Отряд окруженцев под командой Ржевского двигался по территории Литвы. Выходить к старой границе, где, как надеялся майор, удастся остановить немцев, в сторону Пскова или Минска - почти одинаково по расстоянию, но Латвия в этой прибрежной зоне плотнее заселена, да и основной удар немцев на севере придется на Ленинград - вдоль Финского залива и через Псков. Минск, как столицу Белоруссии, будут держать до последнего - в этом Ржевский был уверен. И Западная Литва не так плотно заселена - проще двигаться. И майор пошел на Минск.
С картами было плохо, поэтому много времени отнимала разведка направления до тех точек, где можно остановиться на день. Идти открыто майор запретил, местным он больше не верил. Передвигались ночью. Однажды повезло - в разбитой штабной машине нашли несколько листов двухверсток в нужном направлении и две пачки патронов к ТТ. Стало гораздо легче определяться с местами дневок, родниками для набора воды, просеками.
Из Латвии майор вывел 12 человек - почти безоружных и беспатронных: пехотинцев, двух авиатехников с разбитого аэродрома, шофера без машины, техника-интенданта, из "своих" - пограничника и двух морпехов.
Пытались искать оружие на местах боев, но к магистральным дорогам было не подойти, к тому же там поработали трофейщики, а зачистки групп окруженцев местными нацистами из «Шаулиса» проходили со сбором не только оружия, но и патронов до единого. Зато трупы могли просто бросить в лесу: отряд Ржевского не раз натыкался на убитых красноармейцев с выклеванными глазами, съеденными лисами лицами. И ни одного патрона, ни одной гранаты.
Иногда встречали живых, чаще беспатронных, с потухшими глазами. Майор не требовал их присоединения к отряду - бойцы из них никакие, только обуза и лишние рты. Но небольшие группы, с оружием выходившие на восток, принимал охотно, как только ловил злой, колючий взгляд сержантов, прошедших финскую и заменивших разбежавшихся по лесам зеленых салаг-лейтенантов.
Один такой отряд из пяти бойцов с сержантом принес весть о танке КВ-2, который два дня в Расейнском районе в одиночку в полном окружении держал дорогу: вдребезги разбил автоколонну грузовиков снабжения, а потом присланную для его уничтожения батарею 50-мм пушек и 88-мм зенитное орудие.
"А как-то там мой родной лейтенант? Неужели тоже растерян, ошарашен напором немцев? Неужели забыл мои уроки, наши вечерние разговоры о тактике боя, о военных хитростях, приемах? Не попал ли в окружение, как я?" - мысли жгли, не давали покоя на длинных бездельных днёвках, и майор старался гнать их.
Интендант отряду попался толковый: организовал сбор грибов-жнивников, которые полезли в начале июля в колках и рощах, где дневал отряд, при проходе болот требовал заготавливать корни рогоза и пёк их на углях во время привалов. Воду майор приказал дезинфицировать раздробленной корой черемухи, так что отравлений в отряде не было, несмотря на такой специфический рацион, приправленный земляникой. Иногда, в глухих местах, в меню добавлялся подстреленный заяц, а однажды Ржевскому под выстрел подвернулась даже пара зазевавшихся полосатых поросят.
"Но вот оружие, оружие! И патроны. И гранат бы не помешало. И тротила с взрывателями и шнуром - на первое время хотя бы килограммов десять..." - и Ржевский делал пометки в затрепанном блокноте.
Отряд двигался медленно. Июльские 17-часовые дни и долгие сумерки оставляли на движение не более пяти часов в сутки. К тому же ближе к Каунасу лесов стало меньше, а хуторян больше.
Обошли город с юга, Неман форсировали на удивление легко: разведка нашла в затончике притопленную камнями лодку, спрятанную рачительным хозяином до лучших дней. Ее вытащили, откачали котелками воду, и вооружившись вместо весел саперными лопатками, в несколько рейсов переправили отряд на восточный берег. Управились в одну ночь. Потом была неглубокая в межень Веркне. В сумраке летней ночи странно смотрелась пирамида на берегу - огромный правильный четырехгранный курган со сторонами метров в сорок. Ржевский только головой покрутил: "И что за фараон местный тут поработал?"
Через ночь узкой кромкой приречного леса вышли к Алитусу. Перед глазами бойцов предстала картина страшного танкового боя. Немцы уже эвакуировали свои разбитые танки, но наши еще стояли на обочинах, в полях, на опушках; разбомбленные на марше лежали, сброшенные в кюветы, чтобы не мешали движению немецких колонн.
Большей частью это были легкие БТ, но кое-где умершими громадами темнели обгоревшие Т-34. Наверное, их были сотни в этих полях и перелесках. Чудовищность танкового сражения была тем страшнее, что немецких машин почти не было, майор увидел только один немецкий танк, развороченный так, что его было даже не опознать, вроде бы Pz.IV. Вероятно, в нем к тому же и боезапас сдетонировал. Да еще пара буквально раздавленных гусеницами легких чешских LT vz.38 - похоже, израсходовав снаряды, наши танкисты шли на таран. И хотя Ржевский понимал, что дотошные немцы еще в Империалистическую тащили в ремонт и не считали потерями даже те гаубицы, от которых остался лафет и полтора колеса, на душе было тяжело.
Отчаянно дрались танкисты!
По дороге километрах в полутора от них время от времени проходили машины с пехотой, тяжело ревущие грузовики. Иногда мелкие группы, порой одиночные, но основной армейский поток уже иссяк. Майор снова вспомнил о том КВ под Расейняем.
Повел биноклем. Вот он, Т-34 - не сгоревший, а с разбитой ходовой частью; застрял в какой-то болотинке недалеко от дороги, тут его и подбили. Ржевский подозвал Никифорова, пограничника, командира разведчиков:
- Можешь к ночи взглянуть на этот танк? И из танкистов возьми кого-нибудь - помогут разобраться. Надо понять, снят или нет замок с пушки, есть ли снаряды, не заклинена ли башня. Если снаряды остались - определить, какие. Если замка нет - посмотрите в той же болотинке под танком - я бы, не вылезая, через нижний люк его утопил.
***
- Товарищ майор! Замок от пушки нашли - там, где вы и думали. Поворотный механизм вручную крутить можно. Прицел откручен, пулеметы сняты, есть два снаряда, но ни уму, ни сердцу - картечь. У картечи дальность двести метров, а там до дороги метров сто пятьдесят. Пока возились, замок искали и ставили, я за дорогой последил - машины идут с интервалом от 15 до 25 минут. У нас будет минут пять, чтобы их пограбить, и десять-двадцать, чтобы смотаться отсюда как можно дальше. В сумерках на километр-полтора убежим, ночью - не больше километра. Потом нас искать начнут. Но, может, и не сразу - это уж кто подъедет и сколько.
- Спасибо, Никифоров! Вы пушку не догадались через ствол на заметный ориентир навести на уровне кузова?
- Сделали, товарищ майор! Березка высокая, вершинка и ночью на фоне неба видна будет.
- До большого леса тут километров двадцать, он идет до границы с Белоруссией, завтра второе августа. " Петр и Павел на час день убавил, а Илья-пророк два уволок". Ночи заметно длиннее стали, сумеем до рассвета дойти.
***
Трехтонка "Опель-Блиц" поравнялась с березой. Грохнул выстрел, в сумраке пламя из ствола танковой пушки вырвалось слепящим шаром. Опель дернулся, встал и тоскливо загудел клаксоном. Из разбитого радиатора валил пар. На всякий случай добавили второй снаряд - с группой захвата договаривались о двух выстрелах.
Бойцы, залегшие метрах в тридцати от березы, рванули к машине. Сержант, проинструктированный майором, повторял:
- Помните: карабины, патроны, ранцы, гранаты, если есть. Шинели, сапоги - осень на носу! Бибикалку отключить! Тимошенко! Если заведется - отгони за деревья. Вижу, что шины и радиатор, но метров сто проедет? А больше и не прошу - главное, чтобы с дороги не видно сразу.
Уцелевших в машине не было. Четырнадцать карабинов, два пулемета, три автомата, пять парабеллумов, ящик "колотушек" с деревянными ручками.
- Всё, уходим!
Отряд втягивался в темноту. Сержант доложился о трофеях. Майор поблагодарил за четкий захват и очистку дороги - теперь проезжие могут до утра не хватиться.
- Служу Советскому Союзу!
- Чтобы ящик не тащить, на первом привале раздай гранаты. Четыре штуки свяжи попарно буквой Х. Деревяшками в землю, а у ручек, которые вдоль земли торчат - чирканы связать шнуром поперек наших следов. Если догонять будут - услышим...
Продолжение следует.