ну нет в интернете словаря нерифм и армянского моря
Неверлибр
Если кончилась нерифма
Если спят без задних ног
Чистый разум Кант и Зоткин
И линейкой логарифмов
Муху бьет свободный слог
Тянется рука пиита
(Настоящего пиита
Без упрека спозаранок)
Не к посуде с рифмой зоткин
Даже чистой на все сорок
А из дальнего кармана
Из туманов и оборок
Рифму чистой красоты
Аккуратно достает
И блестит за две версты
И газеткой муху бьет
Оставив шутки в стороне
Оставив шутки в стороне,
Мороз случился не из здешних.
Осоловелый юг, отрекшись
От жизни, выжидал на дне.
А берег, не желая верить,
Глядел, как стекленеют волны,
Как море, скопище истерик,
Стянуло коркою безмолвной.
Мерцала ночь, меха надевши,
И в беспробудной тишине
Хрустел стареющий орешник
Сухими сучьями во сне.
Катались облака по своду.
Косил вполглаза месяц сквозь
Лесов оконные разводы,
Как любопытствующий лось.
Весна вокзальная
Крутой замес из снега и дождя
С февральской неприкаянностью марта.
Ну, может быть, немного погодя
Пожмешь плечом: не так ложилась карта.
Судьба – игрок попроще мастерства,
Глотнет входной и выплюнет наружу.
И, не попав руками в рукава,
Накинешь куртку и пойдешь по лужам.
Да ладно – март, да ладно – кто кого,
Холодный месяц, завтра пожалеет.
Не parabellum, значит, статус-кво,
И ничего не выдумать теплее.
На все пути распахнутый вокзал.
Сидишь как полный Перельман с билетом,
Как будто кто-то где-то доказал,
Что поезда всегда уходят в лето.
И это тоже, может быть, весна
И это тоже, может быть, весна:
Теряют ледяные зубы крыши,
Холодный день охрипшим ветром дышит
И берега полоска не видна.
Соленый ветер белых парусов
Полощет крылья простыней фланельных,
И бронхи труб буксующей котельной
Вымучивают дымное кольцо.
Так неужели все-таки плывем –
К подснежникам, грачам и первым грозам?
И воробей, примятый февралем,
Над улицей проходит альбатросом.
Из Анапы
А достанемте из шкафа,
Отряхнув от нафталина,
Шляпу в стиле «из Анапы»,
Платье с глупой пелериной.
Платье смотрится как Смольный,
Шляпа – много веселей.
И прекрасно, и довольно
С нас хороших новостей.
Тротуарами шестидесятых
А лето по ситцево-штапельной моде
В цветных сарафанах с горохом смородин,
В облаке «Белой сирени» и мяты
Идет тротуарами шестидесятых.
Три шарика счастья двойного пломбира.
Сдается у моря большая квартира.
В «Зеленом» начало «Неуловимых».
Хочется плакать от фильмов счастливых.
Летняя для азалий
Заплатки праздника на тусклом платье будней,
Пусть праздник бестолков и многолюден.
Шумят слова. Пожалуйста, сыграй.
Не дай призвать мелодию к рассудку,
Чтоб замирали руки в промежутке
И на бегу подхватывал трамвай –
И было жаль, и не было бы жаль
Запутавшийся в шторах вздох азалий,
Чтоб за окном деревья разлетались,
И ветер пел, и пальцы не молчали.
Лишь, обрываясь, счастья не желай,
Ни песне – слов, ни музыке – печали.
День сурка
И ни о ком не плачущее море,
И временем оставленный старик.
Лакуны недописанных историй,
Листы, прошелестевшие без книг.
И холмики, присыпавшие их.
Хороший день не вспомнит ничего,
Не ждет «вчера», не зарекает «завтра».
Последняя отказанная справка
Пройдет своей бумажной мостовой.
И эта дверь захлопнется за мной.
И эта ночь, и ты, гори-гори
Звезда полей, звезда любви и неба.
Ты догорела, оставляя небыль,
Стирая губы утренней зари.
Пусть твой огарок теплится внутри –
И будет ноша памяти легка.
Сурок уснул и больше не проснется.
Остался день, но вычерпала солнце
Одна как лед холодная рука.
И пепел звезд. И вставшая река.
Маленькое испанское стихотворение
Без кастаньет, фламенко и корриды,
По карнавальным улицам внахлест
Кружится вальс, на четверти разбитый,
Гранадский вальс на танцплощадке слез.
Рequeno vals, разбитый при примерке,
Развеянный по Вене и ветрам.
Расшейте ветер лилиями смерти,
Разлейте вальс по замершим губам,
Рequeno vals над Веной без названия.
На плаца Лилий кланяются ей
Идальго Лорка уличной Испании
И Федерико площади Дождей.
А пароход…
Туда, где нет моря
А пароход ушел на Эривань.
Они всегда куда-нибудь уходят –
Часы, пастушки, Ваши благородья,
Скучающая у окна герань.
Ну что герань, ну что тебе герань?
Сбегал к бульварам утренний трамвай,
Каталось лето о каком-то годе.
Но вот последний прозвенел – прощай!
А ты еще не напрощался вроде.
Ах, милый Августин, сентябрь на подходе.
А пароход ушел на Эривань.
Стрекозы
Падают яблоки с веток.
Вот и пропали стрекозы.
Лодку уносит ветром.
Вьются по стенам лозы
До черепичных кровель.
Носит газету по пляжу.
Спичка рисует профиль
На салфетке бумажной.
Катится лунный грошик,
Катится желтой сливой.
Будет октябрь хороший,
Будет, какой бы ни был.