О, как невесомо: Шопен, кружева,
Тончайшая нить канители в метели,
Хрусталь, серебро, золотые слова
Романса о годах, что все пролетели,
О розах, о грёзах, о нежных мечтах,
Где сказка и сцена, и белая пена
Прибоя, и где так уместны все «ах!»;
Где девочка кружит под вальсы Шопена,
Где девочка дружит с прекраснейшим из
Подлунных миров и с Луной непременно,
Где очаровательно лёгок каприз,
Где можно взглянуть так призывно-надменно;
Где платьице с беленьким воротничком,
Где плечи согреют платки-паутинки,
Где можно в слезах на подушку – ничком,
Где сладко с улыбкой готовить тартинки
На светленькой кухне, к ним – кофе-гляссе,
Где всё так незыблемо и непреложно,
Где главный вопрос: шить гофре иль плиссе?
Где всё ещё можно… Где ВСЁ ещё можно.
А мне – тяжелее: туда, где руда,
Где нище порой, даже не «не богато»,
Где стонут в осенней тоске провода,
Где джинсы и свитер, «Пинк Флойд» и «Агата»,
Где путь твой – овраг, а волчица – сестра,
Где ворон – учитель, а ветер – куратор,
Где вкус солонины честней фуагра,
Где кружев не хватит – украсить заплаты.
Где всех синтепонов надёжней ватин,
Где плавятся души, как воск, и булатом
Становятся в пламени. Необратим
Процесс этот. Боль – небогатая плата;
Где тёмные воды, где сумрачный лес,
Полынь, полынья и крапивное семя,
Болотных огней в чаще гибельный блеск,
И холод вселенский во всех и над всеми
До тех самых пор, пока не разберёшь,
Где Старшая Эдда, где Младшая Эдда,
Где Ветхий, где Новый, где правда, где ложь,
Кто недруг, кто друг… И нескоро победа,
И будет ли? Но – не кончается бой,
Как в песне поётся, - за битвою битва.
Ты болью платила? Любовь – это боль.
Булатом сверкает во мраке молитва…
И снова – туда, где ликует Лилит,
Сплетает силки, к душам льнёт чёрной гирей.
И Дева Мария с печалью глядит
На бешенство фурий, на пляски валькирий…
Русалки и ведьмы, Отечества дым,
Гул простонародья, сосновые лапы.
Булат – мой билет в золотые ряды,
Где вход – за пятак, а по шее – бесплатно,
Где всё – заскорузло, суконно и си-
тцево, и сатиново, и не галантно…
…Спроси – я отвечу, - ты только спроси, -
Что бард мой любимый зовётся Булатом.
Он тоже – про музыку и про печаль…
С печалью… Печально… (Не гнев и не ярость
Его вдохновляли). Какая же даль
Меж ним и меж мною теперь расплескалась!
Какая же бездна – без края и дна!
Какие же скорбные, смертные даты…
Позёмки метла сквозь метели видна,
А больше – ни зги! Только годы-солдаты
Стоят неподвижно в суровом строю
Вдоль белой дороги, вдоль зимней дороги…
Хотите, романс Вам отсюда спою,
Написанный девочкой той – недотрогой?
Прекрасный романс! В нём хрусталь, серебро,
И пенное кружево, и незабвенно
В нём розы пылают и дарят добро…
И что там ещё принимать внутривенно
Привыкли мы в юности? Скрипки звучат.
Мы их – внутридушно, чтоб дольше звучали…
О бард мой любимый, какая печаль!
Такая, что душно от сладкой печали!
Такая, что ныне уже не вернуть:
Привычность души к перегрузке стократной
Иной начертала под звёздами путь, -
Распятый ветрами, полынный, булатный…
Да нет! Ничего я вернуть не хочу!
Булыжник измеришь ли в светлых каратах?
Рогожа по-сестрински любит парчу, -
Нет необратимости в связи обратной, -
Поскольку и та, и другая права
По функции честной прикрытия голи.
Из стали булатной плести кружева
Попробовать, что ли? И хватит ли боли?