Дмитрий Кедрин (1907-1945)
Шмарьягу Качергинский (Шмерке) (1908-1954)
Чеслав Милош (1911-2004)
Витаутас Сириос-Гира (1911-1997)
Альбинас Жукаускас (1912-1987)
Авром Суцкевер (1913-2010)
Лев Озеров (1914-1994)
Евгений Долматовский (1915-1994)
Давид Самойлов (1920-1990)
Владас Мозурюнас (1922-1964)
Дмитрий Кедрин (1907-1945)
Русский советский поэт, драматург, переводчик. При жизни вышла только одна книга его стихов - "Свидетели" (1940). Во время Великой Отечественной войны ушел добровольцем на фронт, был корреспондентом авиационной газеты "Сокол Родины".
ХРУСТАЛЬНЫЙ УЛЕЙ
Историческая повесть в стихах
«По приказанию виленского губернатора фон Валя тридцать демонстрантов подверглись
наказанию розгами. В ответ на это рабочий Гирш Леккерт стрелял в фон Валя»
«История ВКП (б)» Е. Ярославского.
УТРО НАД ВИЛЬНОЙ
Отрывок
Точно ломтик лимона, на краешке неба заря,
Закрывают глаза золотые сонливые звезды.
Господин Цукерман просыпается благодаря
Всемогущего бога за то, что он зачат и создан.
Тесен пояс ему и жилетка в подмышках тесна,
Рынок вымели дворники, месяц стоит
на ущербе,
Нищей польскою девочкой бродит по Вильне
весна
В бедном ситцевом платье
в сережках голубенькой вербы.
Брызнул солнечный луч, купол церкви
позолотя,
Водовозы кричат, ветерок занавеску колышет,
Стонут пьяные голуби, всхлипывает как дитя,
Очумев от любви, тонкогорлая кошка на крыше.
Сунув ноги в чувяки и пальцы водой омочив,
Господин Цукерман надевает субботнюю пару,
А по улице ходят обугленные грачи,
Издалека похожие на головешки пожара.
Он изрядно позавтракал и, перед тем,
как идти,
Погляделся в трюмо, одичавшее в сумрачной
зале.
Из стекла с ним раскланялся рыжий
безбровый сатир
С желтой вдавленной плешью и жидкими
злыми глазами.
Что ж! Ему пятьдесят! Пятьдесят —
далеко не пустяк!
И блестящую плешь, не спеша
накрывает ермолка.
Он мужчина в соку! Он здоров!
Он еще холостяк!
Он влюблен как мальчишка!..
На днях состоится помолвка.
Он выходит на улицу. Жирный.
С довольным лицом.
Благодушный до рвоты и праздничный
до безобразия.
Вот стоит на углу, словно вымазанное яйцом,
Золотушное здание провинциальной гимназии.
С каланчи над пожарной —
навстречу идущему дню
Улыбается карлик с топориком в каске
крылатой.
На оконце пивнушки, молитвенно подняв
клешню,
Рак стоит, словно рыцарь закованный
в красные латы.
А на рынке содом!
Это ж прямо не Вильна — Мадрид!
Шмарьягу Качергинский (Шмерке) (1908-1954)
Еврейский поэт, писатель, журналист писавший на идише. Активный участник вильнюсского антифашистского подполья, составитель антологии «Песни гетто и лагерей» (1948). При жизни издано 9 книг, в названии некоторых имя города, в котором родился автор: «Разрушение Вильно» (Нью-Йорк 1947), «Песнь Виленского гетто» (Париж 1947). Песня на стихи Качергинского «Тише, тише...» исполнялась в двух кинофильмах «Гетто» (2000) и «Дом радости» (2006).
ТИШЕ, ТИШЕ...
Тише, тише... Давайте мы здесь помолчим,
У могил, что враги посадили.
Они зеленью буйной и ростом своим
Устремились в небесные сини.
Все дороги ведут в Панеряйский капкан,
Ни одной нет дороги обратно...
Тише, детка, не плачь. Папа где-то пропал,
С ним и счастье ушло безвозвратно.
Тише-тише, сокровище, детка, не плачь,
Ни стенанья, ни плач не помогут.
Не поймёт наши беды коварный палач,
Лишь скорей поторопит в дорогу.
Есть на грешной земле у морей берега,
Тюрьмы тоже имеют ограды.
Только мук наших не иссякает река,
Нет просвета...
Нет просвета...
На земле в этот день расцветает весна.
Только нам принесла она осень.
Вместо ярких цветов – тяжесть ночи без сна,
И смертельный поток жизнь уносит.
Будто осень багрянцем окрасила край,
То цветут наши горькие раны,
И ребёнок идёт умирать в Панеряй,
Плачет осиротевшая мама.
Когда Вилии воды застыли во льду,
Она тоже стонала от боли.
Но сейчас вереницею через Литву
Льдины тянутся к самому морю.
Уже тьма расступается где-то вдали,
И всё ярче из тьмы светят солнца –
Во спасение, всадник, скорей приходи –
Тебя зовёт твой ребёнок.
Тебя зовёт твой ребёнок.
Тише, тише, дитя. Родники уже бьют
Вокруг нашего сердца живые.
Но, пока у темницы врата не падут,
Мы должны оставаться немыми.
Осторожно, дитя, веселиться нельзя –
Нас улыбка твоя может выдать.
Знай, что вместо весны должен враг среди дня,
Как опавший лист, осень увидеть.
Пусть вода из источника тихо течёт,
Ты спокойно сиди и не смейся.
Со свободою вместе твой папа придёт...
Спи, дитя моё, спи и надейся.
И как Вилия сбросит оковы весной,
Как деревья, надевшие зелень,
Так, дитя, засияет свободы свет вновь
На твоём лице,
На твоём лице.
1943 год , Вильнюсское гетто
Перевод с идиш Эльвиры Поздней
Чеслав Милош (польск. Czes;aw Mi;osz 1911-2004)
Польский поэт, переводчик, эссеист. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1980 года, праведник мира. Родился в Ковенской губернии. Окончил в Вильно гимназию имени Сигизмунда Августа. Учился в Виленском университете. В печати дебютировал стихотворениями в студенческом журнале «Alma Mater Vilnensis». Был награжден Союзом польских писателей в Вильне премией имени филоматов за поэтический дебют.
ГОРОД БЕЗ ИМЕНИ
Поэма
Отрывок
12.
Почему уже только мне доверяется этот город
беззащитный и чистый, как свадебное ожерелье забытого племени.
Как голубые и рыжие зерна, нанизанные в Тузигуте,
на медной пустоши, семь столетий назад.
Где растертая на камне охра до сих пор дожидается
лба и щеки, но там давно уже нет ни души.
Чем заслужил я, каким злом во мне, какой милостью
эту жертву?
Он стоит предо мной, готовый, ни дыма из труб, ни единого эха,
когда я перешагиваю реки, разделившие нас.
Может, Анна и Дора Дружино вызвали меня
с трехсотой мили Аризоны, потому что уже никто,
кроме меня, не знает, что они жили когда-то?
И семенят мимо по Набережной улице два
попугайчика, жмудские шляхтянки, ради меня
расплетая на ночь седые косы старых дев.
И нету здесь ни раньше, ни позже, все времена дня и года
движутся одновременно.
На рассвете длинными вереницами едут золотари,
и служители магистрата сбирают подать в кожаные сумки.
Шлепая колесами, "Курьер" и "Speedy"
поднимаются вверх по течению в Верки, а гребец, сбитый над Англией,
проносится, распластанный на своем «скифе».
Ангелы у Петра и Павла опускают тяжелые веки,
посмеиваясь над монашкой, мысли которой нескромны.
Бородатая, в парике пани Сора Клок восседает у кассы,
поучая двенадцать своих продавщиц.
А вся Немецкая улица подбрасывает над прилавками
груды мануфактуры, готовясь к смерти
и завоеванию Иерусалима.
Черные княжеские источники бьют в подземелье
Кафедрального собора, под гробницей отрока Казимира
и головнями дубовых костровищ.
С молитвенником и корзиной служанка плакальщица Барбора
возвращается в дом Ромеров на Бакште
с молитвы в литовском костеле Святого Николая.
О, как сверкает! Это снег на горе Трехкрестовой
и на Бекешовой горе, который не растопить бренному
человеческому дыханию.
С каким же великим знанием я сворачиваю на Арсенальную
и еще раз открываю глаза на тщету конца света?
Через комнаты с шелковым шорохом, одну, другую, десятую,
я безудержно несся, веря в последнюю дверь.
Но вырез губ, и яблоко, и цветок, пришпиленный к платью,
были всем, что предназначено было познать и отдать.
Не ласковая и не злая, не красивая, не безобразная,
твердая земля, невинная, для вожделенья и боли.
Ни к чему этот дар, если под огнями далеких ночлегов
горечи в этом было не меньше, а больше.
Если мне не по силам так исчерпать мою и их жизни,
чтобы этот давний плач обернулся гармонией.
Как «Урожденный Ян Дуборог»* в букинистической лавке Страшуна,
я положен там навсегда между знакомыми именами.
Удаляющаяся башня замка над лиственным курганом
и еще еле слышная, может, это «Реквием» Моцарта, музыка.
В неподвижном свете шевелю губами, даже радуясь, пожалуй,
что не нахожу подходящего слова.
* «Урожденный Ян Дуборог» - поэма В. Сырокомли
Перевод с польского Виталия Асовского
Витаутас Сириос - Гира (лит. Vytautas Sirijos Gira 1911-1997)
Литовский поэт, прозаик, переводчик. В 1931 году вышла первая книга стихотворений «Гол в будущее», автор нескольких пьес и соавтор сценария кинофильма «Адам хочет быть человеком» (1959). Издано несколько книг стихотворений, сборников рассказов и повестей. Произведения переводились на немецкий, польский, русский и другие языки.
НА ПЛОЩАДИ ЧЕРНЯХОВСКОГО
Здесь навек он в граните застыл.
Мы грустим о своем генерале…
Но у цоколя, возле могил,
Беззаботные дети играли.
Золотистый закат догорал,
Бросил отблеск на камень багряный…
В мире радость цветет, генерал,
Почему вы погибли так рано?
И тогда показалось мне вдруг,
Будто звон мне гранита ответил:
«Для того и погиб я, мой друг,
Что бы дети резвились на свете»
1946 г.
Перевод с литовского И.Сельвинского
Альбинас Жукаускас (лит. Albinas ;ukauskas 1912-1987)
Литовский поэт, прозаик, переводчик. заслуженный работник культуры Беларуси (1973). Жил в Вильнюсе в межвоенный период, учился в литовской гимназии имени Витаутаса Великого. Работал в литовских газетах и сотрудничал с белорусскими изданиями популяризируя в Литве творчество белорусских литераторов.
ОНИ ПРЕКРАСНЫ, НО НЕПОСТОЯННЫ
Когда из Каунаса мы вернулись после двух
совместных выступлений
не так уж поздно было: нас пустили в пригородный ресторан.
– Вы только, – говорят, – ребята, себя ведите чинно, не шумите!
«Ну вот, – мы оскорбились, – дядя, разве не заметно,
что мы с рассвета ни в одном глазу!»
– Заметно, – отвечает нам привратник. – Только всё равно
скандалить не годится, нужно отдыхать культурно,
прилично, проще говоря, как подобает...
Приятель спрашивает, сколько у меня в заначке.
– Вообще-то, – отвечаю, – деньги есть. И если не забудемся –
нам хватит.
По кружке тёмной «Балтики» (для старта)
мы стоя выпили. Потом присели
и приняли покрепче. Под конец
крепчайшего отведали. И вышло
не много и не мало – в самый раз.
И мы тогда вполголоса запели
про шуструю Шилувскую шалунью –
про девицу-красавицу...
Нет слов:
домой идти нам было рановато.
– А знаешь что, любезный, – говорю. -
давай мы к суженой моей заглянем,
она тут рядом, прямо за леском...
А эта суженая, говорю, она ни то,
она ни сё – она как все невесты.
А вот её сестрёнка! Это, брат,
такая фифа – ты увидишь
и весь растаешь...
В Лаздинай мы машину не нашли
(водители, понятно, тоже люди).
И порешили мы пешком протопать
те пять (от силы десять) километров.
Подумаешь, беда! Пока мы обсудили
претензии на псевдоклассицизи в литовской лирике,
пока мы горевали
об истощенье нравственности в людях, –
пришли к реке. Паромщика искали.
Нашли его. Насилу добудились.
Он долго одевался. Рассвело. До той поры
всё шло великолепно. А потом
я вдруг припомнил, что моя невеста
и несравненная (без дураков!) её сестра
лет этак пятьдесят тому назад
(когда отца и мать похоронили) –
домишко продали и всё хозяйство
и отбыли (по слухам) в Катовицы.
Такая, извиняюсь, карусель.
Тут мы с приятелем слегка остолбенели,
и, полагаю, нас легко понять.
Так вот, выходит, каковы невесты,
вот каковы их верность и любовь!
И это – чистота и постоянство?!
Сначала глазки прячет, нежно шепчет:
«ни шагу без тебя, с тобой – на край земли!»
А после, Боже правый, с пылу, с лёту
постройки продаёт, и скот, и утварь – всё бросает
и отправляется (по слухам) в Катовицы!
Ну хоть бы позвонила, написала,
предупредила... Что там говорить!
И ты, спустя всего полсотни лет,
идёшь сквозь ночь, и дождь, и ветер! Зябнешь
на берегу реки! Предвидишь встречу!
А ей – ни холодно, ни жарко: упорхнула!
Сбежала! Укатила! Всё забыла!
Ох, женщины! И мы после всего
Должны в любовь и постоянство верить?
Ну нет, теперь понятна ваша суть!
И лучше так – спустя полсотни лет
промокнуть и продрогнуть, среди ночи
стремнину одолеть, – и поразиться:
чего вы ст;ите, красавицы-невесты,
вы, скромницы... И какова цена
всей вашей преданности.
Страшные дела!..
Перевод Г.Ефремов
Авром Суцкевер (1913-2010)
Еврейский поэт и прозаик, один из крупнейших поэтов писавший в ХХ веке на идиш. Окончив виленскую гимназию учился в университете Стефана Батория. В 1932 году становится членом писательской группы «Юнг-Вильне» («Молодая Вильна»). C началом Второй мировой войны стал узником вильнюсского гетто, став одним из организаторов культурной жизни заключенных. В 1942 г. за поэму «Могильное дитя» получил премию от объединения журналистики и литературы гетто. В 1943 бежал, воевал составе партизанского отряда. С 1947 года жил в Израиле, был главный редактор журнала «Ди голдене кейт» («Золотая цепь»).
В КАРЦЕРЕ
Сжимает в тисках меня темень ночная,
С мышиным коварством глаза выгрызая.
Я в карцере этом бездонном тону:
Найти бы привычную вещь – хоть одну!
Осколок стекла я нащупал, в котором
Луна отражается, глядя с укором:
Луна в заточенье! Рассеялся страх –
Ведь мира частицу держу я в руках!
К луне прикасаюсь у острого края:
«Ты хочешь – отдам тебе жизнь?» – повторяя.
Но жизни кипенье – и холод стекла...
У самого горла рука замерла...
Вильно, конец июня 1941 г
ЦВЕТОК
Сосед мой пронести хотел цветок весенний -
На входе расплатился он сполна:
Весну держал в руках – что может быть бесценней? –
За это семь ударов – не цена.
Не сетует сосед – ни слова сожалений:
В груди его теперь живёт весна...
Виленское гетто, 29 мая 1943
Перевод с идиш Валентины Варнавской
Лев Озеров (1914-1994)
Русский советский поэт, переводчик, военный журналист. Пятьдесят лет преподавал в Литературном институте в Москве, профессор кафедры художественного перевода, доктор филологических наук, заслуженный деятель культуры Литовской ССР (1980).
ИЗ ЛИТОВСКОЙ ТЕТРАДИ
И вот опять на новом месте,
И, слава богу, здесь никто
Не знает о моем приезде,
Вошел в свой номер, снял пальто.
Все больше я ценю с годами
Час, этот самый первый час.
Смотрю в окно. В оконной раме
Такое празднество для глаз.
Холмы, и купола и кроны,
Зеленные до черноты,
И затуманенные склоны,
И неоглядность высоты.
Нет, в Вильнюсе я не впервые,
Но каждый раз мне как впервой:
Вильняле, улочки кривые
И голуби на мостовой.
Дыхание верности и воли,
И за деревьями вдали
Мне эллипс певческого поля
Как бы виток вокруг Земли.
2
Ветра поднялись,
Оседают снега.
Вниз по Нерис
Плывет шуга.
Иссиня-черен,
С хохолком,
Садится ворон
На снежный ком.
Его приветы
Глухо-мертвы.
А в небе просветы
Сырой синевы.
«Завтра теплынь»,-
В «Вечерке» летит.
Снег раскис,
Как облака.
Вниз по Нерис
Плывет шуга.
Евгений Долматовский (1915-1994)
Русский советский поэт и прозаик. Первая книга лирических стихов опубликована в 1934 году. После окончания Литературного института с 1937 по 1945 год военный корреспондент в действующих частях Красной армии. Автор сценария фильма «Поэма о сталинградцах». Написал стихи для многих известных советских песен, некоторые из которых звучали в популярных кинофильмах. Неоднократно награждался литературными премиями и издавал собрания сочинений.
ЛИТВА
В судьбах маленьких стран
Постоянная дрожь и тревога.
Лишь в советской семье
Обретают народы права.
Мы как вестники счастья
Прошли по лесам и дорогам,
По твоим городам
И убогим селеньям, Литва.
Слезы синих озер
Было видеть нам горько и больно.
Янтарем засияла
Советская наша пора.
В славном имени Вильнюс
Я слышу звучание – вольность.
Ты свободна навек,
Прибалтийская наша сестра.
Ты звездой засияла
В созвездье, зажженном Россией,
И в союзе Республик
Повсюду теперь говорят,
Что литовскою Зоей
Была Мельникайте Мария
И что Ленинским звался
В лесах партизанский отряд.
Поднимайся, цвети,
Озаренная общей победой!
Закаляй и расти
Поколенье своих октябрят.
Из немецкого плена
Недавно вернулась Клайпеда,
И в открытое море
Теперь твои мачты глядят.
В древнем Вильнюсе есть
С исторической башней вершина,
Там осенние клены –
Как тысяча алых знамен.
По тропинке крутой
Мы восходим на холм Гедимина.
Как легко здесь дышать
Чистым воздухом новых времен!
1947г.
Давид Самойлов (1920-1990)
Русский советский поэт, переводчик, сценарист радиопередач. Публикации его стихов в периодической печати стали появлятся с 1955 года. Лауреат Государственной премии СССР (1988).
СТАРАЯ ВИЛЬНА
Когда еще над старой Вильной
Не слышен гром автомобильный,
Как будто прячась от людей,
Старуха кормит голубей.
Дурак в окне, не слыша фальши,
Чуть свет разыгрывает марши,
Угрюмо выпятив губу,
Играет в медную трубу.
На красной мостовой кирпичной
Сияет отблеск необычный
И, черная от всех скорбей,
Старуха кормит голубей…
Воркует голубь толстый, сытый,
Над мостовой, дождем промытой.
Играет дурень: до-ре-ми.
Дудит над спящими людьми.
Так было и при Гедимине:
Дымился огонек в камине,
И толстый голубь ворковал,
И парень девку целовал.
И дул в трубу дурак упорный,
И та старуха в шали черной
Кормила сытых голубей
Или качала колыбель...
И вправду, много ль мы постигли
С тех пор, когда варился в тигле
Волшебный корень колдуна?
Брела зеленая луна
Над старым университетом,
Брела старуха по двору.
А парень дул: туру-туру!
1963
ДВОРИК МИЦКЕВИЧА
Здесь жил Мицкевич. Как молитва.
Звучит пленительное: Litwo,
Ojczyzno moja. Словно море
Накатывается: О, Litwo,
Ojczyzno moja.
Квадратный дворик. Монолитно,
Как шаг в забое,
Звучит звенящее: О, Litwo,
Ojczyzno moja!
И как любовь, как укоризна,
Как признак боли,
Звучит печальное: Ojczyzno,
Ojczyzno moja.
Мицкевич из того окошка
Глядел на дворик,
Поэт, он выглядел роскошно,
Но взгляд был горек.
Он слышал зарожденье ритма.
Еще глухое,
Еще далекое: О, Litwo,
Ojczyzno moja!
Владас Мозурюнас (лит. Vladas Mozuryunas 1922-1964)
Литовский поэт гражданской и философской лирики. Вышли сборники «Горсть земли» (1947), «Вильнюсские этюды» (кн. 1-2, 1958-63), «Морские строфы» (1965, посмертно).
ВИЛЬНЮСУ
Люблю тебя, когда ещё сквозит
В твоих деревьях летний свет, взлетая,
И облаков золотокудрых стая
Над башнями высокими скользит.
Люблю, когда осенней жаркой кистью
Твоя сирень раскрашивает листья,
И ветер их срывает в октябре
Перед собором или на горе.
Люблю в тебе и зиму - как бела!
Нет, не бела - ей нет определенья,
когда в реке начнётся замедленье
И средь снегов заблещут зеркала!
И можно тихо вспомнить век минувший:
Вон на фронтоне дома лев уснувший -
Он очень стар, он стал совсем седым -
Тебя он, Вильнюс, помнит молодым.
Зато я помню, как ты был суров
В тот самый первый год послевоенный -
Измученный, голодный, вдохновенный -
В развалинах среди немых дворов.
Я помню женщин в чёрном, без улыбки,
Босых детей, худые ноги в цыпках,
И нас - в шинелях, в пыльных сапогах,
От счастья не стоявших на ногах.
Как будто получив удар под дых,
Здесь корчились, согнувшись, переулки,
И отсвет крови, трепетный и гулкий,
В глазницах окон догорал пустых.
И раненая башня замолчала -
Часы остановились; не стучало
Большое сердце города. И я
Считал, что эта рана как моя.
Теперь всё это в прошлом. Не спеша
Иду я мимо университета,
Где часто тень великого поэта
Гуляет в свете Звёздного Ковша.
И плащ поэта, ветерком объятый,
Летит легко, как будто он крылатый,
А выше - шляпа чёрная видна,
Что в давние носили времена.
Крошатся стены. Медленно, тайком
Мелеет русло Нерис год от года.
А ты глядишь на нас, седобородый,
Любуясь тем, как мы в тебе живём.
Я ничего другого не желаю.
Пойду, у белых башен погуляю,
Сложу о них стихи и к январю
Тебе на память, Вильнюс, подарю.
1957 г.
Перевод с литовского Н. Мальцевой