Каждый пишет, как может, не всем же дано
Быть Твардовским, Цветаевой, Бродским.
Но есть дамы, у них на уме лишь одно:
Стать известной, заметной и броской.
В каждом слове её – любованье собой,
И отчаянно просит: «ПРИМИТЕ…».
Я её представляла, конечно, другой,
Но порою подводит наитие.
Шаг за шагом и истина стала видна -
Ведь тишком за спиной – это подло.
«ОЙ, ПРИМИТЕ МЕНЯ», - слёзно просит она,
Не забыв спеть хвалебную оду.
Промолчать про гордыню, про скромность сказать.
Не забыть про бессонные ночи.
И словами потом, как верёвкой связать
И добавить: «Люблю я вас, очень».
Про любовь не напишешь, коль к чувствам глуха,
Чай не щуку хватаешь за жабры.
Не дано и идёт за ухабом ухаб,
Примитив, что «на клаве» был набран.
Не дано от рожденья? Фигура не та?
В пух и прах разнести всех «худышек».
Чтобы видели твёрдость и силу кнута -
Поднимать кнут всё выше и выше.
Видно горе её обошло стороной,
У неё – лишь мозоль на колене,
Не был слышен её оглушающий вой,
Не был рот в окровавленной пене.
А «РАСПЯТЬ» ты не примешь. Позёрство твоё
Серой мышкой шуршит между строчек.
Головою качал за окном старый клён,
Видя лживый размашистый почерк.