Только если ты – свет, почему в моем сердце с тобой воцаряется тьма?
Почему я смотрю на тебя, представляя, как смерть молоком проникает под кожу?
И есть ли на свете дороги длиннее, чем эта стальная зима,
Под покровом которой мы тихо уснем,
Не дождавшись финала?
Боже…
Я так страшно устал рисовать на обоях весну, задыхаясь в безмолвии льдин,
Просыпаться с тобой одиноким, таким, как уснул, только с болью в звенящей груди.
Закрываю руками глаза, и по памяти страх из-под ног вырывает метро
В ту минуту, когда на двоих - полчаса до утра, а в кармане - последний патрон.
Просто если ты - свет, пробуди во мне гребаный свет, а не эту февральскую жуть,
Где я снова устало плетусь по промерзшей Москве (в тишине, и безбожно дрожу),
И рисую наш тепленький рай по гранитной воде, не имея достойных мерил,
Потому что я выстрелю в спину, когда ты, одевшись, потянешься к ручке двери.
Но ты мирно сопишь, словно в гуще теней над тобой исступленно поет херувим
Про твою беззащитную брешь, бесконечную боль, о твоей безграничной любви
Хорошо, что я глух, что я слеп до святынь, а шторма так идут твоему кораблю,
Что ладонь без приказа нащупает гильзу в кармане, и...
*выстрел*
Целую.
Люблю.
-
Только если ты - свет, почему в моём сердце с тобой воцаряется тьма?
Почему я смотрю на тебя, представляя, как смерть молоком проникает под кожу?
И есть ли на свете дороги длиннее чем эта стальная зима,
Под покровом которой мы тихо уснем,
Не дождавшись финала?...
/боже/