***
Я могла бы найтись, отозваться на имя – ори!
Только нет у тебя ощущенья утрат и потерь;
А молчанье твоё поселилось внутри, внутри
Клетки моей грудной, словно запертый силой зверь.
Я могла бы найтись. Ведь пропажей быть - вовсе не мёд!
Помнишь клейкий прополис, который нас всех лечил?
Мама поит настойкой, и тает окрестный лёд,
Папа держит "погоду в доме" огнём печи.
Ты белёсой головкой до слёз мне и дорог, и мил!
На колени пристроишь кудряшки, и тянешь: «На-та-а-а-ш…»
Я найдусь, мой братёнок... ребёнок...
Ты адрес возьми:
Вот он: "Детство. Сестрёнка Наташка. Отдел пропаж».
***
Горел в печи огонь, она гудела
В том доме под горой, где мама пела.
Тянул в окошки сад свои ладони,
Ветвями опершись о подоконник.
...Под жаром утюга - гордячкой спелой,
Простынка с чердака слегка хрустела,
Да испускала дух в горячем паре:
Ласкался к ней утюг
в хмельном угаре.
Ты был ещё так мал, но неумело
тихонько подпевал, и мама пела.
О ржи, о васильках, о женской доле,
о ласковых глазах красотки Оли,
о смерти, о любви...
Но в том и дело,
что мне не повторить,
как мама пела.
От этого родства куда нам деться?
Кисельны берега парного детства,
где сад глядит в окно -
морозно-белый,
где жар над утюгом,
где мама
пела.
***
Я так люблю мой старый милый дом
С его забытым яблоневым пиром,
Где вот за этим простеньким столом
Сидело счастье,
Да ушло не с миром.
Так ночь светла!
Вины тяжелый гнёт
Я с ангелом делю своим бессонным;
Луна в окне похожа на мадонну,
Сейчас и ангел от меня уйдёт.
Летает белый пух, как белый снег,
Меж яблонь кто-то плачет за стеною;
Я выбегу и дверь ему открою,
Но никого за этой дверью нет.
Я так грешна, и ангел грешен мой:
Он нас друг к другу не привёл с повинной.
Пробьют часы пол-третьего в гостиной.
Мой ангел, ты замерз. Иди домой!