Опять заголосит
в надорванную просинь
петух или другой бессонный бузотер.
И чей-нибудь птенец,
прекрасный как Иосиф,
проснется и уйдет от братьев и сестер.
За тридевять страниц
за вычетом пролога,
на литографский слой песка у мыса Горн
где менее всего охота слыть пророком
и миру предвещать погоду и прокорм,
и тучные стада и облачные перья,
покуда не взойдет нагрудная звезда
у вечного жида и юного еврея,
виновного что ночь,
и суша, и вода.
Стирается свинец в неистовых широтах
и черная волна выбрасывает соль --
хоть пальцами читай,
ощупывая что-то
и вещное как плоть,
и вещее как боль,
и ветхое как пыль с подветренной страницы --
вот так и пролистать, отряхивая год.
Но снова прокричит заезженная птица
и вечное перо продолжит оборот.