Посмотри мне в глаза. Выберемся?
Опусти веки, чувствуй: вальсируют выдохи, читаем мысли,
Наступают на вены в запястьях пальцы, переплетаются, грея.
Замираем в трансе двоих – до пробуждения в столкновении
С чужеродным, при легких толчках не-нашего, реве, шуме, мычании из ниоткуда.
Взявшись за руки, войдем в любое данное, где приравняем «сюда» к «отсюда»,
Откроем двери. Когда стемнеет, всякое, что притаилось,
Станет частью почти однородной массы, не выделяясь
Ни по контуру, ни по значению. Слушай шепот: «Милый,
Мы живем в темноте. Все слито, и нет давления, как если бы самость
Противилась ущемлениям, – это иллюзия. Мы ближе сознательного,
Мы более, чем одно. Если устал от реальности отражателей,
Занавесь окно. Ты не потеряешь курс, отойдя от штурвала, верь мне.
Пой мне о вере всем своим телом и духом, дуэта наполним моменты.
Пой мне, будь со мною, пей родное, отдайся стонам и связи, крепче
Обними меня, пусть срастутся сердечные ткани, и бой предтечный
Нам оставит пространство и время для сотворения нашего царства
Идей, сути, початков жизненных смыслов. Вместе сбежим: диаспора
Ребятни, пускающей по ветру смешки, слезы и песни,
И погребальный платок – с утеса, по всему, что перестало быть честным».
Чуть ближе к поверхности, и уже активнее: по асфальту, снегу.
Мост – это точка отсчета, одна из состава кривой домино – маршрута забега.
Трамвайные рельсы и транспорт, редким прохожим попадающий в перспективу,
Пропадающий в ней же. Отпечаток ладоней. Прощание с местом, что было
Подобно дому и ютило беспорядочность мыслей, за ненадобностью. Точка.
Нас ждут незнакомые города. Путешествия к наливным яблокам приурочим
Глаз, когда главы захватят события-мюзиклы, неописуемо, полно,
С задором молодости, устремляющейся в бесконечность. Гомон
Толп не отпугнет, через нити процежены головы экземпляров:
Сия веселая вакханалия отразится в творчестве, «YOLO и без запары,
Улыбайся, мы сами себя защитим, а после об этом напишем».
Двое в берцах, не считая съехавшей Крыши.
Будем есть фрукты с ножа, а пепел стряхивай в ванную,
Ведь в твоей нимфе есть что-то от банши, не правда ли?
Синяки зададут оттенки разводам в воде и мозаике кафеля,
И если за вандализм поймают, в обезьяннике проорем эпитафию:
«В школе нам врали…» и что-нибудь про оборону с траурным мячиком.
Вернемся в каморку, где домашний кактус живет в древнем ящике
С погнутыми антеннами, завалимся на матрац, и я украду твои губы,
Став основной зависимостью, не считая жизни. Я – есть, я – буду.
В твоей речи резвятся ключи, не замечаемые носителем.
Выбежим на лестничную клетку, я буду играть с перилами в Питере,
Как волны штормящего моря, бьющиеся о мачты и корпуса кораблей,
Твое Mare Tenebrarum и внутрициклонный зритель, заплечный зверь,
Мурлыканием к замкАм направляющий, ловушкам реалий и неге сидровой,
Где так приятно пьянеть не хмелем – впечатлениями, отдыхом вне насилия.
Хочешь другого видения? Иди сквозь бурьяны сомнений, ныряй
В водовороты до кратковременного беспамятства; за краем край,
За дверью дверь; моя очередь будет сказать: «Падай, только оставь
Пути, по коим выйдет тебя найти». После крыш – сладкий чай, раззявь,
Прими, после уличной музыки – твое расслабленье с друзьями,
Мое – с перетекающим потолком, ниспадением прядей
Волос, как сил, улыбкой от аккуратных касаний, дремой.
Проведаешь, и обратно на кухню, к чашам и разговорам,
А я – в состояния, сны: «Возвращайся, ворон. Здесь еще столько доброго
Не было сотворено. Столько еще не обдумал, не внял, не опробовал,
Не отворил, не высказал, не передал по нотам. Снисшествия будущего Кого-то
Подождем, чтобы Они заменили нас, чтобы Мы заменили их, чтобы что-то
Случилось, как происходит сейчас внутри и происходило ранее.
Лежу со знанием: ты не отдалишься, даже если покинешь здание».
Keihne.
10.01.17