Что тебе радости,
что тебе счастья в шелке моем,
что сомнется складками в старости?
и соломенный волос
И ржавчиной съеденный голос -
что тебе в этом песке?
тушу тебе или душу?
да что мне в ответе твоем -
ложу голову я на колоду,
и не встану обратно,
нет больше воли моей.
Я всего-то тело бренное.
не зарубишь намеренно,
но халатно
на меня ты обронишь топор.
забытья прозрачно-клейкое зелье
слюной изо рта отравляет в рот,
и навсегда на плечах да запястьях въедается.
никак не выжгу я это, не вымою капельницей
самый опасный яд.
и вообще никуда не денется
узел затянутый этот
по самое не могу.
яшму глаз мою отковыривай,
оставляй только черные ониксы,
карбункулы вен добывай.
не горек ни капли хрусталь
и нисколько не стоят топазы,
что с красного угла глаза
сыплются крупным горохом.
в пыль стираю свои породы:
что добудится – забирай,
забирай до алмазной крохи.
забирай, забирай, не жаль.
на себя, не взвалив ответ,
ты отрубишь ведьмину голову
и пожирающей этой любовью
пойдешь дальше травить глупых ведьм,
обрывая их сонной фиалкой
и кидая соломой на твердь.
Не жалко нам, о горе, не жалко
будь то горный хрусталь или щебень.
драгоценное каждое сердце,
бери и ломай.
с вас нет спроса, завоеватели.
вам бы только хлеба да хмелю,
ни кварцами, ни агатами
голод плоти не утолить.
одинаково вы жестоки
что к уродине, что к красавице,
подминая все под свои прихоти,
отравляя все своей похотью.
и никто не с просит с вас, безотчетные рыцари,
за сожженных ведьм и утопленных.