевщина Базарно-Карбулакского
района, Саратовской области. Места там живописные. Высокие холмы,
сплошь покрытые хвойным и лиственным лесом, окружают интернат.
Перспектива стать главврачом, у которого в распоряжении автомобиль.
«Два часа езды по асфальту, и Вы в Саратове». Но она хотела работать
с интересом, чтобы ставить самой диагнозы, лечить больных, а не только
подписывать летальные эпикризы тяжелобольным хроникам интерната
и быть в основном завхозом. Поэтому, раз уж разлучаться с семьёй, ехать на
работу в район, то она выбрала центральную районную больницу рабочего
посёлка Екатериновка. Это ж\д станция за г Аткарском.
Электричка останавливалась на каждом полустанке, плелась 5 часов до
Екатериновки. Можно было московским поездом, проходящим добираться за
2 часа, но билет купить невозможно. Остановка 1-2 минуты на станции,
лишь почту сбрасывают и забирают. Платформы нет, подняться в нужный
вагон большие трудности. Люде надо было ехать, чтобы оформиться на работу.
Брат Юрий помог. Он работал на большой грузовой машине «Колхида».
Выбрав свободное время, он усадил Люду и жену Галю, и они за день
обернулись, съездили в Екатериновку. В посёлке всего одна асфальтированная
улица – от вокзала и до администрации райкома и райисполкома, тут же
музыкальная и средняя школы, а рядом больница и пять двухэтажных домов,
да пяток одноэтажных коттеджей, а все остальные дома деревянные,
утопающие в зелени садов. В центре посёлка, рядом с клубом, и базаром
- полуразрушенная церковь, которую пытались и под амбар приспособить,
и др., но она стояла, сохраняя кованый узор забора, ворот и остов, заросшая
кустами сирени. Главный врач Екатериновской районной больницы
Волков Владимир Григорьевич встретил молодого специалиста приветливо,
так как невролога и психиатра не было в районе много лет и приходилось
приглашать из Саратова консультантов и для больных, и для комиссии в
военкомате для осмотра призывников, и для ВТЭК инвалидов. Человек
предусмотрительный, он узнал о семейном положении специалиста и
заранее выбил квартиру в исполкоме, а для супруга договорился о работе
по специальности инженером в местном колхозе «Борьба за коммунизм».
Так Люда была оформлена в штат психоневрологом, и в течение стажировки
в интернатуре и декретного отпуска, она жила в Саратове с семьёй, а зарплату
145 рублей получала ежемесячно переводом по почте. Это была высокая
зарплата сельского врача, так как вернувшись через 4 года в Саратов,
ставка врача была110 рублей, и за заведование отделением добавлялось 10
рублей. Людмиле нравился коллектив неврологического отделения областной
больницы. Она с удовольствием окунулась в тщательное изучение нервных
болезней. Ей выделили палату больных, которых она принимала при
поступлении, ставила диагноз, обосновывая симптомы, назначала больным
обследование и лечение. Каждое утро, придя пораньше, она заходила к своим
подопечным, чтобы узнать, не изменилось ли их состояние за время её отсутствия.
Михаил Григорьевич ставил в пример её другим врачам. Всегда опрятная,
в туфлях на высоких каблуках, в кипельно белом, накрахмаленном и отглаженном
халате, с причёской из длинных русых волос, она отличалась аккуратностью
от тех врачей, кто в старых шлёпках шёл на обход к больным. Каждого, вновь
поступившего больного, осматривал дежурный врач, завотделением, и затем
в его кабинете обсуждали: правильность диагноза, поставленного лечащим
врачом. Людмиле было страшновато высказываться первой. Ведь надо было
не только клиническую картину отразить, но и на каком уровне нервной системы
произошло нарушение, в каком месте и каковы последствия могут быть,
объяснить назначенное обследование и лечение. Она внимательно
прислушивалась к мнению других неврологов, но порой отстаивала своё мнение,
и оказывалась права. Она часто ходила в медбиблиотеку и читала
дополнительную литературу, монографии учёных по конкретному
заболеванию, и смело опиралась на прочитанные данные. Токсикоз
первой половины беременности прошёл, и Люда легко справлялась с работой,
учёбой и семейными делами. Люда сама сшила себе просторные платья,
блузки, много вязала себе и друзьям шерстяные шапки, кофты, костюмы.
В ноябре бабушка Фёкла легла на операцию по поводу катаракты в глазную
клинику, что на ул. Вольской, 6. Операция прошла успешно, но первые
трое суток надо было, чтобы кто-то за ней ухаживал в больнице. Это сейчас
оперируют по-новому, лазером, и больных через пару часов отправляют домой.
Люда осталась ухаживать за бабушкой, которой нельзя было ни поднимать голову,
ни опускать, ни поворачивать в стороны. Люда успешно ухаживала не только за
Фёклой, но и за её соседкой. Вечером пришла Света, чтобы сменить Люду,
но медперсонал запретил смену, якобы из-за карантина, даже беременной не посочувствовали, поэтому пришлось Люде остаться и на вторую ночь. Фёкла
строго выполняла назначения врачей, чтобы не ослепнуть и «не быть в тягость»
родным. Великая труженица, она мужественно переносила безделье, ведь даже
сидя, нельзя было стирать, чтобы не сместить ткани хрусталика в глазу, как ей
объяснили врачи. Назначенные капли в глаза она капала строго по времени,
боясь ослепнуть. Было ей в ту пору 76 лет. И дожив до 92 лет, она неустанно
работала, помогала. Когда Света или Люда приходили навестить её и Клаву,
первым вопросом у Фёклы был: «Вы принесли мне работу?» Она отчищала
песком и кирпичом до блеска закопчённые кастрюли, распускала трико,
старые шерстяные кофты, и сматывала в клубки. Позже Люда долгие годы
вязала из этих ниток, с благодарностью вспоминая великую труженицу
бабушку. Люда продолжала заниматься в интернатуре, участвовать в
областном обществе невропатологов и психиатров. Однажды на заседание
общества пришёл легенда Саратовских психиатров профессор Кутанин.
Он был уже очень стар, небольшого роста, седой, шёл между рядами прямо
в президиум. Все врачи встали, приветствуя его, во главе с действующим
председателем профессором психиатрии Гамбургом.
Однажды Люда поехала с племянницей Леночкой в кукольный театр на
спектакль, но когда подняла малышку, подсаживая в троллейбус,
то почувствовала, как по ногам что-то потекло. Поняв, что это стали отходить
околоплодные воды, вернулись домой. Схваток ещё не было, и Люда ждала
прихода Миши из института. Клава настаивала немедленно ехать в роддом.
Люда и сама понимала, как опасно для возможного инфицирования
открытие околоплодного пузыря. Вскоре пришёл Миша, и они отправились
пешком в роддом №3, что на улице Рабочей. Обследование ультрозвуковое
тогда ещё не делали, пол плода был полной загадкой. Но Люда молила Бога,
чтобы родился «пусть не красивый, но здоровый, крепкий ребёнок». Хотя в
глубине души ей хотелось, чтобы родился сын – и чтобы мужу угодить, и новое
изведать, - ведь у неё на глазах выросли две девочки, племянницы: Лариса и Лена.
И вот схватки становились всё чаще и сильнее, тянуло внизу живота так,
как при акте дефекации. Люда вставала с койки и начинала ходить,
глубоко дыша. Она подсказывала другим роженицам, что нельзя сидеть
в момент потуг: «Вы же на головку малыша давите, лягте на бочок и дышите»,
но некоторые роженицы из-за болей кричали, ругая мужей: «Никогда больше
близко не подпущу его к себе». Одновременно было в процессе родов 5-6 женщин.
Когда Люду завели в родовую комнату, где на трёх столах уже был
кульминационный период родов, она стала опасаться, чтобы акушеры
не перепутали её будущего малыша с чужим. Люда внимательно слушала
акушерку, когда нужно тужилась, а когда та говорила: «Молодец, теперь отдыхай,
дыши глубже, дай малышу кислорода», она старалась дышать на фоне утихающей
потуги, лишь бы всё было нормально с ребёнком. По переглядыванию врачей,
Люда поняла, что ей предстоит ещё что-то неприятное, но необходимое.
Акушерка объяснила, чтобы не порвалась промежность при родах,
необходимо сделать надрезы её, а после родов наложат швы и всё заживёт быстрее.
Люда была согласна, она доверяла им. Она тревожилась за малыша, так как роды затягивались, и Люда готова была перенести дополнительную боль, лишь бы
всё закончилось быстрее и благополучно. Наконец, по просветлённым лицам
акушерок, их суете, она поняла, что показалась головка малыша. С последней
потугой ребёнок вышел, и стало непривычно пусто, легко внизу живота, куда
тут же положили мешочек с песком – гнёт, чтобы вышла плацента \ детское место\
и остановилось кровотечение. Одновременно послышался негромкий плач
ребёнка. Сквозь слёзы радости, Люда пыталась рассмотреть завёрнутого в пелёнку
малыша, но видела только крохотную ножку с привязанной зелёной биркой.
До её сознания доходили с трудом слова акушерки: «Сын у вас, мамаша, весом
2700г, и рост у него - 48 см, всё нормально». На больших часах, что висели на
стене, Люда увидела время – 10 часов10минут. Было это 26 ноября 1971года.
Повернув голову, Люда следила, куда понесли сыночка, её радость, её самое
дорогое чудо. Увидела, что его положили на столик, где громко кричали ещё
несколько детей в таких же пелёнках. В это время ей накладывали швы на
промежность, но она не чувствовала боли, пытаясь не оторвать взгляд от своего
сыночка. «Как бы, не перепутали его с чужим малышом, и почему он лежит,
слегка покрякивая, а другие новорождённые орут, до посинения, широко
открыв ротики» Малышей унесли в детскую, уложив, как дрова, по два ребёнка
на каждой руке. Женщин стали уносить на носилках на второй этаж в палаты,
так как столы требовались следующим роженицам. У Люды спросили фамилию
и есть ли муж, чтобы помочь носить женщин. Люда не могла выговорить
фамилию: «Бисарева, Писерова, да Зинковская я ! », в отчаянье сказала она и
услышала Мишин голос: «Есть, здесь я, готов всех перенести» Крепкие руки
мужа и его друга однокурсника подхватили носилки и понесли. На Люду
напала такая слабость, что она лишь на миг открыла глаза и увидела такой
взгляд Миши, полный любви, нежности, гордости и тревоги, что почувствовала,
как тёплая нега разлилась в ней и она успокоенная, с чувством выполненного
долга, уснула. Утром, на обходе палатный врач спросила Люду: «Вы натуральная
блондинка? Что-то у вашего малыша кожа беленькая. Мы проверили, анализ
крови хороший» Вновь волнение охватило молодую маму. Она с трудом дождалась,
когда им в палату стали заносить малышей. Личики у большинства ребятишек
были синюшные, красные, громко плачущие.
Но вот принесли спокойного, светлолицего малыша, и все женщины сказали:
- «Вот и твоего, Люда, благородного пана принесли». Люда первым делом,
осторожно развернув, посчитала пальчики у сыночка на ручонках и ножках,
а он доверчиво смотрел, не плакал, ждал, лишь чмокая губами. Налюбовавшись
на свою кровиночку, она взяла указательным и средним пальцем подготовленную
грудь и поднесла к ротику сына. Малыш деловито стал сосать молочко, а у мамы
от нежности слёзы набежали на глаза. Она уже была счастлива с Мишей и думала,
что большего счастья не бывает. Но в данный момент её окутало полноводье
чувств: радости, любви, ответственности за жизнь этого маленького тёплого,
родного, такого беззащитного человека, плод их большой любви с мужем.
А Миша стоял под окном роддома и ждал с нетерпением и гордостью:
«Какой же МОЙ СЫН?!» Некоторые женщины, по просьбе мужей подносили
своих малышей к окну. Но была глубокая осень, конец ноября, из окон
дуло холодом. Люда из осторожности, чтобы не застудить сына и грудь,
решила не подходить к окну с малышом. Всё равно ничего не видно, кроме
одеяльца из окна второго этажа. Она подробно описала в записке каждую
складочку сына, каждое мгновение кормления его, предложила ряд имён
для него, попросила принести яблоки из компота из сухофруктов. Жидкости
много нельзя пить, будет молоко выделяться избыточно, а мягкие, сочные
варёные яблоки из несладкого компота и жажду утолят и помогут со «стулом».
Пупочек у малыша зажил на 5 день, сняли швы и Людмиле. И на 6 день их
выписали домой. Счастливый отец крепко прижимал сына, и Люда беспокоилась,
что малышу трудно дышать. На улице падал первый снег. Они шли пешком
через железнодорожный переезд домой счастливые, влюблённые, гордые за сына, переполненные вновь добавившимися чувствами. А снег кружился в радостном
вальсе, словно поняв их настроение. Из предложенных Людой имён остановились
на красивом имени Владислав, хотя Миша предлагал назвать сына Ванюшкой, но уступил жене.
Ожидая малыша, Люда заботливо вышивала на ползунках и кофточках слоников,
жирафов, петушка, клубничку…. Ведь в то время не было в продаже яркой,
красивой детской одежды, но зато всё было из натурального хлопка.
Детская кроватка Владюше досталась после Лены. Она еле уместилась
в нашей комнатушке. Купили масляный обогреватель, чтобы не заморозить
сына, а когда купали, то дополнительно включали тепловентилятор. Купал
Миша сам, положив сына на левую руку, а правой поливал водичкой грудь
и животик малыша. Люда только помогала, подавала ковшик, пелёнку.
В первый раз купания, и Клава, и Света хотели помочь, давали советы,
но в комнатушке было не уместиться всем, и Миша твёрдо попросил их выйти.
Он всё умел делать. Так молодая, счастливая семья - прибавилась сыном -
Владиславом Михайловичем Бисеровым...
( продолжение следует)