***

Наталя Румянцева
Жила в большом городе, наполненном высокими каменными домами и серыми мостовыми, девочка. Целыми днями она бегала по крышам, запускала воздушных змеев и любовалась цветущей сиренью. Она ходила по поребрикам и улыбалась прохожим, поднимая им этим настроение. Однажды, когда она в очередной раз ранним утром сидела на крыше и глядела на восходящее солнце, чердачная дверь тихо скрипнула, и девочка увидела стоящего перед собой трубочиста.
"Что ты делаешь здесь? Ты слишком маленькая, чтобы сидеть одной на крыше!" — сказал он.
Девочка собралась было уйти, но он, чуть помедлив, остановил ее: "Постой, не уходи... может ты хочешь посмотреть, как я буду чистить трубы?" Трубочист с надеждой взглянул на девочку, а когда она спустя мгновение неуверенно кивнула, расплылся в довольной улыбке. Ему очень не хотелось оставаться одному. Какая-то грустная тень словно поселилась в уголках его глаз и не переставала хмурить лоб. Грустная тень сильно старила его. Еще не старый мужчина, с легкой сединой в волосах казался гораздо старше и суровее, чем было на самом деле.
-Почему ты сидишь тут? Тем более в такую рань?
-А город утром другой, - тихо ответила девочка и рассказала о том, как сильно отличается заспанный, только сбросивший ночную пелену город, от того города, к которому все привыкли, серого, шумного, несколько равнодушного. Трамваи и автобусы, везущие одного-двух пассажиров ранним утром совсем другие. Смыв с себя ночной туман, взглянув желтыми фарами на полупустой проспект, они начинают жить своей трамвайной жизнью: подмигивать одиноким прохожим, сигналить остановкам, которые утром тоже совсем иные. Чище, честнее. Каких только встреч и расставаний они не видали. Первые лучи весеннего солнца очищают город, обнажают и открывают его сердце. Город живет. Он живет целый день, суетливо, все время торопясь и опаздывая, но только ранним утром он настоящий.
Трубочист посмотрел на девочку и что-то изменилось в его взгляде. Быть может, он увидел что-то новое в окружающем его каждый день, необьяснимом и пугающим своим величием городе. Или же он открыл для себя какие-то никому неведомые истины. Или смог отпустить то, что так тревожило его много ночей подряд. Но самое главное то, что взгляд изменился. В нем уже сверкали те искорки надежды и веры в счастье. И трубочист, молча, крепко обнял девочку, а она, возможно, так и не поняла, что своими словами и еще детскими мечтами смогла подарить кому-то надежду.