Ф.М.Достоевскому
Когда-то давно, уж не вспомню когда,
мое сердце разбилось на два куска.
Ба! Что делать? Тяп-ляп, и слепила!
А кусочки из любопытства сравнила:
один был больше бескрайнего моря,
другой – меньше дождевого червя,
в одном поселился образ Мадонны,
в другом – содомская красота.
Стала я дальше жить-поживать,
к мышце склеенной привыкать.
Она билась то ровно, то нервно,
но в целом – без изменения.
А я всё дивилась широте мира:
в нем, оказывается, всё красиво!
Нету добра в нем и нету зла,
одна бесконечная красота!
И стали мне вдруг одинаково милы
обнаженные женщины в шкуре тигриной
и бледные девочки в белых платьях
с золотыми цепочками на запястьях.
И стало мне вдруг одинаково весело
и в колизейном кровавом месиве,
и в почерневшем от древности храме
в сладком облаке фимиама.
И слились в одну красоту вселенскую
и невинные пухлые губы детские,
и сладострастные пьяные стоны,
и полувыцветшие иконы,
и разукрашенные мужчины,
и крестьянские потные спины,
и образованные богоборцы,
и невежественные крестоносцы.
А потом... Я проснулась в ознобе горячем.
Вот что может присниться, когда вьюга заплачет!
Надела халат, мягкие тапочки,
открыла газету, включила лампочку
и стала в домашнем уюте читать
о том, что нам надо толерантнее стать,
что в мудрой Европе лицом элиты
была избрана мисс Кончита,
и что рисунки в Шарли; Эбдо; –
это разумно и очень смешно,
а вот последующие теракты –
негуманные агрессивные акты...
Сонно зевнула, закрыла газету.
За окном махнула хвостом комета,
и я услышала, глядя наверх,
Великого Инквизитора смех.
16.01.2017