Эти записи носят сугубо личный характер. Уверен, что каждый, кто хотя бы немного проучился в Лаишевской школе для слепых, мог бы написать об этом периоде что-то свое.
Р.Гардиев
- Твой учитель сказал, что ты мог бы стать математиком и поэтом, если бы не слабое зрение, - призналась как-то мама, вернувшись с родительского собрания. Мне, десятилетнему почти слепому мальчишке, ее слова показались более чем странными: как это одновременно можно быть и математиком, и поэтом? Прошли годы, и действительно я стал вначале математиком, а затем и поэтом. Подтверждением сказанному служат диплом учителя математики, полученный мной после окончания физико-математического факультета Казанского педагогического института, а также пять моих поэтических сборников и многочисленные публикации в различных печатных изданиях. Вряд ли я добился бы этих успехов, если бы не Лаишевская школа-интернат для слепых и слабовидящих детей.
7 сентября 1969 года. Не скажу, чтобы этот день запомнился мне до мельчайших подробностей, но то, как мы с мамой уже под вечер, утомленные после долгого пути с многочисленными пересадками, бесконечными расспросами, правильно ли мы идем, подходили к школе, двухэтажному зданию, показавшемуся мне огромным, я помню очень хорошо. Первое ощущение от встречи со школой – это густой, сладкий аромат распустившихся цветов. Мне, родившемуся и выросшему в деревне, запах полевых и лесных цветов знаком с детства. Но на клумбах перед школой благоухали цветы, выращенные руками человека.
- Вот, оказывается, кого мы ждем! – Сказала старший воспитатель Мария Петровна Сорокина, когда нас с мамой проводили в ее кабинет. Выяснилось, что документы на мое зачисление были подготовлены еще к 1 сентября, но нас об этом известили почему-то позже. Поэтому учебный год я начал в своей деревенской школе, но не проучившись и недели, попал в интернат. С этого дня началась моя новая жизнь.
В тот же вечер я познакомился с будущим одноклассником Махмутом Мубаракшиным, ставшим на долгие годы моим неразлучным другом. Мама до последних лет своей жизни с благодарностью вспоминала его слова:
- Не беспокойся, апа, за сына! Здесь он не пропадет!
- Конечно же, я не пропал, хотя по началу было ой как трудно! Я почти не знал по-русски, не умел читать и писать по Брайлю. Долго не мог привыкнуть к трогому распорядку дня, когда все наши действия должны были начинаться по звонку. Спустя годы я написал о своих первых днях прибывания в школе такое стихотворение:
Интернат
Который же я настоящий?
Теперешний или вон тот,
У лестницы школьной стоящий?
Ему лишь тринадцатый год.
Задумчивый, словно философ,
Надолго ушедший в себя,
Тихонько он чешет под носом,
О будущем мрачном скорбя.
Всего лишь неделю он в школе,
Покамест не нажил друзей.
Скорей бы каникулы, что ли,
И лето б настало скорей!
И мама взяла бы в деревню,
Где папа и сёстры, и брат,
Где бабка и дедушка древний,
Где каждый сосед ему рад!
Недлинная улица, где ты,
И дом, где покой и уют?
И двор, где ещё до рассвета
Родители, братья снуют.
Там всходит привычное солнце,
И счастье сияет весь день,
Лучами лаская оконце
И сада прохладную тень!
Здесь все в одинаковой форме,
Режим навевает тоску.
Разбудят, покормят по норме.
А вечером - спать по звонку!
Глаза подними-ка от пола,
Ты новых друзей обретёшь!
Пройдёт лишь неделя, и школу
Ты домом родным назовёшь!
Собственная кровать, которую ты каждое утро должен аккуратно заправить, тумбочка, в которой должен быть порядок, ежедневная утренняя зарядка, дежурство по школьной столовой, где не только слабовидящие, но и совершенно слепые дети должны были вовремя накрыть столы, убрать и вымыть грязную посуду – ко всему этому я постепенно привык. Наши воспитатели Антонина Алексеевна Кузнецова и Василий Павлович Северов относились к нам очень по-доброму, но требовательно. Наша внеклассная жизнь проходила под их опекой. Они подсказывали нам, как нужно ухаживать за одеждой и обувью, рассказывали , как нужно вести себя в различных ситуациях, помогали готовиться к урокам, читали вслух учебники, которых не было по Брайлю. По воскресеньям они ходили с нами на прогулки в лес, на берег Камы. Под предводительством воспитателей мы выходили в поселок, ходили в кино. Кстати в Лаишевском кинотеатре «Заря» я впервые увидел широкоэкранный цветной фильм. В нашем деревенском клубе до того мне доводилось смотреть лишь черно-белые картины. С огромным удовольствием я вспоминаю и наши поездки в Казань в столичные театры. Спектакли, увиденные в театре юного зрителя, театре имени Качалова, театре оперы и балета имени Джалиля оставили незабываемый след в детской памяти.
Оглядываясь в прошлое, я понимаю, какая огромная ответственность ложилась на плечи воспитателей нашей школы! По сути, во многом они заменяли нам родителей, с которыми мы были разлучены на долгие месяцы. На их глазах мы взрослели, приобретали какие-то привычки, черты характера. Среди воспитателей были совсем молодые девушки, вчерашние школьницы, были и умудренные богатым жизненным опытом женщины. Из последних хочется отметить, в первую очередь, Зинаиду Григорьевну Удалову. Она пришла в школу еще в Свияжске в далекие 50-е годы. Задолго до нас ученики прозвали ее «ЗГУ», и это, в общем-то, не обидное прозвище закрепилось за ней навсегда. Как правило, на ее попечении находился выпускной класс. Наверное, это было связано с тем, что она, как никто другой, умела находить подход к сердцам незрячих юношей и девушек, завтрашних выпускников школы. За внешней грубоватостью, как я сейчас понимаю, скрывалась очень ранимая и добрая душа. Не случайно многие выпускники, спустя годы, продолжали общаться с ней, первым делом заходили в ее скромную однокомнатную квартиру, а потом только шли в школу.
А учеба мне давалась всегда очень легко. Брайлевские буквы я запомнил за три дня, но в течение года продолжал писать обычным шрифтом, постепенно переходя на письмо по Брайлю.
Я был зачислен в шестой класс, но, как выяснилось в дальнейшем, шестиклассники в школе слепых обучались по программе пятого класса обычных школ, по которой я отучился в деревенской школе. Таким образом, я оказался второгодником поневоле! Но это сослужило мне хорошую службу, достаточно быстро я, пусть и на ломаном русском, стал отвечать на уроках. Этому способствовало и доброжелательное отношение учителей.
Алексей Власович Архипов очень быстро оценил мои способности по математике. Именно его я должен благодарить за то, что по окончании школы, не задумываясь, выбрал профессию учителя математики. В этом человеке своеобразный юмор сочетался с требовательностью.
- Рифкат, ты что сидел на этой тетради? – обращался он ко мнес вопросом, после которого раздавался дружный хохот моих одноклассников. Таким образом он от меня, одного из лучших учеников по математике, добивался не только правильного выполнения задания, но и аккуратности. Он умел находить очень простые и доступные объяснения самым сложным математическим понятиям и теоремам.
Будучи тотально слепым, он великолепно ориентировался, ходил уверенно и быстро, своим примером доказывая, что слепому человеку доступно многое. Благодаря его примеру, среди детей был очень высок интерес к шахматам. Помню, когда в 1972 году в Рейкъявике проходил матч между Спасским и Фишером, мы с нетерпением ждали новостей по радио, в которых сообщали не только результат очередной партии, но и озвучивали отложенную позицию. Тогда мы расставляли фигуры на доске и искали лучшее, на наш взгляд, продолжение. Алексей Власович активно участвовал в этих обсуждениях .Вообще, он был очень общителен, мог поддержать любой разговор: музыка, радиоприемники, магнитофоны, которые в ту пору только входили в моду.
Леонид Федорович Смелков – еще один незрячий педагог, который своей деятельностью помог многим слепым детям поверить в свои потенциальные возможности. Он преподавал историю и обществоведение, вел факультативные занятия по правоведению, выступал с многочисленными лекциями на международные темы. При этом он никогда не пользовался конспектами, по памяти рассказывая об исторических событиях, приводил множество фактов из жизни великих людей. Именно под его влиянием многие выпускники Лаишевской школы получили гуманитарное образование. Один из них – Махмут Мубаракшин. Он с отличием окончил юридический факультет Казанского университета, сейчас он известный адвокат. К его 50-летию я написал следующие строки:
Сколько лет мы знакомы - не счесть!
Вместе в школе росли и взрослели.
Слава богу, гордиться чем есть:
Мы добились поставленных целей!
Процветающий ты адвокат,
И гордиться тобою мы вправе.
Своё место сумел отыскать,
Труд незрячих сумел ты прославить!
Я вновь встретился с Леонидом Федоровичем в 2005 году на Всероссийском фестивале незрячих поэтов «Поэтическое ристалище», который проходил в г.Глазов, что в Удмуртии. Леонид Федорович, возглавлявший тогда Глазовское предприятие слепых, как член Союза писателей России, был сопредседателем жюри фестиваля. Таким образом, я, впервые принимавший участие на подобном форуме поэтов, вновь, спустя 30 лет после окончания школы, оказался лицом к лицу со своим бывшим учителем! На фестивале я оказался в числе победителей. А через несколько месяцев Леонид Федорович написал предисловие к сборнику моих стихов.
Мне также повезло с учителем русского языка и литературы. Не будь рядом Нелли Тимофеевны Зотченковой, я вряд ли так быстро научился говорить и писать по-русски. Очень эмоциональная и живая, она каждый урок превращала в театр одного актера. Кстати, именно она долгие годы возглавляла школьный драмкружок. С восьмого класса она стала нашим классным руководителем. До получения аттестата о среднем образовании мы находились под ее неусыпным вниманием. Бурная пионерская, а затем и комсомольская жизнь, изобиловавшая различными общешкольными конкурсами и фестивалями, в которых мы активно участвовали и очень часто становились победителями, проходила под ее руководством. Кроме всего прочего, она давала очень нужные советы по личной гигиене, поддержанию одежды в чистоте. Помню, как она буквально за руки привела мальчиков в бытовую комнату, поставила перед нами ведра с горячей водой и показала, как нужно стирать свои вещи. Она хорошо знала, что это, а также многое другое, чему она нас обучала, очень скоро пригодится нам в самостоятельной жизни.
Нелли Тимофеевна до сих пор в курсе наших дел. Она искренне радуется нашим успехам, вместе с нами переживает наши неудачи.
- Ваш класс удивил меня дважды, - Недавно сказала она, - В первый раз, когда Коля Базаров стал филологом, а во второй раз, когда Рифкат Гардиев стал писать стихи!
В памяти также сохранился образ учителя немецкого языка Василия Сергеевича Качемазова. Он был военным переводчиком и с боями дошел до Берлина, а день Победы встретил в Праге.
- Василий Сергеевич, расскажите о войне, - Иногда просили его дети. Он на это отвечал кратко:
- Война – бяка! Пусть она никогда не повторится!
Но накануне 9 мая он, увешанный боевыми наградами, всегда выступал в актовом зале школы со своими воспоминаниями.
В те годы в школе были очень хорошо оснащенные кабинеты по физике, химии, биологии. В шестом классе ботанику нам преподавал Виктор Алексеевич Плотников. Это был настоящий энтузиаст своего дела. Именно он вместе с незрячими и слабовидящими детьми рассадил ту самую благоухающую клумбу, так потрясшую меня в первый день прибывания в школе. Под его руководством мы посадили вокруг школы тополя и голубые ели. Теперь, спустя сорок лет, наша школа окружена высоченными деревьями. А биологический кабинет был настоящим уголком природы: здесь и аквариум с рыбками, и чучела различных животных и птиц, и муляжи растений, и наводящий ужас на детишек скелет человека. И всюду цветы, цветы, цветы. В старших классах биологию нам преподавала Людмила Леонидовна Васильева. Она пришла к нам молодой выпускницей биологического факультета, но очень быстро нашла с незрячими детьми общий язык. Она всю свою трудовую деятельность посвятила их обучению.
В школе имелась лаборатория, к которой примыкали физический и химический кабинеты. Отсутствие зрения не являлось препятствием для выполнения различных опытов, предусмотренных школьной программой. Учителя физики Яков Васильевич Ефимов и Геральд Владиславович Ивановский дали нам весьма обширные и фундаментальные знания. Не боялась допускать к реактивам незрячих детей и учитель химии Вера Ивановна Григорьева. Она умела очень увлекательно рассказывать о таких, казалось бы, скучных вещах, как щелочи и кислоты, основания и соли.
Мои родители были очень удивлены, прочитав в одном из моих писем, что с седьмого класса у нас будут преподавать черчение. Действительно, на первый взгляд, слепота и черчение – понятия, казалось бы, несовместимые. Однако, при наличии специальных приспособлений незрячие дети вполне успешно обучались этому предмету. Анатолий АлександровичПотапов тщательно подбирал каждое слово и очень четко объяснял каждое действие, которое должен был выполнить ученик. Прибор для черчения представлял собой небольшой чемоданчик, в котором было все, что имеется в обычной готовальне: рейсшина, рейсфедер, циркуль. Однако они сильно отличались от тех предметов, которыми привыкли пользоваться зрячие. На внутренней стороне крышки имелась поверхность, на которую была нанесена мастика. Заостренным концом рейсфедера мы наносили на нее выпуклые линии. Конечно, этот прибор не мог дать миллиметровой точности, но незрячие ученики на уроках черчения вполне успешно могли чертить такие геометрические фигуры, как отрезок, угол, многоугольники, круг. В старших классах мы чертили виды довольно сложных деталей с разных сторон, их продольные и поперечные разрезы. Общаясь со сверстниками из обычных школ, я знал, что это соответствует тому же, чему учатся и они на уроках черчения.
Спустя годы, я понимаю, что в нашей школе был очень сильный педагогический состав. Шестеро моих одноклассников смогли получить высшее и среднее профессиональное образование. Полученные в детстве знания до сих пор позволяют мне достаточно успешно участвовать в интеллектуальных конкурсах среди незрячих. То, что я стал первым и пока единственным магистром КИСИ, считаю прежде всего заслугой моих школьных учителей.
Принято считать, что слепые имеют особую тягу к музыке. Возможно, именно поэтому в школе был оборудован музыкальный кабинет, оснащенный специальными кабинками для индивидуальных занятий. Учитель музыки Вячеслав Иванович Крючков вел кружок баянистов, а также руководил школьным хором. Здесь я впервые услышал многоголосое пение. Я не имел музыкального слуха и не входил в состав хора, но всегда с огромным удовольствием слушал его выступления На сцене актового зала школы проходил также концерт баянистов, как итог их кружковых занятий. Именно там в исполнении трио баянистов в составе Анатолия Урманова, Николая Карпова и Асфидаля Гараева я впервые услышал «Танец с саблями» Хачатуряна. До сих пор во мне живет отзвук того потрясения, которое я тогда испытал.
Очень большое помещение было отведено для школьной библиотеки. В одной ее половине находились учебники, вдругой – художественная литература. Огромные стеллажи, установленные поперек зала, буквально до потолка были забиты брайлевскими книгами. В те годы было очень много читателей именно брайлевской книги, ведь другого способа самостоятельно получить информацию тогда не было. Магнитофоны «Дайна» в школе появились гораздо позже. В нашем классе быстрее всех по Брайлю читал Махмут, и мы частенько просили его почитать нам вслух. Нередко это происходило после отбоя. В спальне – идеальная тишина, слышен только голос чтеца. Не дай бог, если кто-нибудь захрапит! Тут же его будили и призывали к порядку. Школьный библиотекарь Елена Николаевна Карандина, казалось, знала вкусы каждого ученика. Если она рекомендовала прочесть ту или иную книгу, можно было не сомневаться, что это – хорошая книга.
Рядом с библиотекой находились пионерская и Ленинская комнаты. Они никогда не пустовали. Несмотря на то, что ученики – незрячие, в школе бурлила пионерская и комсомольская жизнь. Ученики нашей школы приглашались на пионерские слеты района. Помню, что на одном из них мой одноклассник Володя Казаков был признан лучшим горнистом.
До чего же всё было красиво:
Барабаны, знамёна, салют!
Пионерские клятвы нелживы,
Эти детские песни не лгут!
Голос девичий чистый и звонкий
Рапортует о школьных делах.
Подчинялись мы хрупкой девчонке,
Что красивей, умнее была!
Отголосок тех школьных линеек
В нашем сердце поныне живёт,
Заставляя быть крепче, сильнее,
Как маяк, нас по жизни ведёт.
Мы стареем, но в памяти живы
Пионерские школьные дни.
Председатель Совета дружины,
Поздравления наши прими!
Эти стихи я написал к юбилею Нурии Федориной, тогда еще (Шайхразеевой), которая была в годы моей юности председателем Совета дружины школьной пионерской организации.
Особое место в школе занимали уроки труда и физкультуры. Сейчас я понимаю, насколько было важно обучить незрячих детей элементарным умениям и навыкам, которые нам пригодились в самостоятельной жизни.
Уроки труда проходили в хорошо оснащенной мастерской. Помню, как я, впервые попав туда, с удивлением ощупывал огромное количество столярных инструментов, многие из которых мне прежде не доводилось видеть. Учителями труда были Павел Петрович Белоглазов, Лев Игнатьевич (фамилии не помню), Станислав Данилович Кива (он приехал из Украины, поэтому у него такая необычная фамилия), Хамит Каюмович Каримов. В старших классах мальчиков стали обучать основам металлообработки, а девочек – кулинарии и домоводству. Впрочем, разделение это было весьма условным: в нашем классе обучались всего три девочки, а мальчиков было восемь, поэтому желающие могли посещать вместе с девочками кулинарию. Так вот, я частенько пользовался этим правом и ничуть об этом не жалею. На этих уроках Вера Арсентьевна Камалетдинова научила лично меня очень многому. В студенческие и холостые годы я никогда не страдал от голода, сам себе готовил многие блюда. Впрочем, и женившись, я не утратил этих навыков: поныне я не считаю за труд начистить и накрошить картошку, натереть овощи, прокрутить мясо.
Среди множества чудес, с которыми я столкнулся в школе, особое место занимает спортзал, огромное гулкое помещение, наполненное невиданными мной доселе снарядами. Почти все, что здесь находилось, было для меня незнакомо, кроме, разве, шведской стенки, напомнившей мне самодельную деревянную лестницу, прислоненную к торцу нашего дома, по которой мы лазали на чердак,только перекладины расположены чаще. А всё остальное я увидел впервые. Предназначение многих снарядов было непонятно до тех пор, пока учитель физкультуры не объяснил, какие упражнения нужно делать на каждом из них. Александр Семенович показался мне строгим и требовательным. Он давал команды четким и властным тоном, не допускающим возражений. Дети быстро и точно выполняли его команды:
- Класс, стройся! Равняйсь! Смирно! Дежурный, доложи обстановку!
И класс действительно строился, выходил вперед дежурный и докладывал:
- Товарищ преподаватель физкультуры! Класс такой-то к занятиям готов. Присутствуют столько-то учеников, отсутствуют такие-то и такие-то, - и дежурный называл причины по которым отсутствовали ученики. Уважительной причиной могла быть только болезнь, но никто из нашего класса не был освобожден от уроков физкультуры по состоянию здоровья. Конечно, среди нас были ребята, которым лучше удавались те или иные упражнения: кто-то был крепче физически, кто-то лучше видел и мог безбоязненно пробежать дистанцию, кто-то дальше кидал гранату. Но Александр Семенович одинаково требовательно относился ко всем ученикам. Меня поразило его умение объяснять особенности выполнения того или иного упражнения незрячим детям. Он ставил ребенка около спортивного снаряда и в замедленном темпе сам выполнял требуемые движения. При этом незрячий мог наощупь проконтролировать его движения и затем сам повторял их. Мне помнится такой случай: Александр Семенович на одном из уроков показал нам упражнения на гимнастических кольцах. По его примеру мы висели на кольцах, подтягивались, делали махи и прогибы. Затем он предложил нам повисеть на кольцах вниз головой. Один из нас говорит ему:
- А вы-то сами сможете?
Ничего не говоря, Алексанр Семенович подошел к кольцам и сделал это упражнение. При этом он вслух комментировал свои действия, а когда зафиксировал требуемую позу, предложил каждому незрячему подойти и потрогать его. Таким образом, ему пришлось провисеть вниз головой несколько минут, пока все ученики не подошли к нему и не убедились, что это упражнение вполне выполнимо.
Пожалуй, не будет преувеличением, если скажу, что уроки физкультуры были для нашего класса одними из самых любимых. Мне особенно нравились зимние уроки, на которых мы всем классом занимались на лыжах. В спортзал мы уже приходили соответствующим образом одетые, быстренько расхватывали лыжи и выходили на улицу. А вот тут для учителя начинались настоящие заморочки: кто-то моментально одевал лыжи и норовил умчаться на них в белоснежную даль. Кому-то для того, чтобы наощупь найти все необходимые причиндалы, справиться с креплениями, продеть руки в варежках в лямки лыжных палок требовалась масса времени. Александр Семенович однако всегда мог организовать детей таким образом, что никто из нас не терялся, не сходил с маршрута, не проваливался в овраг, который поджидал нас на опушке леса в полутора километрах от школы.
Так из урока в урок, за годом год мы становились сильнее, закаленнее, смелее. Эти уроки всем нам пригодились в жизни. Благодарность преподавателю я слышал от многих, и не только в Татарстане. В декабре 2004 года я вместе с командой КИСИ оказался в Красноярске – за 3 тысячи километров от дома. Там ко мне подошла незнакомая женщина и обратилась со следующими словами:
- Я слышала, вы из Татарстана. Меня зовут Лидия Баранова. Когда-то я училась в школе слепых, и моим учителем Был Александр Семенович Григорьев. Пожалуйста, передайте ему привет.
Теперь она вполне сложившаяся личность, в судьбе которой не последнюю роль сыграл преподаватель физкультуры.
Александр Семенович сумел привить нам то бесценное качество, которое ведет нас по жизни и поныне: человек сам должен заботиться о своем здоровье. Не случайно именно он предложил нашему классу начать закаляться обливанием. Мы приняли его совет: начав обливаться с осени, мы дошли до того, что стали безбоязненно обтираться снегом. И никто из нас не простудился! Возможно, этот детский опыт и позволил мне,уже взрослому, начать моржевать.
Александр Семенович умел завести детей и во внеурочное время. Никто нас не принуждал, но мы сами с удовольствием выходили зимой на улицу, чтобы залить каток на пришкольном стадионе, строить снежные крепости, готовить площадку для общешкольных соревнований. С огромным удовольствием я вспоминаю праздник «Проводы зимы». В этот воскресный день школа бурлила, как потревоженный улей. Всем хотелось принять участие в веселых и увлекательных конкурсах: перетягивание каната, лыжные гонки, штурм снежной крепости. Но прежде предстояло сжечь чучело, символизирующее уходящую зиму. В это время повар школьной столовой тетя Таня выносила огромное блюдо с горячими блинами. Соревнования продолжались до вечера. Завершались они в школьном спортзале. Одной из самых увлекательных командных соревнований была игра «Два города», которую смело можно назвать предшественницей современных игр для незрячих со звучащим мячом.
Ежегодно в конце мая проводилась общешкольная спартакиада с участием всех школьников. И первоклашки, и завтрашние выпускники бегали на различные дистанции, прыгали в длину, толкали ядро, кидали гранату. Спартакиада открывалась торжественным построением, затем лучшие спортсмены школы выстраивали пирамиду. Эти соревнования проходили на лесной поляне на площадке, которую накануне готовили сами школьники. Педагоги в этот день находились рядом с детьми, сами участвовали во многих соревнованиях. Это очень сближало детей с учителями и воспитателями.
Несмотря на то, что в нашей школе обучались незрячие дети, мы не оставались в стороне от военно-патриотического воспитания. Помню, как ежегодно мы готовились к общешкольному параду, где каждый класс представлял какой-то род войск. Мы должны были пройти маршем по спортзалу, исполнить комплекс упражнений. И всем этим руководил Александр Семенович. К юбилею Нурии Федориной я написал стихи, где говорится именно об этих парадах:
Мы шагаем с песней по спортзалу,
Как солдаты в праздник на плацу!
Не мешает слепота нимало,
И любая форма нам к лицу!
Моряки, танкисты и пехота
В лучшем виде выглядеть спешат!
Первыми ребятам быть охота,
Строевой мы отбиваем шаг!
И, конечно, легче вместе с песней
Соблюдать дистанцию и строй!
В небеса взлетает в светлых мыслях
Юный, подрастающий герой!
На плечах - винтовки, автоматы,
Из дощечек, струганых вчера.
Офицер из райвоенкомата
Принимает школьный наш парад!
Зал спортивный светел и просторен!
И, как будто шпорами звеня,
Впереди - будённовец Федорин,
А в другом отряде - Нурия!
Щеголять сегодня ей в мундире
Храброго, лихого моряка!
Выпало ей честь быть командиром,
К бескозырке тянется рука!
Держится уверенно и твёрдо,
Знает, как командовать людьми!
И по жизни шествовать ей гордо
По дороге к счастью и любви!
Как утверждает Александр Семенович, наш класс был одним из самых спортивных за всю его педагогическую практику. Возможно, именно поэтому он предъявлял к нам особые требования. Тот факт, что по спортивным показателям я никогда не въходил в число лидеров, стал причиной того, что единственной «четверкой» в моем школьном аттестате стала оценка по физкультуре.
- Учись ты в другом классе, тебе смело можно было ставить высшую оценку, - Впоследствии говорил Александр Семенович.
Но я никогда не держал обиду на преподавателя. Наоборот, мне кажется, что именно эта «четверка» стимулировала меня к достаточно активной жизни: я поныне принимаю участие в спортивных соревнованиях как городского, так и республиканского масштаба, купаюсь в проруби, посещаю тренажерный зал. В стихотворении, посвещенном Александру Семеновичу, нет ни одного слова неправды:
Порой припомню я некстати
(От этих мыслей только вред)
Одну «четверку» в аттестате,
И ту, представьте, по «физ-ре».
Хоть в спорте не был я фанатом,
Не хвастал силой рук и ног,
Усердно лазал по канатам,
На кольцах что-то сделать мог.
Хоть в классе был отнюдь не первым,
Но и последним не был я.
Боролся с жировым резервом,
Брюшко свое как мяч неся.
А ежедневная зарядка
Всю жизнь мне в тягость не была.
Я в зимней проруби не зябну,
Моим медалям нет числа!
Но я надежду не теряю,
В спортивный зал иду опять.
Всю жизнь «четверку» исправляю
И получить надеюсь «пять»!
Сейчас много говорят об инклюзивном образовании незрячих детей. Я выступаю резко против этого. Полагаю, дело не только в моей консервативности, не только в ностальгии по светлым и счастливым годам, проведенным в школе-интернате для слепых детей. Я вместе с коллегами по обществу инвалидов часто бываю в школах г.Чистополя с уроками добра. Так мы назвали наши встречи со школьниками, во время которых подробно рассказываем о жизни людей с ограниченными физическими возможностями. Как правило, мы в ходе урока спрашиваем:
- Сколько человек в вашем классе освобождено от уроков физкультуры?
Поднимается лес рук. Выходит, учителям легче освободить от физкультуры больных детей, чем мучиться с ними в поисках индивидуального подхода к ним. Ученик с физическими недостатками, вынужденный учиться в подобных условиях, заранее обречен на то, чтобы стать ущербной, неполноценной личностью. Обучить незрячего ребенка в общеобразовательных школах, где нет не только специальных учебников, напечатанных по системе Брайля, рельефных наглядных пособий, современных аудиоустройств, позволяющих воспринимать информацию на слух, но и педагогов, имеющих специальное образование, попросту невозможно. Сторонники инклюзивного образования утверждают, что дети, воспитанные в условиях специальной школы, изолированные от мира здоровых детей, испытывают большие проблемы после ее окончания. Возможно, в этом есть правда, но те проблемы, с которыми мы действительно столкнулись после школы, не идут ни в какое сравнение с той мрачной перспективой, которая ожидала бы каждого из нас, не будь в нашей жизни специальной школы для слепых.
К 35-летию школы я написал такие строки, под которыми, я уверен, могли бы подписаться десятки незрячих детей:
Как поначалу было трудно
И непривычно мне сперва,
Когда, сбиваясь поминутно,
По точкам собирал слова.
Ну вот уже букварь прочитан
До дыр, почти что наизусть.
И, жаждой знаний весь пропитан,
Я в книжный мир освоил путь.
Меня не бросили в пустыне.
Спасибо вам, учителя!
Уж многих нет в живых вас ныне.
Пусть будет пухом вам земля.
Пусть не всегда легки дороги,
Мне не забыть тех школьных дней.
Земной поклон вам, педагоги!
Вы живы в памяти моей.
С особой теплотой я вспоминаю моих одноклассников. В сентябре 1969 года нас было шестнадцать. Как мне кажется, это был самый большой класс во всей школе. Не случайно на следующий год нас разделили на два параллельных класса. Однако в восьмом классе мы вновь соединились. Это объясняется тем, что в классе были дети разного возраста, в том числе и переростки. Многие из них уходили, не дожидаясь окончания школы. В то же время класс постоянно пополнялся новыми учениками: в четвертый класс пришел Фарит Сафин, в пятый - Володя Федорин, в шестой – я, в седьмой – Нина Страшней (ныне Орехова), в восьмой – Коля Веретенников, в десятый – Коля Базаров. К моменту окончания школы нас было одиннадцать. Из них, если я не ошибаюсь, лишь пятеро проучились все одиннадцать лет, начав учебу в 1964 году в Свияжске. Это Володя Казаков, Коля Копаров, Махмут Мубаракшин, Люба Кузнецова (ныне Травянко) и Наташа Юдакова (ныне Мырзина).
У нас был очень дружный класс. Мы до сих пор общаемся друг с другом, хотя судьба раскидала нас по разным городам, областям и даже странам. Мы вместе скорбили по очень рано ушедшим из жизни одноклассникам: в 1996 году не стало Фарита Сафина, в 2000 году - Миши Сафина, а в 2004 году - Володи Казакова. Память об этих людях мы пронесем через всю жизнь ведь проучившись столько лет, прожив рядом самые светлые и счастливые годы, мы стали воспринимать друг друга, как братья и сестры.
Лаишевские годы пронесём
И сохраним, как драгоценность, в сердце.
Они нам вспоминаются, как сон,
Как сладкий сон из золотого детства.
Давайте вместе вступим на порог,
Пройдём опять по школьным коридорам
И окунёмся снова в наш мирок,
Где нет конца урокам, книгам, спорам…
Пускай откроет двери нам спортзал,
И на канат полезем мы по-новой!
Поборемся мы вновь за высший бал!
Пойдём дежурить снова по столовой!
Пускай прошли с тех пор десятки лет,
Где каждый день по-своему был труден.
Спасибо вам за доброту и свет!
Мы школу никогда не позабудем!
Выпускник Лаишевской школы-интерната
для слепых и слабовидящих детей
1975 года
Рифкат Гардиев