Благодарная память 5 часть Встреча

Людмила Бисерова
       Как комсорг потока, Люда была увлечена другой заботой, не забывая об учёбе. Она с однокурсниками организовывала вечер, назначенный на 30 ноября 1969 года. Надо было успеть составить интересную программу, договориться о помещении, музыке, о раздевалке, о пригласительных билетах…  Вечер проводили в Доме Учёных, что  находится на углу Московской и Комсомольской  улиц. Теперь он называется Дом работников Искусств. На вечер был приглашён наш земляк артист Олег Янковский, только что снявшийся в роли Генриха в фильме «Щит и меч». Народу набралось полный зал. Люде надо было проследить, как справляются ребята в гардеробе, готова ли музыка к танцам. Она сидела в фойе и бесседовала  с Ильёй Шаломовым, Борей Ламиховым  и другим ребятам, давая  последние наставления перед началом. Затем пригласила всех в зал, а в президиум Олега Янковского и открыла встречу. Артист рассказал, как снимался фильм, ему задавали вопросы зрители, он подробно отвечал на них. На роль  он попал, якобы случайно, попался на глаза жене режиссёра фильма, находясь у брата в гостях в Белорусии. Та, увидев вошедшего в ресторан Олега Янковского, сказала мужу громко: « А вот тебе и Генрих!» На пробах Янковского утвердили на эту роль.  После встречи с Янковским, начались танцы. Заиграла музыка, и  тут Нина шепчет Люде: «В противоположном конце зала стоит симпатичный, высокий молодой человек, он не спускает глаз с тебя». Люда невольно оглянулась,  и встретилась взглядом с приятным незнакомцем, сразу поняв, о ком речь и почувствовала неизбежность чего-то важного в своей жизни, что должно сейчас произойти. А Нина вела "репортаж": «Ну, подруга, готовься, он направляется к нам». И действительно, молодой человек подошёл к подругам, поздоровался и пригласил Люду на танец.  Людмила была высокая, да ещё носила туфли на высоком каблуке. Но парень был выше её ростом.  Короткая по моде серая юбочка и шёлковая,  с пышным жабо, белая блузка, сидели на стройной фигуре девушки очень привлекательно. Всё это было сшито её  умелыми руками самостоятельно. Длинные, густые русые волосы Людмилы были  аккуратно собраны в пышную причёску из трёх валиков. ( фото)
 
Молодой человек осторожно держал её в танце, но Людмила чувствовала силу  в его руках. Она едва касалась рукой его плеча, но ощущала упругость «бицепсов» под прохладной тканью новомодной сорочки из нейлона. Парень  был высокий, стройный, как кипарис.  Он был очень симпатичен: с тёмными, русыми волосами, правильными чертами лица, с шёлковыми бровями в «разлёт» над спокойными, внимательными серо-зелёными, как и у Люды, глазами. Молодой человек всё больше нравился девушке. Прямой нос, твёрдо, чётко  очерченные губы, лёгкий приятный аромат парфюма кружил ей голову. В нём всё было в меру, без излишеств и недостатков. У Люды  появилось  дерзкое, незнакомое ей прежде,  желание обнять  парня за шею. Во время  танца молодые люди познакомились. Люда узнала, что Михаил  был студентом первого курса института механизации сельского хозяйства, жил в общежитии, где  он и увидел   приглашение на вечер.  Девушке было легко беседовать с приятным ей парнем, который был тактичен, ненавязчив, отвечал лаконично и просто.
         ( Фото - первые встречи влюблённых  Михаила  Бисерова и Людмилы Зинковской. Такую короткую стрижку другу сделала, по его просьбе, неопытный парикмахер Люда. (ноябрь 1969 года)
Танцуя и ведя разговор, Люда и Михаил не заметили, что музыка прекратилась, а они стоят, держась за руки,  в центре быстро пустеющего пятачка танцевального зала. Проводив Людмилу к подруге, так ни о чём и не договорившись, Михаил вернулся на противоположный конец зала к друзьям. Люда была занята проверкой постов в гардеробе, не танцевала. В конце вечера по традиции был объявлен «белый танец»- дамы приглашают кавалеров. Нина, схватив подругу за руку, зашептала быстро и горячо: «Смотри, какая-та рыженькая девчонка приглашает «твоего» парня на танец, а он ждал тебя, искал, оглядывал зал, когда ты выходила». Ну что тут поделаешь, не бежать же разнимать танцующую пару. Организационные хлопоты вновь увлекли Людмилу. Нина с двумя соседками по общежитию, помогали выдавать пальто в гардеробе, тщательно следя, чтобы не потерялись номерки на одежду,  и не было путаницы. Ребята собрали музыкальные принадлежности.  Сдав последнее пальто, отчитавшись перед дежурным вахтёром Дома учёных, в сохранности номерков, мебели и чистоте оставляемого помещения, довольные подруги покинули здание последними. В душе Людмиле было  жаль, что таким коротким было знакомство с приятным молодым человеком.  Среди молодёжи, покидающей  здание,  его не было видно. Она рассталась с подругой. Нина, в стайке тех, кто жил в общежитии, осталась на противоположной стороне улицы, а Люда одна оказалась на троллейбусной остановке. Время было уже позднее, прохожих мало. Всегда многолюдный, шумный город, затих в вечерней прохладе, словно сочувствуя грустному одиночеству девушке, для которой мелькнуло  лучиком приятное знакомство, как обещание счастья, взволновало радостно и исчезло, как мираж.  Вскоре подошёл троллейбус. Уже поднимая ногу на ступеньку троллейбуса, она услышала сзади  знакомый голос, который осторожно спросил: «Можно Вас проводить домой»? От неожиданности, радости и желания быстро объяснить пареньку, что она  живёт очень далеко, за вокзалом, где её будут встречать, Людмила растерялась и сказала, чтобы он присоединился к группе студентов на противоположной стороне улицы, которая идёт в общежитие. Ведь оба общежития, как медицинского института, так и института механизации, находятся друг против друга на одной улице. Но молодой человек поднялся за ней в троллейбус и только спросил: «Надеюсь, что Вас будет встречать не муж»?  Не привыкшая кокетничать, Людмила откровенно рассказала, что встречать её будет мама с собакой Пиратом, потому,  что пройдя мост через железнодорожные пути, за вокзалом, нет высоких зданий  и уличного освещения, а идти к дому надо в гору, среди частных домов, утопающих в зелени,  пугающей в  ночной темноте. Михаил рассказал, что он приехал из Пензенской области, вырос в деревни, отслужил в армии в Германии. За разговором, они доехали до вокзала и поднялись на мост. Люда сразу заметила по другую сторону моста, тёмный силуэт мамы с собакой. Клавдия, увидев, что дочь возвращается не одна, чтобы не смущать молодых, пошла в сторону дома по противоположной стороне улицы. Михаил настоял на дальнейшем провожании, и молодые люди, увлечённые беседой, шли не спеша, позабыв о позднем времени. На тропинке их догнал, шедший неровным шагом, подвыпивший сосед Пётр Чугунов. Он был чуть старше Люды, но вместе они играли во дворе в детстве в шумные игры. Остановившись около молодых людей, Пётр внимательно оглядел незнакомца, и хоть сам стоял не твёрдо на ногах, но строго сказал Мише: «Нашу Люду не обижай!» и, заметив впереди Клаву,  успокоился и пошёл дальше. Люда  беспокоилась, как же  Миша доберётся до общежития, ведь троллейбусы перестают ходить после 12 часов ночи, а ему надо будет идти  пешком до улиц Горького и Бахметьевской. Но разговор вновь увлекал её, а также незнакомое ранее чувство свободы от общения, желание не расставаться. Ей казалось, что они уже были  близкими людьми, просто давно не виделись, и вот, наконец,  встретились, и не могут наговориться. Не было усталости от сложного дня, позднего часа, ответственности за то, что и мама не уходит отдыхать, а деликатно ждёт в сторонке. Новизна чувств, незнакомых ранее ощущений, окутала Людмилу, лишив чувства реальности. Она очнулась, когда мама подошла к ним, поздоровалась с молодым человеком и обратилась к дочери: « Время позднее, молодому человеку сложно будет добираться домой, пора расставаться». Быстренько договорившись о встрече,  молодые люди расстались в светлых чувствах друг о друге. На следующий день Миша рассказал, как быстрым шагом, идя прямо посередине улицы, а не по тротуару около тёмных домов, он успешно дошёл до вокзала. Его окликали какие-то парни, просили закурить, но он на ходу сказал им, что не курит. И это действительно было так. Ему повезло сесть в дежурный троллейбус, который изредка делал рейс, собирая граждан после второй рабочей смены, ну а в общежитие пришлось лезть через забор и окно, чтобы не будить спящего вахтёра.      
  Родом Михаил был  из Пензенской области, Камешкирского района, села Мокрый Дол,  что граничит с Базарно-Карабулакским районом Саратовской области. Родился снежной зимой, после рождества Христова в 20-тых числах января  1947 году в многодетной семье Ивана Григорьевича и Ефросиньи Васильевны Бисеровых, где выросло только взрослыми  шестеро детей, а несколько умерли в малолетстве. По весне, проезжал регистратор и записал примерную дату рождения Михаила  вторым днём после рождества, 8 января 1947 года.  В деревне принято было испокон веков называть не по фамилии род, а по прародителям. Так  семья Михаила Бисерова звалась по имени прадеда Михаила – «Мишань».  С давних пор  в селе Бегуч, Камешкирского района Пензенской области проживали мордва, русские. Это были не коренные мордва-Эрзя, что живут выше по Волге в Мордовской республике, а ближе к «мокша». Говорили они на своём мордовском языке, в котором было много русских знакомых, современных слов. Письменности своей не было, писали  русскими буквами. Были они православные. Мордва - народ дружный, работящий, часто многодетный, но любящий  русскую песню, с юмором дружный. По соседству, в половине километра, расположились чувашские села  Белая гора и Шняево  Базарнокарабулакского района Саратовской области. На базар ездили через эти сёла в следующее большое, уже  татарское село Яколевка .  Так,  во второй половине 19 века, в правобережных просторах   Великой русской реки Волги, на границе двух губерний: Пензенской и Саратовской, дружно соседствовали четыре народности Поволжья: русские, мордва, чуваши и татары. В этих живописных  местах, окружённых лесами, прудами,  жила семья Михаила  Бисерова в селе Бегуч.  Было у него три сына: Григорий, Никита и Иван, и дочь Мария. Григорий был призван  на службу в армию в неспокойные годы гражданской войны. Служил в Чапаевской дивизии. В семье сохранилось фото, где он вместе с другими бойцами, рядом с  самим командиром. По возвращении из армии, Григорий женился на местной девушке Акулине. В девяти километрах от Бегуча в начале прошлого века стал закладываться  посёлок Мокрый Дол, где начала совместную жизнь молодая семья Григория Михайловича Бисерова  и Акулины Николаевны Кузякиной.               
               
             (фото)
Село Мокрый Дол,  семья Бисеровых: в центре сидит Акулина Ивановна, бабушка, рядом Ефросинья Васильевна, (мама Михаила),  слева сидят Анна, жена старшего брата Дмитрия, который  стоит,  за женой, сестра Миши Нина,  племянницы Маруся, Наташа, на втором плане рядом с Дмитрием сестра Раиса и Михаил 11 лет.

   На берегу пруда у Шиханского леса поднялся деревянный дом, где в радости и деревенских заботах выросли три сына Григория и Акулины:  старший - Иван  (1913 года рождения),  затем - Семён (1919 г.р.) и младшенький - Василий.  Акулина была росточка небольшого, но твёрдого характера, работящая, она редко улыбалась, была глубоко верующая. Она до самой кончины в престарелом возрасте, переписывалась с монастырями, посылала часть пенсии  в храмы, и ей приходили  письма от священнослужителей, календари православные, молитвословы. Было у неё старое, со старославянским алфавитом Евангелие.  Ходила в тёмной одежде. В последние годы много времени проводила в молитвах. Женщина умная, она  прожила  долгую жизнь и умерла на десятом десятке лет. Старший сын Иван рос добрым, умелым парнем. Он  и печь сложит, и сруб  избы соберёт, всю нелёгкую сельскую работу делал с шуткой, юмором. Пришло  время жениться, и выбрал он   в невесты девицу Ефросиньюшку. Ефросинья  родилась  у Василия и Ирины Чернышовых  в соседнем селе Рыбное, что в 4 километрах от Мокрого Дола,  второй дочерью  в многодетной семье. Высокая, ясноглазая, с широкими скулами, как у всех мордва, девушка, несмотря на постоянную в руках работу, была  весёлого нрава, певунья. У неё  были четыре   сестры  и брат.  Старшая  сестра Екатерина вышла замуж, стала Сорокиной и всю жизнь прожила в Саратовском селе Чардым, где подняла, вырастила  восьмерых детей: Сорокиных Алексея, ( у которого с Антониной был сын Алексей, прекрасный, умный, красавиц, который  выделился сначала по комсомольской линии в политехническом институте  Саратова, где учился, затем в райкоме ВЛКСМ, в ОБКОМе,  был переведён на работу в Москву, где дослужился до  большого чина в Комитете, но не зазнался и всю родню принимал в гости с радостью). Затем у Катерины родились и выросли: Пётр, Егор, Геннадий, Надежда,  Елизавета и Александр ( Шуриком его все  звали, как младшего) Брат  Ефросиньи,    Михаил Васильевич Чернышов,  погиб на фронте  Великой  Отечественной войны. Его сын Алексей, тихий, застенчивый, особенно на фоне своей сварливой жены Анны, жил по соседству с  тётей, в Мокром Доле. Ефросинья жалела брата, его мать, свою золовку Полину, помогала им. Она стирала её одежду, приводила и мыла в бане полуслепую жену брата, которую сноха  отказывалась купать,  кормить. Добрая, отзывчивая  «Офросья», как называл её муж, пекла пироги и хлеб, которые у неё всегда удавались, и соседям к празднику, и для колхозной столовой. Старшая сестра Ефросиньи, Александра, вышедшая замуж тоже за Александра Сорокина ( однофамилец мужа  сестры Екатерины), жили всю жизнь в питомнике Вязовского района Саратовской области. Имея своих пятерых детей: Валю, Сергея, Константина, Таню, Раю, тётя Шура приветливо встречала всех  родных, приезжающих во время урожая  клубники, чтобы дешево  купить  ягоду там,  самосбором   в питомнике, и пообщаться с этой жизнерадостной, трудолюбивой тётушкой. Позже, будучи  парализованной, после инсульта,  около 20 лет, её часто привозили на всё лето к сестре Ефросинье, где она   переносила болезнь стойко, сама  себе массажировала руку, не унывала и не давала жалеть её окружающим. В Мокром  Доле жила и младшая сестра Ефросиньи, Мария. Она вместе с мужем   вырастила трёх сыновей: Владимира, Сергея и Ивана Ерюшевых.               
Посёлок Мокрый Дол  рос.  Уже три  длинных ряда  домов вытянулись вдоль  главной улицы. В годы коллективизации стал здесь организовываться колхоз «Заря коммунизма» с сельсоветом в Мокром Доле, как отделение.  Здесь была большая молочная ферма, до трёхсот голов коров, свой конный двор с сотней коней, своя маслобойка, пасека. Семья Бисеровых была работящая, многолюдная, крепкая и материально:  работали от зари до зари сыновья, снохи, дети. Был при дворе свой конь, а это уже попадало под статью кулачество. Понаехали из Пензы проверяющие и записали семью Григория и Акулины Бисеровых в кулаки, выдали предписание на выселение  в Сибирь. Акулина дошла до начальства, показав письма мужа с войны и фото, где Григорий  заснят рядом с красным командиром Василием Ивановичем Чапаевым.  Дело приостановили. Коня отняли, но семью не тронули с места. Тесновато было в  доме большой семье Бисеровых. У Ивана и Ефросиньи  стали рождаться детки, словно посыпались из лукошка: Дмитрий, Надежда, Анатолий, Раиса,  Михаил, Нина. Вскоре  и средний сын Бисеровых,  Семён выбрал в жёны  местную девицу, высокую, жизнерадостную Парасковью.  Проска, так звали в деревне жену Семёна,  тоже была под стать всем Бисеровым,  работящая, сильная, стройная красавица. Вскоре у них с Семёном родились детки: Зина, Николай, Анна, Анатолий. Печки не хватало разместить всех детей. Решено было отделять семью  старшего сына Ивана в новый дом. Как раз  застраивался верхний порядок села. Там и поставили сруб нового дома. В селе было заведено дружно, всеми родственниками, с соседями собираться на «Помощь» и в 1-2 дня ставилась печь, крылась крыша, мазались  стены, вставлялись   рамы в окна – и дом готов.  Младший  из сыновей Ивана и Фроси, Мишенька, названный в честь прадеда Михаилом, помнил как весело, с шутками каждый делал свою работу: кто доски тесал, только стружки душистые летели на землю, кто печь клал, кто глину месил босыми ногами, кто верхом на «коньке» крыши, ловко стучал молотком. Женщины готовили обед в одном большом  котле для всех работничков. Одной было поручено печь  хлеб, пироги, другая  запекала кашу  на молоке в горшочках с пеночкой наверху. В тени стояли фляги с квасом, сваренным по местному способу  на сахарной свёкле, ну  и, обязательно, мужикам в обед наливали  стаканчик самогона. Этот напиток был на селе «валютой». Им расплачивались за выложенную печь, спиленные в лесу стволы огромных осин, берёз и трактором доставленных к дому, чтобы были дрова на зиму. Гнали самогон и в доме, но это малыми порциями, когда ставился на керосинку котёл с брагой, сверху помешалась большая миска, куда будет стекать конденсат, а поверх неё помещалась миска  поменьше для холодной воды. Края посудин тщательно,  для герметичности замазывались тестом. В полчаса литр мутной самогонки готов. Разливай в бутыль, закупоривай затычкой - скрученной газетой – «валюта» готова. На случай же свадьбы или, не дай Бог, похорон, тут требуется не литр, а фляга самогона. Сообща, сельчане от глаз посторонних долой, летом ставили «завод» в лесу. На телеге привозили бочки с брагой, фляги с водой... Договаривались,  чей черёд гнать самогон. Бывало,  взрослые наладят «производство» и идут на работу в колхоз, а парнишку сына оставят поддерживать огонь, да следить, чтобы стекали капли драгоценные в нужную ёмкость. Правда, нет-нет, да  проходили пути  - дороги мужиков сельчан мимо «завода,» то один придёт попробовать  первача, то другой. И все, как бы случайно  сюда набрели,  или дать совет. Долго ли коротко, но к вечеру, хозяин ведёт лошадь, грузит на телегу фляги и с драгоценной продукцией, и пустые  из-под браги, воды, везёт всё домой. Тут уж хозяйкина забота, как уснёт  «уставший пробовать самогон хозяин», разлить по бутылям и попрятать  их, чтобы сохранить к нужной дате. А новая фляга с брагой уже готова, томится, зреет. Поищет, походит мужик по дому, в подпол слазает, под печку, заглянет под кровати – нет нигде. А фляга стоит себе  на солнышке, посреди двора, рваным одеялом укрытая, на нем кошка разлеглась, спит, свесив хвост и лапы,  то петух взлетит для пущей важности на ёмкость с брагой, чтобы его кукареку звучало авторитетней. Лишь хозяин поищет, поищет, почешет с досады в затылке. То в крапиву спрячет хозяйка самогон ли, брагу. Не найти мужику,  выпьет кваску, да  за работу опять примется.
   Рос Миша  смышленым малым. За старшими братьями и сёстрами и грамоту быстро познал и жизнь. Очень любил гармониста слушать, наблюдал, как тот лады подбирает. Купить ему гармошку родители не     могли - баловство, но когда у Николая, двоюродного брата появилась гармонь, Миша с печки не слезал, пиликал на ней до тех пор, пока сам не выучился на слух играть. Стали по дворам приглашать мальчишку, поиграть на свадьбах – гулянках, а что? Выгодно, пить  самогон не пьёт гармонист, а «Астраханочку», да «Барыню», «Цыганочку» так заливисто играет, что девчата в пляс выбегают вне очереди. Ну и частушек  с перчинкой наслушался с детства  мальчонка! Но в семье строгие правила были, никто не сквернословил. А Ефросинья  обедать  бывало не сядет,  пока лоб не перекрестит. Знала она и почитала все праздники православные, молитвы напевала, когда за прялкой сидела. Голос у неё был сильный, и слухом не обижена, так что на поминках запевала молитвы. В школе училась всего два дня, пёрышко потеряла, что учитель дал, вот и побоялась идти в класс. Да и родители не настаивали на учёбе, помощница в доме нужна была, а грамотному счёту жизнь обучила.  Места Пензенские эти были и есть  картофельные, на продажу до сих пор картошку сажают. Осенью выкопают урожай. Разложат картофель  на пять горок  у погребницы,  рассортируют так: ровную и крупную картошку - на продажу в Саратов, (Он ближе расположен, чем Пенза),  среднюю картошку тоже в Саратов, но уж живущим там  детям, ровненькую, размером с куриное  яичко – на семена,  весной сажать, кривую да порезанную лопатой или вилами проколотую – себе на еду, а очень мелкую – скоту на корм. Так в погребе несколько сусеков отгорожено, по сортам картошки. Чтобы выгоднее продать картошку, грузили  её на тачку и пешком шли  в Саратов на базар.  Это 140 километров ноженьками, да с грузом. Ночевать останавливались в сёлах, у знакомых или  просились на ночлег к чужим людям. В колхозе денег не платили, начисляли трудодни, да налоги  собирали, включая  многодетных семей молоком, маслом, яйцами. Дети росли так, что яичко на Пасху да на Красную Горку  только кушали, а молоко да маслице, если заболеешь,  мать даст с мёдом для выздоровления.  На вырученные деньги накупали в городе ситец  да сатин, калоши глубокие. Шила рубахи да платья Ефросинья сама, ловко строчила на «зингеровской» ножной машинке. Особенно ей удавались детские шапочки на ватине, а сверху соберёт материал в «гармошку» да помпон пришьёт – получалось нарядно, на заказ шила. Всё успевала: и в колхозе работать в поле, и домашнее хозяйство вести. Дети, правда, росли, следя и ухаживая,  старшие за младшими.  Встанет мать до рассвета, корову подоит, отгонит в стадо, скотине корм даст, печь растопит, поставит горшки с щами да кашею  вариться, накажет старшим дочерям какие грядки прополоть, мальчишкам воды в баню наносить,  и убежит на работу в колхоз.  Иван   тоже с утра лопатой   да вилами машет в «конюшне», так называли скотный двор. Почисти, поскребёт, корм задаст скоту, и тоже со двора на заработки уходит. Кому печь класть,  или по заданию бригадира на какую работу. Очень он привык курить. Свернёт клочок газеты кулёчком, положит  в него табачку и  дымит.  Старшая дочь Надя разложит   тулуп на полу, там малыши и ползают весь день, и описаются, и обсохнут сами, лишь кормили  их старшие дети, да к приходу матери, умывали малышей. Не все детки выжили, но Мишеньке повезло. Он рос любимчиком, младшеньким и очень уж симпатичным, не ревел, без причины, не задирался. Когда подрос, стал бегать, то и него ему задания были  – кур из огорода выгонять, кошку, чтобы огурчики  молоденькие, только завязавшиеся не ела, овец загнать, корову, когда вечером стадо придёт, да гусей от пруда привести во двор. На Пасху в новой рубахе, с  мешочком тряпичным в руках, ранним утром ходил Мишенька с такими же малышами Колей Бисеровым( брат двоюродный), дружком Колей Кононовым и другими ребятишками по домам, Христосовались . Зайдут в  каждый дом, стоят у порога и дружно, хором: «Христос воскрес!»  Хозяева с улыбкой даёт им пасхальное,  яичко крашенное, красное , карамелек, а кто-нибудь  из родственников  и пятачок сунет. Радостные дети, жуя пряники и конфеты, переговариваясь, спешат к следующему дому. Возвращались с полным мешочком сладостей и яиц, а из потайного карманчика,  с гордостью добытчиков, доставали и отдавали маме денежки, хоть и медные, но свой честный первый  заработок. Сваренные в луковой шелухе, яйца сохранялись  до следующего праздника через неделю – Красной Горки. В этот день и дети,  и взрослые весело катали яйца на лужайке перед домом, выигрывая друг у друга яйца. Первые  начальные четыре класса учился Миша в родной деревне. Занятия велись на русском языке, хотя дома  все разговаривали  на мордовском языке. Одна учительница, а в комнате сидели дети и первоклашки и второго и третьего классов. Каждому своё задание она давала и проверяла тут же при всех.  Малыши слушали  и думали: «Ох, как сложно будет во втором классе учиться», сопя, старательно выводили крючки и палочки, заданные им. В пятый класс Миша стал ездить  в село Бегуч, что в девяти километрах от дома. Там семилетняя школа. Был у него друг, годок, Николай Кононов с нижнего порядка деревни. Так вместе и ходили пешком в школу два Николая и Михаил,  перекинув через плечо холщёвую сумку с тетрадками.  Иногда,  бывало,  им  везло,  на попутной телеге довезут.  Машин  в то время  не было частных, лишь у председателя -  «газик», да трактора. В зимние холода определялись на постой в Бегуч к родственникам или знакомым. У Миши в Бегуче жила средняя из сестёр – Раиса. Она была замужем за Ерюшевым Анатолием. У них подрастали  двое племянников Мишиных: Володя и Танюшка. Миша часто оставался ночевать в непогоду у сестры.  Десятый класс  Миша оканчивал в селе Порзово. Там была десятилетняя школа. Михаил жил на квартире с другом из села Дьячевки  Анатолием Люлиным, с которым позже и в Саратове продолжали дружить. Учился Михаил хорошо, но без особых стараний. Ему легко давались предметы. Вот только не было в школе учителя иностранного языка, потому в аттестате прочерк у этой дисциплины. После окончания школы поехал в районный центр, Русский Камешкир, что в 25 километрах от дома, учиться на курсах механизаторов. Как  только вырвется домой в выходной Михаил, то ждали  его дела по хозяйству: дров наколоть, крыльцо ль подправить… Старшие братья женились и отделились – Дмитрий по соседству дом поставил, две дочки у них с Анной: Маруся и Наташа. Другой,  средний брат, Анатолий уехал в Саратов,  работает на заводе зуборезных станков, женился, живёт с женой Марией и детьми Виталием и Галей. Миша один отцу помощник. Сильный и ловкий, он успевал не только свои дрова колоть, но и брату   помочь и сестре Надежде, которая вышла замуж за Дмитрия Морозова. Жила сестра   сначала в селе Рыбное, что в четырёх километрах от Мокрого Дола,  но вскоре стали расселять их посёлок и им выделили новый дом в Мокром Доле на том же порядке, где и родители. У сестры росли сын Николай и дочь Валентина. Самые сучкастые поленья оставлялись и ждали приезда Миши. Он ловко справлялся с неподдающимися другим  чурбанами, работая и правой и левой рукой с одинаковой силой и точностью. Вечерами  молодёжь собиралась в клубе, маленьком деревянном домике. Приходили все в калошах, так как грязь на улице была до самых заморозков, непролазная. Иногда, возвращаясь, домой из клуба,  в темноте (улицы не освещались), теряли, топили калоши в грязи. Был такой случай и с Мишей. Наутро ходил искать в месиве грязи калошу, мать строго наказала найти пропажу. Нашёл с трудом, отмыл и снова носил. По окончании  механизаторских курсов,  Михаил был призван в армию, в танковые войска, дислоцированные в восточной Германии. Скромный, хорошо разбирающийся в машине, аккуратный и внешне и в работе, Михаил вскоре был переведён на службу в медсанчасть водителем на «скорую», возил врача. Ему нравилось ездить всюду с майором медицинской службы, не только в гарнизоне, но и по городу. Город удивлял чистотой и опрятностью. Хозяева магазинчиков  утром с мыльным раствором мыли тротуар перед  своим заведением. Повсюду канализационные стоки воды, нет ни луж, ни пыли. Дорожки на газонах не протоптаны, как у нас, а выложены асфальтом в том направлении, где удобно пешеходам. Миша бывало,  ночь не поспит, но отремонтирует машину, чтобы утром как всегда  она была  готова к выезду. За отличную службу  в армии Михаил был награждён почётной грамотой, благодарственным письмом
       
родителям и, о нём была заметка с фотографией в армейской газете.
 
Приятно было Ивану и Ефросинье узнать о благополучной службе сына и, они с гордостью показывали сельчанам газету и благодарственное письмо. Позже, по окончании института, Михаилу вновь пришлось одеть военную форму, но уже только  год  он служил в армии, в г Казани
               
А тогда в 1965 (8) году ему пришлось участвовать против демократических выступлений населения соцстран. Однажды подняли по тревоге воинскую часть и срочно  двинулись из Германии в Венгрию наши войска, а с ними и медсанчасть, где служил Михаил. Политработники не чётко пояснили, что  « едим на защиту коммунистических идей» против  выступлений венгров за демократию, но стрелять боевыми патронами только в крайнем случае, соблюдать нейтралитет, войска вводим для острастки, а не для боевых действий. Колонна танков двигалась по улицам  медленно, а местные жители встречали её не радостно, а недружелюбно, бросая порой в наших солдат бутылки, а иногда ножи. Так был ранен и Миша в бедро, рана была неглубокая, пара швов и всё зажило, но шрам остался. Говорить о нём Михаил стеснялся, чувствуя, что не имело право наше государство силой навязывать свою волю народу Венгрии. Вернувшись  после службы в  армии домой, Михаил  побыл с родителями, повидался   и поехал в Саратов, чтобы учиться. Устроился на авиационный завод  рабочим и поступил на подготовительные курсы в институт механизации сельского хозяйства. Стал готовиться к вступительным экзаменам, которые успешно сдал и стал студентом, поселился  жить в студенческом общежитие.  Это была осень 1969 года, когда повстречались и полюбили друг друга двое молодых  людей:  Людмила Зинковская и Михаил Бисеров. Они встречались не только после занятий. Иногда Михаил приходил на лекции  в мединститут. Да и как было не пойти посмотреть сеанс гипноза, проводимого  профессором психиатрии Гамбургом. Однажды, когда Люда готовилась к зачёту и знала, что Миша придёт к ней к 5 часам (он был пунктуален и тактичен), неожиданно залаяла собака намного раньше. Люда вышла к калитке и увидела Николая Кондрашова. Она уже и не вспоминала о нём – исчез больше  двух месяцев назад,  ничего не сказав, да и Бог с ним. А тут вдруг пришёл, как нив чём не бывало, словно в назначенный час. Люда удивилась, но при родителях не хотела заводить разговор, быстро собралась, сказав бабушке Фёкле, что уйдёт ненадолго. Направившись в сторону вокзала, Люда спросила Николая, что привело его к ней? Тот стал объяснять, что ломал ногу, поэтому  не появлялся, но думал о ней и хочет продолжить дружбу. Люда заметила, что за это время многое изменилось, « ты не счёл нужным сообщить о себе,  да и у меня не было желания искать встречи с человеком, с которым  не связана словом, обязательствами».  И тут Люда увидела, что навстречу им спешит улыбающийся Михаил.  Что делать? Она представила их друг другу. Все втроём стали спускаться к вокзалу. Разговор не «клеился».  Николай отозвал Мишу в сторонку и стал ему с жаром что-то доказывать. Люда услышала, как Миша сказал, что не имеет значения, кто раньше познакомился, а кто позже, решать с кем встречаться будет Людмила. Подъехал троллейбус, и все вошли в него. Люда прошла к первой двери. Николай протиснулся за ней и всё пытался говорить, объяснять что-то. Миша остался стоять на задней площадке. Доехав до улицы Горького, все вышли. Михаил подошёл к Людмиле и только спросил: « Билеты на оперу брать, как собирались?». Люда ответила: «Да», и,  перейдя дорогу, прыгнула в троллейбус, шедший на вокзал, поехала назад, домой. Больше она Николая не видела, а с Мишей они продолжали встречаться. На день рождение, 3 января, Люда в тайне ждала в подарок   от Миши хоть один живой цветок. Она  загадала будущее на этом. Оба студенты, они не имели средств на роскошные подарки, которые  и не нужны им были. Когда Миша, поздравляя , протянул ей смешного прыгающего человечка, Люда едва сдержала разочарование. Не зря она пробовалась с успехом в театральное училище, не показав чувства досады, посидев за праздничным чаем, Люда вышла проводить Мишу до калитки. На улице был сильный мороз. И вдруг, Михаил  осторожно достал из-за пазухи большой алый  цветок. Люде показалось,  что он не может быть живым. Осторожно, чуть  коснувшись губами нежных лепестков, она поняла, что судьба её решена, сбылась мечта, загаданная ею, которая только что чуть не прошла мимо. Счастливая девушка с благодарностью посмотрела в глаза любимому и прочла в них обоюдное чувство. Они стояли, обнявшись, а  меж ними  бережно грелся жаром их сердец, нежный алый цветок. Это был  цвет Гибискуса, китайской розы. Миша был родом из глухой незнакомой деревни, но удивлял подругу широким кругозором, культурой поведения. Ей не было неловко за него в любой компании. Он мог вести беседу с отцом  подруги Люси Розенбаум о технических новинках, мог разудало сыграть на гармошке. Он знал тексты  всех русских народных песен и приятно исполнял их. Особенно много он рассказывал, по просьбе Люды, о незнакомой  ей сельской жизни, о своей многочисленной родне. Сдав очередной зачёт, Миша спешил к подруге. У него были трудности с иностранным языком, ведь в школе он не изучал ни немецкий, ни английский. Узнав, что Люда вполне прилично переводит с английского на русский, он записался в группу изучения  английского языка. Теперь  подруга помогала  ему  переводить тексты. Техническая литература ей давалась нелегко,  но вместе они справлялись. Ей проще было перевести на английский вопросы и ответы. Когда Миша получил первый положительный зачёт по иностранному языку, то эта оценка «хорошо» - была их общей победой и радостью. Живя в общежитие, где в комнате было восемь ребят, спавших на койках, стоящих одна на другой, Миша, имея покладистый характер, ни с кем не ссорился. В то время как по его рассказам, в «общаге» всегда было шумно, накурено и частые выпивки. Миша не курил, не пил. Он сдавал деньги, когда большинство ребят хотели купить бутылочку вина, но пить не пил, старался уйти под любым предлогом. Хотя и  в шутку, но он  честно говорил ребятам: « Мне ещё детей надо зачать нормальных». Люда и Миша часто шли готовиться к экзаменам на Набережную Волги. Здесь, ближе к Бабушкиному Взвозу, в окружении  цветущих роз и чудесного вида на Волгу, они находили лавочку под развесистой ивой. В тени её ветвей, молодые люди учили каждый свой предмет в чередовании  с поцелуями. Они радовались успехам друг друга в учёбе, были счастливы,  что вместе,  что их окрыляет одно прекрасное чувство. Они с уверенностью смотрели в будущее.  В свободное время Миша приходил к Людмиле, и, вместе с Клавдией, сестрой Светланой и её дочуркой Леночкой, они отправлялись вверх на гора, в лес. Родом Михаил был  из Пензенской области, Камешкирского района, села Мокрый Дол,  что граничит с Базарно-Карабулакским районом Саратовской области. Родился снежной зимой, после рождества Христова в 20-тых числах января  1947 году в многодетной семье Ивана Григорьевича и Ефросиньи Васильевны Бисеровых, где выросло только взрослыми  шестеро детей, а несколько умерли в малолетстве. По весне, проезжал регистратор и записал примерную дату рождения Михаила  вторым днём после рождества, 8 января 1947 года.  В деревне принято было испокон веков называть не по фамилии род, а по прародителям. Так  семья Михаила Бисерова звалась по имени прадеда Михаила – «Мишань».  С давних пор  в селе Бегуч, Камешкирского района Пензенской области проживали мордва, русские. Это были не коренные мордва-Эрзя, что живут выше по Волге в Мордовской республике, а ближе к «мокша». Говорили они на своём мордовском языке, в котором было много русских знакомых, современных слов. Письменности своей не было, писали  русскими буквами. Были они православные. Мордва - народ дружный, работящий, часто многодетный, но любящий  русскую песню, с юмором дружный. По соседству, в половине километра, расположились чувашские села  Белая гора и Шняево  Базарнокарабулакского района Саратовской области. На базар ездили через эти сёла в следующее большое, уже  татарское село Яколевка .  Так,  во второй половине 19 века, в правобережных просторах   Великой русской реки Волги, на границе двух губерний: Пензенской и Саратовской, дружно соседствовали четыре народности Поволжья: русские, мордва, чуваши и татары. В этих живописных  местах, окружённых лесами, прудами,  жила семья Михаила  Бисерова в селе Бегуч.  Было у него три сына: Григорий, Никита и Иван, и дочь Мария. Григорий был призван  на службу в армию в неспокойные годы гражданской войны. Служил в Чапаевской дивизии. В семье сохранилось фото, где он вместе с другими бойцами, рядом с  самим командиром. По возвращении из армии, Григорий женился на местной девушке Акулине. В девяти километрах от Бегуча в начале прошлого века стал закладываться  посёлок Мокрый Дол, где начала совместную жизнь молодая семья Григория Михайловича Бисерова  и Акулины Николаевны Кузякиной.               
               
            
Село Мокрый Дол,  семья Бисеровых: в центре сидит Акулина Ивановна, бабушка, рядом Ефросинья Васильевна, (мама Михаила),  слева сидят Анна, жена старшего брата Дмитрия, который  стоит,  за женой, сестра Миши Нина,  племянницы Маруся, Наташа, на втором плане рядом с Дмитрием сестра Раиса и Михаил 11 лет.

. На берегу пруда у Шиханского леса поднялся деревянный дом, где в радости и деревенских заботах выросли три сына Григория и Акулины:  старший - Иван  (1913 года рождения),  затем - Семён (1919 г.р.) и младшенький - Василий.  Акулина была росточка небольшого, но твёрдого характера, работящая, она редко улыбалась, была глубоко верующая. Она до самой кончины в престарелом возрасте, переписывалась с монастырями, посылала часть пенсии  в храмы, и ей приходили  письма от священнослужителей, календари православные, молитвословы. Было у неё старое, со старославянским алфавитом Евангелие.  Ходила в тёмной одежде. В последние годы много времени проводила в молитвах. Женщина умная, она  прожила  долгую жизнь и умерла на десятом десятке лет. Старший сын Иван рос добрым, умелым парнем. Он  и печь сложит, и сруб  избы соберёт, всю нелёгкую сельскую работу делал с шуткой, юмором. Пришло  время жениться, и выбрал он   в невесты девицу Ефросиньюшку. Ефросинья  родилась  у Василия и Ирины Чернышовых  в соседнем селе Рыбное, что в 4 километрах от Мокрого Дола,  второй дочерью  в многодетной семье. Высокая, ясноглазая, с широкими скулами, как у всех мордва, девушка, несмотря на постоянную в руках работу, была  весёлого нрава, певунья. У неё  были четыре   сестры  и брат.  Старшая  сестра Екатерина вышла замуж, стала Сорокиной и всю жизнь прожила в Саратовском селе Чардым, где подняла, вырастила  восьмерых детей: Сорокиных Алексея, ( у которого с Антониной был сын Алексей, прекрасный, умный, красавиц, который  выделился сначала по комсомольской линии в политехническом институте  Саратова, где учился, затем в райкоме ВЛКСМ, в ОБКОМе,  был переведён на работу в Москву, где дослужился до  большого чина в Комитете, но не зазнался и всю родню принимал в гости с радостью). Затем у Катерины родились и выросли: Пётр, Егор, Геннадий, Надежда,  Елизавета и Александр ( Шуриком его все  звали, как младшего) Брат  Ефросиньи,    Михаил Васильевич Чернышов,  погиб на фронте  Великой  Отечественной войны. Его сын Алексей, тихий, застенчивый, особенно на фоне своей сварливой жены Анны, жил по соседству с сестрой, в Мокром Доле. Ефросинья жалела брата, его мать, свою золовку Полину, помогала им. Она стирала её одежду, приводила   и мыла в бане полуслепую жену брата, которую сноха  отказывалась купать,  кормить. Добрая, отзывчивая  «Офросья», как называл её муж, пекла пироги и хлеб, которые у неё всегда удавались, и соседям к празднику и для колхозной столовой. Старшая сестра Ефросиньи, Александра, вышедшая замуж тоже за Александра Сорокина ( однофамилец мужа  сестры Екатерины), жили всю жизнь в питомнике Вязовского района Саратовской области. Имея своих пятерых детей: Валю, Сергея, Константина, Таню, Раю, тётя Шура приветливо встречала всех  родных, приезжающих во время урожая  клубники, чтобы дешево  купить  ягоду там,  самосбором   в питомнике, и пообщаться с этой жизнерадостной, трудолюбивой тётушкой.
               
Посёлок Мокрый Дол  рос.  Уже три  длинных ряда  домов вытянулись вдоль  главной улицы. В годы коллективизации стал здесь организовываться колхоз «Заря коммунизма» с сельсоветом в Мокрый Дол, как отделение.  Здесь была большая молочная ферма, до трёхсот голов коров, свой конный двор с сотней коней, своя маслобойка, пасека. Семья Бисеровых была работящая, многолюдная, крепкая и материально:  работали от зари до зари сыновья, снохи, дети. Был при дворе свой конь, а это уже попадало под статью кулачество. Понаехали из Пензы  проверяющие и записали семью Григория и Акулины Бисеровых в кулаки, выдали предписание на выселение  в Сибирь. Акулина дошла до начальства, показав письма мужа с войны и фото, где Григорий  заснят рядом с красным командиром Василием Ивановичем Чапаевым.  Дело приостановили. Коня отняли, но семью не тронули с места. Тесновато было в  доме большой семье Бисеровых. У Ивана и Ефросиньи  стали рождаться детки, словно посыпались из лукошка: Дмитрий, Надежда, Анатолий, Раиса,  Михаил, Нина. Вскоре  и средний сын Бисеровых,  Семён выбрал в жёны  местную девицу, высокую, жизнерадостную Парасковью.  Проска, так звали в деревне жену Семёна,  тоже была под стать всем Бисеровым,  работящая, сильная, стройная красавица. Вскоре у них с Семёном родились детки: Зина, Николай, Анна, Анатолий. Печки не хватало разместить всех детей. Решено было отделять семью  старшего сына Ивана в новый дом. Как раз  застраивался верхний порядок села. Там и поставили сруб нового дома. В селе было заведено дружно, всеми родственниками, с соседями собираться на «Помощь» и в 1-2 дня ставилась печь, крыть крышу, мазать  стены, вставлять   рамы в окна – и дом готов.  Младший  из сыновей Ивана и Фроси, Мишенька, названный в честь прадеда Михаилом, помнил как весело, с шутками каждый делал свою работу: кто доски тесал, только стружки душистые летели на землю, кто печь клал, кто глину месил босыми ногами, кто верхом на «коньке» крыши, ловко стучал молотком. Женщины готовили обед в одном большом  котле для всех работничков. Одной было поручено печь  хлеб, пироги, другая  запекала кашу  на молоке в горшочках с пеночкой наверху. В тени стояли фляги с квасом, сваренным по местному способу  на сахарной свёкле, ну  и, обязательно, мужикам в обед наливали  стаканчик самогона. Этот напиток был на селе «валютой». Им расплачивались за выложенную печь, спиленные в лесу стволы огромных осин, берёз и трактором доставленных к дому, чтобы были дрова на зиму. Гнали самогон и в доме, но это малыми порциями, когда ставился на керосинку котёл с брагой, сверху помешалась большая миска, куда будет стекать конденсат, а поверх неё помещалась миска  поменьше для холодной воды. Края посудин тщательно,  для герметичности замазывались тестом. В полчаса литр мутной самогонки готов. Разливай в бутыль, закупоривай затычкой - скрученной газетой – «валюта» готова. На случай же свадьбы или, не дай Бог, похорон, тут требуется не литр, а фляга самогона. Сообща, сельчане от глаз посторонних долой, летом ставили «завод» в лесу. На телеге привозили бочки с брагой, фляги с водой... Договаривались,  чей черёд гнать самогон. Бывало,  взрослые наладят «производство» и идут на работу в колхоз, а парнишку сына оставят поддерживать огонь, да следить, чтобы стекали капли драгоценные в нужную ёмкость. Правда, нет-нет, да  проходили пути  - дороги мужиков сельчан мимо «завода,» то один придёт попробовать  первача, то другой. И все, как бы случайно  сюда набрели,  или дать совет. Долго ли коротко, но к вечеру, хозяин ведёт лошадь, грузит на телегу фляги и с драгоценной продукцией, и пустые  из-под браги, воды, везёт всё домой. Тут уж хозяйкина забота, как уснёт  «уставший пробовать самогон хозяин», разлить по бутылям и попрятать  их, чтобы сохранить к нужной дате. А новая фляга с брагой уже готова, томится, зреет. Поищет, походит мужик по дому, в подпол слазает, под печку, заглянет под кровати – нет нигде. А фляга стоит себе  на солнышке, посреди двора, рваным одеялом укрытая, на нем кошка разлеглась, спит, свесив хвост и лапы,  то петух взлетит для пущей важности на ёмкость с брагой, чтобы его кукареку звучало авторитетней. Лишь хозяин поищет, поищет, почешет с досады в затылке. То в крапиву спрячет хозяйка самогон ли, брагу. Не найти мужику,  выпьет кваску, да  за работу опять примется. Рос Миша  смышленым малым. За старшими братьями и сёстрами и грамоту быстро познал и жизнь. Очень любил гармониста слушать, наблюдал, как тот лады подбирает. Купить ему гармошку родители не могли Ефросинья была весёлого нрава, певунья. У неё  были четыре   сестры  и брат.  Старшая  сестра Екатерина вышла замуж, стала Сорокиной и всю жизнь прожила в Саратовском селе Чардым, где подняла, вырастила  восьмерых детей: Сорокиных Алексея, ( у которого с Антониной был сын Алексей, прекрасный, умный, красавиц, который  выделился сначала по комсомольской линии в политехническом институте  Саратова, где учился, затем в райкоме ВЛКСМ, в ОБКОМе,  был переведён на работу в Москву, где дослужился до  большого чина в Комитете, но не зазнался и всю родню принимал в гости с радостью). Затем у Катерины родились и выросли: Пётр, Егор, Геннадий, Надежда,  Елизавета и Александр ( Шуриком его все  звали, как младшего) Брат  Ефросиньи,    Михаил Васильевич Чернышов,  погиб на фронте  Великой  Отечественной войны. Его сын Алексей, тихий, застенчивый, особенно на фоне своей сварливой жены Анны, жил по соседству с сестрой, в Мокром Доле. Ефросинья жалела брата, его мать, свою золовку Полину, помогала им. Она стирала её одежду, приводила   и мыла в бане полуслепую жену брата, которую сноха  отказывалась купать,  кормить. Добрая, отзывчивая  «Офросья», как называл её муж, пекла пироги и хлеб, которые у неё всегда удавались, и соседям к празднику и для колхозной столовой. Старшая сестра Ефросиньи, Александра, вышедшая замуж тоже за Александра Сорокина ( однофамилец мужа  сестры Екатерины), жили всю жизнь в питомнике Вязовского района Саратовской области. Имея своих пятерых детей: Валю, Сергея, Константина, Таню, Раю, тётя Шура приветливо встречала всех  родных, приезжающих во время урожая  клубники, чтобы дешево  купить  ягоду там,  самосбором   в питомнике, и пообщаться с этой жизнерадостной, трудолюбивой тётушкой. Позже, будучи  парализованной, после инсульта,  около 20 лет, её часто привозили на всё лето к сестре Ефросинье, где она   переносила болезнь стойко, сама  себе массажировала руку, не унывала и не давала жалеть её окружающим. В Мокром  Доле жила и младшая сестра Ефросиньи, Мария. Она вместе с мужем   вырастила трёх сыновей: Владимира, Сергея и Ивана Ерюшевых.               
Посёлок Мокрый Дол  рос.  Уже три  длинных ряда  домов вытянулись вдоль  главной улицы. В годы коллективизации стал здесь организовываться колхоз «Заря коммунизма» с сельсоветом в Мокрый Дол, как отделение.  Здесь была большая молочная ферма, до трёхсот голов коров, свой конный двор с сотней коней, своя маслобойка, пасека. Семья Бисеровых была работящая, многолюдная, крепкая и материально:  работали от зари до зари сыновья, снохи, дети. Был при дворе свой конь, а это уже попадало под статью кулачество. Понаехали из Пензы  проверяющие и записали семью Григория и Акулины Бисеровых в кулаки, выдали предписание на выселение  в Сибирь. Акулина дошла до начальства, показав письма мужа с войны и фото, где Григорий, был ветеринаром в коннице,   заснят рядом с красным командиром Василием Ивановичем Чапаевым.  Дело приостановили. Коня отняли, но семью не тронули с места. Тесновато было в  доме большой семье Бисеровых. У Ивана и Ефросиньи  стали рождаться детки, словно посыпались из лукошка: Дмитрий, Надежда, Анатолий, Раиса,  Михаил, Нина. Вскоре  и средний сын Бисеровых,  Семён выбрал в жёны  местную девицу, высокую, жизнерадостную Парасковью.  Проска, так звали в деревне жену Семёна,  тоже была под стать всем Бисеровым,  работящая, сильная, стройная красавица. Вскоре у них с Семёном родились детки: Зина, Николай, Анна, Анатолий. Печки не хватало разместить всех детей. Решено было отделять семью  старшего сына Ивана в новый дом. Как раз  застраивался верхний порядок села. Там и поставили сруб нового дома. В селе было заведено дружно, всеми родственниками, с соседями собираться на «Помощь» и в 1-2 дня ставилась печь, крыть крышу, мазать  стены, вставлять   рамы в окна – и дом готов.  Младший  из сыновей Ивана и Фроси, Мишенька, названный в честь прадеда Михаилом, помнил как весело, с шутками каждый делал свою работу: кто доски тесал, только стружки душистые летели на землю, кто печь клал, кто глину месил босыми ногами, кто верхом на «коньке» крыши, ловко стучал молотком. Женщины готовили обед в одном большом  котле для всех работничков. Одной было поручено печь  хлеб, пироги, другая  запекала кашу  на молоке в горшочках с пеночкой наверху. В тени стояли фляги с квасом, сваренным по местному способу  на сахарной свёкле, ну  и, обязательно, мужикам в обед наливали  стаканчик самогона. Этот напиток был на селе «валютой». Им расплачивались за выложенную печь, спиленные в лесу стволы огромных осин, берёз и трактором доставленных к дому, чтобы были дрова на зиму. Гнали самогон и в доме, но это малыми порциями, когда ставился на керосинку котёл с брагой, сверху помешалась большая миска, куда будет стекать конденсат, а поверх неё помещалась миска  поменьше для холодной воды. Края посудин тщательно,  для герметичности замазывались тестом. В полчаса литр мутной самогонки готов. Разливай в бутыль, закупоривай затычкой - скрученной газетой – «валюта» готова. На случай же свадьбы или, не дай Бог, похорон, тут требуется не литр, а фляга самогона. Сообща, сельчане от глаз посторонних долой, летом ставили «завод» в лесу. На телеге привозили бочки с брагой, фляги с водой... Договаривались,  чей черёд гнать самогон. Бывало,  взрослые наладят «производство» и идут на работу в колхоз, а парнишку сына оставят поддерживать огонь, да следить, чтобы стекали капли драгоценные в нужную ёмкость. Правда, нет-нет, да  проходили пути  - дороги мужиков сельчан мимо «завода,» то один придёт попробовать  первача, то другой. И все, как бы случайно  сюда набрели,  или дать совет. Долго ли коротко, но к вечеру, хозяин ведёт лошадь, грузит на телегу фляги и с драгоценной продукцией, и пустые  из-под браги, воды, везёт всё домой. Тут уж хозяйкина забота, как уснёт  «уставший пробовать самогон хозяин», разлить по бутылям и попрятать  их, чтобы сохранить к нужной дате. А новая фляга с брагой уже готова, томится, зреет. Поищет, походит мужик по дому, в подпол слазает, под печку, заглянет под кровати – нет нигде. А фляга стоит себе  на солнышке, посреди двора, рваным одеялом укрытая, на нем кошка разлеглась, спит, свесив хвост и лапы,  то петух взлетит для пущей важности на ёмкость с брагой, чтобы его кукареку звучало авторитетней. Лишь хозяин поищет, поищет, почешет с досады в затылке. То в крапиву спрячет хозяйка самогон ли, брагу. Не найти мужику,  выпьет кваску, да  за работу опять примется. Рос Миша  смышленым малым. За старшими братьями и сёстрами и грамоту быстро познал и жизнь. Очень любил гармониста слушать, наблюдал, как тот лады подбирает. Купить ему гармошку родители не     могли - баловство, но когда у Николая, двоюродного брата появилась гармонь, Миша с печки не слезал, пиликал на ней до тех пор, пока сам не выучился на слух играть. Стали по дворам приглашать мальчишку, поиграть на свадьбах – гулянках, а что? Выгодно, пить  самогон не пьёт гармонист, а «Астраханочку», да «Барыню», «Цыганочку» так заливисто играет, что девчата в пляс выбегают вне очереди. Ну и частушек  с перчинкой наслушался с детства  мальчонка! Но в семье строгие правила были, никто не сквернословил. А Ефросинья  обедать  бывало не сядет,  пока лоб не перекрестит. Знала она и почитала все праздники православные, молитвы напевала, когда за прялкой сидела. Голос у неё был сильный, и слухом не обижена, так что на поминках запевала молитвы. В школе училась всего два дня, пёрышко потеряла, что учитель дал, вот и побоялась идти в класс. Да и родители не настаивали на учёбе, помощница в доме нужна была, а грамотному счёту жизнь обучила.  Места Пензенские эти были и есть  картофельные, на продажу до сих пор картошку сажают. Осенью выкопают урожай. Разложат картофель  на пять горок  у погребницы,  рассортируют так: ровную и крупную картошку - на продажу в Саратов, (Он ближе расположен, чем Пенза),  среднюю картошку тоже в Саратов, но уж живущим там  детям, ровненькую, размером с куриное  яичко – на семена,  весной сажать, кривую да порезанную лопатой или вилами проколотую – себе на еду, а очень мелкую – скоту на корм. Так в погребе несколько сусеков отгорожено, по сортам картошки. Чтобы выгоднее продать картошку, грузили  её на тачку и пешком шли  в Саратов на базар.  Это 140 километров ноженьками, да с грузом. Ночевать останавливались в сёлах, у знакомых или  просились на ночлег к чужим людям. В колхозе денег не платили, начисляли трудодни, да налоги  собирали, включая  многодетных семей молоком, маслом, яйцами. Дети росли так, что яичко на Пасху да на Красную Горку  только кушали, а молоко да маслице, если заболеешь,  мать даст с мёдом для выздоровления.  На вырученные деньги накупали в городе ситец  да сатин, калоши глубокие. Шила рубахи да платья Ефросинья сама, ловко строчила на «зингеровской» ножной машинке. Особенно ей удавались детские шапочки на ватине, а сверху соберёт материал в «гармошку» да помпон пришьёт – получалось нарядно, на заказ шила. Всё успевала: и в колхозе работать в поле, и домашнее хозяйство вести. Дети, правда, росли, следя и ухаживая,  старшие за младшими.  Встанет мать до рассвета, корову подоит, отгонит в стадо, скотине корм даст, печь растопит, поставит горшки с щами да кашею  вариться, накажет старшим дочерям какие грядки прополоть, мальчишкам воды в баню наносить,  и убежит на работу в колхоз.  Иван   тоже с утра лопатой   да вилами машет в «конюшне», так называли скотный двор. Почисти, поскребёт, корм задаст скоту, и тоже со двора на заработки уходит. Кому печь класть,  или по заданию бригадира на какую работу. Очень он привык курить. Свернёт клочок газеты кулёчком, положит  в него табачку и  дымит.  Старшая дочь Надя разложит   тулуп на полу, там малыши и ползают весь день, и описаются, и обсохнут сами, лишь кормили  их старшие дети, да к приходу матери, умывали малышей. Не все детки выжили, но Мишеньке повезло. Он рос любимчиком, младшеньким и очень уж симпатичным, не ревел, без причины, не задирался. Когда подрос, стал бегать, то и него ему задания были  – кур из огорода выгонять, кошку, чтобы огурчики  молоденькие, только завязавшиеся не ела, овец загнать, корову, когда вечером стадо придёт, да гусей от пруда привести во двор. На Пасху в новой рубахе, с  мешочком тряпичным в руках, ранним утром ходил Мишенька с такими же малышами Колей Бисеровым( брат двоюродный), дружком Колей Кононовым и другими ребятишками по домам, Христосовались . Зайдут в  каждый дом, стоят у порога и дружно, хором: «Христос воскрес!»  Хозяева с улыбкой даёт им пасхальное,  яичко крашенное, красное , карамелек, а кто-нибудь  из родственников  и пятачок сунет. Радостные дети, жуя пряники и конфеты, переговариваясь, спешат к следующему дому. Возвращались с полным мешочком сладостей и яиц, а из потайного карманчика,  с гордостью добытчиков, доставали и отдавали маме денежки, хоть и медные, но свой честный первый  заработок. Сваренные в луковой шелухе, яйца сохранялись  до следующего праздника через неделю – Красной Горки. В этот день и дети,  и взрослые весело катали яйца на лужайке перед домом, выигрывая друг у друга яйца. Первые  начальные четыре класса учился Миша в родной деревне. Занятия велись на русском языке, хотя дома  все разговаривали  на мордовском языке. Одна учительница, а в комнате сидели дети и первоклашки и второго и третьего классов. Каждому своё задание она давала и проверяла тут же при всех.  Малыши слушали  и думали: «Ох, как сложно будет во втором классе учиться», сопя, старательно выводили крючки и палочки, заданные им. В пятый класс Миша стал ездить  в село Бегуч, что в девяти километрах от дома. Там семилетняя школа. Был у него друг, годок, Николай Кононов с нижнего порядка деревни. Так вместе и ходили пешком в школу два Николая и Михаил,  перекинув через плечо холщёвую сумку с тетрадками.  Иногда,  бывало,  им  везло,  на попутной телеге довезут.  Машин  в то время  не было частных, лишь у председателя -  «газик», да трактора. В зимние холода определялись на постой в Бегуч к родственникам или знакомым. У Миши в Бегуче жила средняя из сестёр – Раиса. Она была замужем за Ерюшевым Анатолием. У них подрастали  двое племянников Мишиных: Володя и Танюшка. Миша часто оставался ночевать в непогоду у сестры.  Десятый класс  Миша оканчивал в селе Порзово. Там была десятилетняя школа. Михаил жил на квартире с другом из села Дьячевки  Анатолием Люлиным, с которым позже и в Саратове продолжали дружить. Учился Михаил хорошо, но без особых стараний. Ему легко давались предметы. Вот только не было в школе учителя иностранного языка, потому в аттестате прочерк у этой дисциплины. После окончания школы поехал в районный центр, Русский Камешкир, что в 25 километрах от дома, учиться на курсах механизаторов. Как  только вырвется домой в выходной Михаил, то ждали  его дела по хозяйству: дров наколоть, крыльцо ль подправить… Старшие братья женились и отделились – Дмитрий по соседству дом поставил, две дочки у них с Анной: Маруся и Наташа. Другой,  средний брат, Анатолий уехал в Саратов,  работает на заводе зуборезных станков, женился, живёт с женой Марией и детьми Виталием и Галей. Миша один отцу помощник. Сильный и ловкий, он успевал не только свои дрова колоть, но и брату   помочь и сестре Надежде, которая вышла замуж за Дмитрия Морозова. Жила сестра   сначала в селе Рыбное, что в четырёх километрах от Мокрого Дола,  но вскоре стали расселять их посёлок и им выделили новый дом в Мокром Доле на том же порядке, где и родители. У сестры росли сын Николай и дочь Валентина. Самые сучкастые поленья оставлялись и ждали приезда Миши. Он ловко справлялся с неподдающимися другим  чурбанами, работая и правой и левой рукой с одинаковой силой и точностью. Вечерами  молодёжь собиралась в клубе, маленьком деревянном домике. Приходили все в калошах, так как грязь на улице была до самых заморозков, непролазная. Иногда, возвращаясь, домой из клуба,  в темноте (улицы не освещались), теряли, топили калоши в грязи. Был такой случай и с Мишей. Наутро ходил искать в месиве грязи калошу, мать строго наказала найти пропажу. Нашёл с трудом, отмыл и снова носил. По окончании  механизаторских курсов,  Михаил был призван в армию, в танковые войска, дислоцированные в восточной Германии. Скромный, хорошо разбирающийся в машине, аккуратный и внешне и в работе, Михаил вскоре был переведён на службу в медсанчасть водителем на «скорую», возил врача. Ему нравилось ездить всюду с майором медицинской службы, не только в гарнизоне, но и по городу. Город удивлял чистотой и опрятностью. Хозяева магазинчиков  утром с мыльным раствором мыли тротуар перед  своим заведением. Повсюду канализационные стоки воды, нет ни луж, ни пыли. Дорожки на газонах не протоптаны, как у нас, а выложены асфальтом в том направлении, где удобно пешеходам. Миша бывало,  ночь не поспит, но отремонтирует машину, чтобы утром как всегда  она была  готова к выезду. За отличную службу  в армии Михаил был награждён почётной грамотой, благодарственным письмом
       
родителям и, о нём была заметка с фотографией в армейской газете.
 
Приятно было Ивану и Ефросинье узнать о благополучной службе сына и, они с гордостью показывали сельчанам газету и благодарственное письмо. Позже, по окончании института, Михаилу вновь пришлось одеть военную форму, но уже только  год  он служил в армии, в г Казани
               
А тогда в 1965 (8) году ему пришлось участвовать против демократических выступлений населения соцстран. Однажды подняли по тревоге воинскую часть и срочно  двинулись из Германии в Венгрию наши войска, а с ними и медсанчасть, где служил Михаил. Политработники не чётко пояснили, что  « едим на защиту коммунистических идей» против  выступлений венгров за демократию, но стрелять боевыми патронами только в крайнем случае, соблюдать нейтралитет, войска вводим для острастки, а не для боевых действий. Колонна танков двигалась по улицам  медленно, а местные жители встречали её не радостно, а недружелюбно, бросая порой в наших солдат бутылки, а иногда ножи. Так был ранен и Миша в бедро, рана была неглубокая, пара швов и всё зажило, но шрам остался. Говорить о нём Михаил стеснялся, чувствуя, что не имело право наше государство силой навязывать свою волю народу Венгрии. Вернувшись  после службы в  армии домой, Михаил  побыл с родителями, повидался   и поехал в Саратов, чтобы учиться. Устроился на авиационный завод  рабочим и поступил на подготовительные курсы в институт механизации сельского хозяйства. Стал готовиться к вступительным экзаменам, которые успешно сдал и стал студентом, поселился  жить в студенческом общежитие.  Это была осень 1969 года, когда повстречались и полюбили друг друга двое молодых  людей:  Людмила Зинковская и Михаил Бисеров. Они встречались не только после занятий. Иногда Михаил приходил на лекции  в мединститут. Да и как было не пойти посмотреть сеанс гипноза, проводимого  профессором психиатрии Гамбургом. Однажды, когда Люда готовилась к зачёту и знала, что Миша придёт к ней к 5 часам (он был пунктуален и тактичен), неожиданно залаяла собака намного раньше. Люда вышла к калитке и увидела Николая Кондрашова. Она уже и не вспоминала о нём – исчез больше  двух месяцев назад,  ничего не сказав, да и Бог с ним. А тут вдруг пришёл, как нив чём не бывало, словно в назначенный час. Люда удивилась, но при родителях не хотела заводить разговор, быстро собралась, сказав бабушке Фёкле, что уйдёт ненадолго. Направившись в сторону вокзала, Люда спросила Николая, что привело его к ней? Тот стал объяснять, что ломал ногу, поэтому  не появлялся, но думал о ней и хочет продолжить дружбу. Люда заметила, что за это время многое изменилось, « ты не счёл нужным сообщить о себе,  да и у меня не было желания искать встречи с человеком, с которым  не связана словом, обязательствами».  И тут Люда увидела, что навстречу им спешит улыбающийся Михаил.  Что делать? Она представила их друг другу. Все втроём стали спускаться к вокзалу. Разговор не «клеился».  Николай отозвал Мишу в сторонку и стал ему с жаром что-то доказывать. Люда услышала, как Миша сказал, что не имеет значения, кто раньше познакомился, а кто позже, решать с кем встречаться будет Людмила. Подъехал троллейбус, и все вошли в него. Люда прошла к первой двери. Николай протиснулся за ней и всё пытался говорить, объяснять что-то. Миша остался стоять на задней площадке. Доехав до улицы Горького, все вышли. Михаил подошёл к Людмиле и только В свободное время Миша приходил к Людмиле, и, вместе с Клавдией, сестрой Светланой и её дочуркой Леночкой, они отправлялись вверх на гора, в лес.Прогулка в лесу в начале лета особенно  приятна. Молодые, блестящие листочки деревьев, мягкий цветной ковёр из  сочных трав, аромат  свежего ветерка – всё это радовало душу и подкрепляло  ощущение счастья.
               
Весеннюю сессию сдали успешно: Люда окончила пятый курс, а Миша первый. Людмиле предстоял выбор учиться на шестом курсе в группе хирургов или терапевтов. Хирургический профиль  был для тех, кто хотел в дальнейшем поступить в интернатуру и стать хирургом, окулистом, гинекологом, врачом ухо-горло-нос. Люда  вместе с Ниной Корневой планировали стать невропатологами, поэтому  шестой курс  усиленно изучали неврологию, психиатрию в терапевтической группе. Миша написал письмо родителям, что повстречал девушку, и намерен жениться. Родители не обрадовались, ведь он окончил только первый курс и боялись, что из-за семьи бросит учёбу в институте. А ведь он у них был единственным из детей, кто стремился получить высшее образование, они гордились этим и стремились материально поддержать его во время учёбы. Правда, продукты, картофель, присланные ему,  в общежитие моментально сметалось армией голодных студентов.  Он  мог экономно  распределить только  их небольшую денежную помощь,  приобщённую к стипендии. Познакомиться с будущей невесткой,  в разведку приехала  Ефросинья. К  дню встречи с будущей свекровью, Люда подготовилась даже больше меры, так, что её и Миша-то не сразу узнал. Она осветлила волос в блондинку, каковой и была от природы, но в угоду моде несколько лет красила  волосы кремом в цвет «красного дерева». Кроме того, она  сходила в парикмахерскую, покрасила брови с ресницами, сшила себе новое платье и довольная собой,  отправилась знакомиться с будущей свекровью. Люда  издалека заметила их  в условленном месте,  на перекрёстке. Мишу  разговаривал с женщиной средних лет.  Она была невысокого роста, полноватая, в юбке и кофте, в платочке ситцевом на голове, завязанном узлом под подбородком, одета не по-городскому.  Миша  оглянулся, мельком посмотрел на приближающуюся Люду, не узнал её и продолжал беседовать с мамой. Люда подошла и поздоровалась и увидела  добрые, серо-голубые глаза женщины внимательно, но приветливо  смотрящие на неё. Ей сразу же понравилась эта простая, открытая женщина. Позже Фрося скажет сыну: « Что же ты, сынок,  жениться собрался, а невесту свою не узнаёшь?» Ей понравилась высокая, стройная, серьёзная  девушка, а главное, она увидела, как потеплели глаза сына, глядя на любимую,  как они стояли, держась за руки.  Побеседовав, Люда пригласила Мишу с его мамой в гости домой, чтобы познакомить со своей  мамой и бабушкой.  Ефросинья, посмотрев  на влюблённых молодых людей, поняла, что  свадьбе быть. Она сказала, что приедет с мужем через неделю, чтобы познакомиться  поближе и обсудить: где и как  проводить свадьбу, где будут жить молодые, сколько гостей приглашать. Люда возвращалась домой окрылённая, чтобы порадовать родных о предстоящих изменениях в её жизни. Сообщение о предстоящем замужестве  дочери, Клавдия встретила  не столь восторженно. Во-первых, она ревностно любила младшую дочь, а во-вторых,  мечтала увидеть рядом с ней уже состоявшегося мужчину, а не ровесника дочери, да к тому же первокурсника.  « Ты будешь четыре года содержать студента? Ведь ты оканчиваешь институт, станешь получать зарплату, а он нет. А если дети появятся»? Клавдия помнила ухаживания  за дочерью Ивана, который уже работал инженером, имел свою благоустроенную квартиру, и всячески обхаживал, пытаясь угодить и Люде, и им с Фёклой, то что-то отремонтирует, исправит. Люда и слушать не хотела про Ивана. Она всем сердцем  полюбила Михаила, ей было легко и приятно с ним, сознавая, что для них обоих  всё впервые, всё чисто и честно. Старшая мудрая сестра Светлана остановила обсуждения кандидатуры жениха, спросив Люду: « Тебе нравится Миша? Вы целовались с ним по- взрослому? Ты не отталкивала его как Ивана, который только пытался поцеловать? Любишь Мишу?  Тогда выходи за него замуж. А инженером и он скоро станет, и квартиру получите – это всё наживное, главное – любовь. А что он тебя любит, видно всем. Учиться родители ему помогали, и дальше не откажутся, а там и сами материально встанете на ноги». Вопрос был решён и больше не обсуждался, Клавдия сдалась. Возможно,  она вспомнила свою первую любовь, «Сашончика» и  смирилась с любовью  дочери к молодому человеку.  Успокоенная, счастливая Людмила, уснула в ожидании предстоящих событий в её жизни.  В семидесятые годы был введён второй выходной день – суббота, причём жизнь в центре города замирала. Кроме кинотеатров,  были закрыты все магазины, включая  центральный  универмаг «Крытый рынок», не работали  ни кафе, которых и было то мало. Бывало,  гуляем после фильма по проспекту Кирова голодные, а посидеть мороженое покушать или чашечку кофе выбить за беседой, не было возможности, даже пирожок перехватить, как в будние дни, спеша на занятия с кафедры в другую клинику. Люда удивлялась, читая классику зарубежную, где говорилось о назначении встречи в кафе. Рестораны работали вечером и были дороги и непривлекательны для молодёжи. Одного похода в ресторан гостиницы «Москва» было достаточно, чтобы на долгие годы отбить охоту посетить его второй раз. Миша пригласил подругу отметить окончание зимней сессии. Люда, сгорая от любопытства, согласилась, предварительно спросив,  а хватить ли у него денег? На что Миша просил не беспокоиться. Он получил деньги от родителей и стипендию. Люда тоже на всякий случай взяла часть своей стипендии. И вот молодые люди поднимаются на второй этаж гостиницы. Металлическая лестница, красивого литья, покрытая ковром вела наверх. Узкий коридор с высоким потолком, с  лепниной на  нём,  картины  в массивных рамках на стенах – всё подчёркивало  старину, было мощным,  но удручающе тяжёлым. Зал ресторана был погружён в шум громко говорящих посетителей, дым курящих,  нестройную игру джаз – оркестра. Молодых людей подвели к большому круглому столу, накрытому белой скатертью.  В центре стола стояла  ваза с фруктами – яблоками, грушами и виноградом. И это в середине зимы.  В семидесятые годы такие деликатесы были только в «Крытом рынке» и стоили баснословно дорого.  Расторопный официант  подвинул массивный стул-трон перед  девушкой. Когда  Люда хотела пододвинуть стул поближе к столу, то он оказался таким тяжёлым, что Мише пришлось помогать подруге. За соседними столами сидели в большинстве мужчины, которые показались  Людмиле старыми и непривлекательными. Особенно огорчали её их взгляды на неё, оценивающие и даже восхищённые. Ей было неуютно в этой незнакомой среде.  Шампанское и тёплый взгляд  друга смягчили напряжённое состояние девушки, и только  неотступной была мысль: хватит ли денег расплатиться,  и стоило ли  приходить сюда? Денег у Миши хватило, но на долгие годы отпало желание посещать ресторан.  Вскоре приехали сватать невесту Мишины родители: Иван Григорьевич и Ефросинья Васильевна. Они уже всё продумали,  как подготовиться  к свадьбе.  Клава накрыла стол для сватов, налила самодельного яблочного вина, которое уж очень понравилось Ивану.Прогулка в лесу в начале лета особенно  приятна. Молодые, блестящие листочки деревьев, мягкий цветной ковёр из  сочных трав, аромат  свежего ветерка – всё это радовало душу и подкрепляло  ощущение счастья.
               
Весеннюю сессию сдали успешно: Люда окончила пятый курс, а Миша первый. Людмиле предстоял выбор учиться на шестом курсе в группе хирургов или терапевтов. Хирургический профиль  был для тех, кто хотел в дальнейшем поступить в интернатуру и стать хирургом, окулистом, гинекологом, врачом ухо-горло-нос. Люда  вместе с Ниной Корневой планировали стать невропатологами, поэтому  шестой курс  усиленно изучали неврологию, психиатрию в терапевтической группе. Миша написал письмо родителям, что повстречал девушку, и намерен жениться. Родители не обрадовались, ведь он окончил только первый курс и боялись, что из-за семьи бросит учёбу в институте. А ведь он у них был единственным из детей, кто стремился получить высшее образование, они гордились этим и стремились материально поддержать его во время учёбы. Правда, продукты, картофель, присланные ему,  в общежитие моментально сметалось армией голодных студентов.  Он  мог экономно  распределить только  их небольшую денежную помощь,  приобщённую к стипендии. Познакомиться с будущей невесткой,  в разведку приехала  Ефросинья. К  дню встречи с будущей свекровью, Люда подготовилась даже больше меры, так, что её и Миша-то не сразу узнал. Она осветлила волос в блондинку, каковой и была от природы, но в угоду моде несколько лет красила  волосы кремом в цвет «красного дерева». Кроме того, она  сходила в парикмахерскую, покрасила брови с ресницами, сшила себе новое платье и довольная собой,  отправилась знакомиться с будущей свекровью. Люда  издалека заметила их  в условленном месте,  на перекрёстке. Мишу  разговаривал с женщиной средних лет.  Она была невысокого роста, полноватая, в юбке и кофте, в платочке ситцевом на голове, завязанном узлом под подбородком, одета не по-городскому.  Миша  оглянулся, мельком посмотрел на приближающуюся Люду, не узнал её и продолжал беседовать с мамой. Люда подошла и поздоровалась и увидела  добрые, серо-голубые глаза женщины внимательно, но приветливо  смотрящие на неё. Ей сразу же понравилась эта простая, открытая женщина. Позже Фрося скажет сыну: « Что же ты, сынок,  жениться собрался, а невесту свою не узнаёшь?» Ей понравилась высокая, стройная, серьёзная  девушка, а главное, она увидела, как потеплели глаза сына, глядя на любимую,  как они стояли, держась за руки.  Побеседовав, Люда пригласила Мишу с его мамой в гости домой, чтобы познакомить со своей  мамой и бабушкой.  Ефросинья, посмотрев  на влюблённых молодых людей, поняла, что  свадьбе быть. Она сказала, что приедет с мужем через неделю, чтобы познакомиться  поближе и обсудить: где и как  проводить свадьбу, где будут жить молодые, сколько гостей приглашать. Люда возвращалась домой окрылённая, чтобы порадовать родных о предстоящих изменениях в её жизни. Сообщение о предстоящем замужестве  дочери, Клавдия встретила  не столь восторженно. Во-первых, она ревностно любила младшую дочь, а во-вторых,  мечтала увидеть рядом с ней уже состоявшегося мужчину, а не ровесника дочери, да к тому же первокурсника.  « Ты будешь четыре года содержать студента? Ведь ты оканчиваешь институт, станешь получать зарплату, а он нет. А если дети появятся»? Клавдия помнила ухаживания  за дочерью Ивана, который уже работал инженером, имел свою благоустроенную квартиру, и всячески обхаживал, пытаясь угодить и Люде, и им с Фёклой, то что-то отремонтирует, исправит. Люда и слушать не хотела про Ивана. Она всем сердцем  полюбила Михаила, ей было легко и приятно с ним, сознавая, что для них обоих  всё впервые, всё чисто и честно. Старшая мудрая сестра Светлана остановила обсуждения кандидатуры жениха, спросив Люду: « Тебе нравится Миша? Вы целовались с ним по- взрослому? Ты не отталкивала его как Ивана, который только пытался поцеловать? Любишь Мишу?  Тогда выходи за него замуж. А инженером и он скоро станет, и квартиру получите – это всё наживное, главное – любовь. А что он тебя любит, видно всем. Учиться родители ему помогали, и дальше не откажутся, а там и сами материально встанете на ноги». Вопрос был решён и больше не обсуждался, Клавдия сдалась. Возможно,  она вспомнила свою первую любовь, «Сашончика» и  смирилась с любовью  дочери к молодому человеку.  Успокоенная, счастливая Людмила, уснула в ожидании предстоящих событий в её жизни.  В семидесятые годы был введён второй выходной день – суббота, причём жизнь в центре города замирала. Кроме кинотеатров,  были закрыты все магазины, включая  центральный  универмаг «Крытый рынок», не работали  ни кафе, которых и было то мало. Бывало,  гуляем после фильма по проспекту Кирова голодные, а посидеть мороженое покушать или чашечку кофе выбить за беседой, не было возможности, даже пирожок перехватить, как в будние дни, спеша на занятия с кафедры в другую клинику. Люда удивлялась, читая классику зарубежную, где говорилось о назначении встречи в кафе. Рестораны работали вечером и были дороги и непривлекательны для молодёжи. Одного похода в ресторан гостиницы «Москва» было достаточно, чтобы на долгие годы отбить охоту посетить его второй раз. Миша пригласил подругу отметить окончание зимней сессии. Люда, сгорая от любопытства, согласилась, предварительно спросив,  а хватить ли у него денег? На что Миша просил не беспокоиться. Он получил деньги от родителей и стипендию. Люда тоже на всякий случай взяла часть своей стипендии. И вот молодые люди поднимаются на второй этаж гостиницы. Металлическая лестница, красивого литья, покрытая ковром вела наверх. Узкий коридор с высоким потолком, с  лепниной на  нём,  картины  в массивных рамках на стенах – всё подчёркивало  старину, было мощным,  но удручающе тяжёлым. Зал ресторана был погружён в шум громко говорящих посетителей, дым курящих,  нестройную игру джаз – оркестра. Молодых людей подвели к большому круглому столу, накрытому белой скатертью.  В центре стола стояла  ваза с фруктами – яблоками, грушами и виноградом. И это в середине зимы.  В семидесятые годы такие деликатесы были только в «Крытом рынке» и стоили баснословно дорого.  Расторопный официант  подвинул массивный стул-трон перед  девушкой. Когда  Люда хотела пододвинуть стул поближе к столу, то он оказался таким тяжёлым, что Мише пришлось помогать подруге. За соседними столами сидели в большинстве мужчины, которые показались  Людмиле старыми и непривлекательными. Особенно огорчали её их взгляды на неё, оценивающие и даже восхищённые. Ей было неуютно в этой незнакомой среде.  Шампанское и тёплый взгляд  друга смягчили напряжённое состояние девушки, и только  неотступной была мысль: хватит ли денег расплатиться,  и стоило ли  приходить сюда? Денег у Миши хватило, но на долгие годы отпало желание посещать ресторан.  Вскоре приехали сватать невесту Мишины родители: Иван Григорьевич и Ефросинья Васильевна. Они уже всё продумали,  как подготовиться  к свадьбе.  Клава накрыла стол для сватов, налила самодельного яблочного вина, которое уж очень понравилось Договорились, что свадьбу делать надо осенью, после сбора  и продажи картофеля,  как и водилось в деревне, что  свадьбы играли на Покрова, осенью, после сбора урожая. У Бисеровых  много  родни и в Саратове и в деревне, поэтому играть свадьбу придётся и в городе и в деревне. Со стороны невесты  гостей всего-то: мама, бабушка, брат Юрий с женой, сестра Светлана, да 5-6 подружек. Иван сразу успокоил Клавдию,  чтобы она не беспокоилась о материальных затратах –  «всё приготовим сами, вот только играть свадьбу и жить молодые будут у неё в доме». «Если разрешишь, мы и тут в саду  сруб  поставим, дом для молодых построим». Привыкшая к тихой, размеренной жизни, Клавдия испугалась нашествия будущей родни, от строительства дома отказалась, а в остальном согласилась. На следующий день счастливые влюблённые понесли заявление в городской ЗАГС, что на улице Некрасова. Им назначили бракосочетание на 10 октября, впереди ещё три месяца подготовки. Чтобы заработать деньги на кольца, молодые люди решили пройти практику в стройотряде. От института  механизации сельского хозяйства, в котором учился Михаил, организовывался строительный отряд по прокладки высоковольтных опор в районах области. Отряд  должен был сопровождать врач на автобусе,  объезжающий бригады студентов-строителей. На этом же автобусе передвигалась студенческая  концертная бригада. Миша устроился водителем автобуса, а Люда – врачом. Больше месяца разъезжали они с бригадой артистов по строительным пунктам. Люда осматривала больных, которых, к счастью, было немного, в основном небольшие травмы, порезы. Она делала прививки от столбняка, оставляла ребятам  набор  лекарств первой необходимости. А вечером перед концертом Люда превращалась в кассира, продающего билеты по одному рублю для местных жителей, пришедших на  студенческий концерт.  Ночевали в школах, прямо на полу, в одной стороне  три девушки, а в другой половине комнаты спали  - пять ребят. Люда и Миша подолгу уходили  гулять в поле, где наслаждались ночной прохладой и ласками. Иногда, зная, что ребята помолвлены и у них уже заявление в ЗАГСе, им уступали место на сеновале у какой-нибудь  доброхотной хозяйки.
 
Стройотряд «Энергия» института  механизации с\х 1970год.
Впереди стоит с командирами  отряда Сатновым  Виталием и Серёгиным Александром,  комиссаром Фетисовым Василием, врач отряда, студентка 6 курса мединститута  - Людмила Зинковская, в будущем Бисерова.

Миша бережно относился к невесте, но порой его ласки были более настойчивыми, но Люда твёрдо  усвоила наказ бабушки Фёклы - не допускать для близости до свадьбы. Миша не обижался,  он уважал Люду. Вернувшись из поездки загорелыми, окрепшими, получив зарплату – Люда 60 рублей, а Миша -  70, они отправились в ювелирный магазин, что находился напротив кинотеатра «Пионер».  Золото продавалось только по талонам из ЗАГСа. Выбрав кольца, купили:  Людмиле широкое за 76 рублей  583 пробы, а Мише потоньше -  за 68 рублей.
 


Уважаемый читатель, извините за повтор отдельных глав текста, но я боюсь, что не справлюсь, исчезнет текст, а восстановить его  не смогу.  (Пробовала неудачно) и фото вставить в середине главы не научилась.  Фото храню. Возможно внучка продолжит повествование  и редактирует….