26,27,28 главы переработаны и дополнены
26 Остановка за Алейском
В шестом часу вечера автобус остановился у ряда придорожных кафе за Алейском. По всей трассе теперь настроили подобных стоянок, со столовыми, гостиницами, кемпингами -- щегольнём новым заимствованием. Даже и здесь, на алтайской-то дороге, в глубине России, пара вывесок на английском языке.
А свои слова уходят. Мы уже не используем в речи четыре тысячи глаголов из словаря Даля. Так неуловимо всё в стране меняется. Крепко думать надо, что поменять, а что оставить!
В 18 веке на Галитчине шла война с русским языком, тогда выбросили из алфавита несколько букв, а некоторые слова заменили. «Направление» - слово московское, не может далее употребляться…заменили на «напрям», «современный» - на «сучасний», «исключительно» - на «виключно», «просветительный» - на «просвiтний», «общество» - на «товариство» или «суспiльство».
«Рутены – официальное название в Австрийской империи русских Галиции – не сделали ничего, чтобы… обособить свой язык от великорусского, так что приходилось правительству взять на себя инициативу в этом отношении». «Рутенам стали внушать, что они не русский, другой народ. А народ стал называть отщепенцев «вырусями». Так отмечает Владимир Илюшенко – автор материалов о тех исторических событиях и о том, что « трудно понять, почему русскому…ах, да - рутену было безопасней в суспiльстве, чем в обществе…
Язык – вопрос политический. Не стать бы нам «вырусями». Вот сегодняшнее «рашен» не за границей употребляем - внутри страны…
Ай-я-яй?.. Да, нет! Я не паникую по этому поводу. Всё ещё верю в силу русского языка! Время расставит всё на место. Из иностранных слов закрепятся и обрусеют нужные. А остальные осыплются, как осенние листья. Хотя … сопротивляется, в основном, старшее поколение, но тоже усваивает «маркетинги», «макдональдсы», «бонусы», «фастфуты», «флеш –мопы». Современная речь делается такой оторванной от корней своих, что человеку пожилому часто непонятна. Своё то, исконное, как воспринимается! Вот сибирский писатель Алексей Алексеев – защитник своего, родного. Читаешь его «Сорок уроков русского» и заново в свой язык влюбляешься - наслаждение для слуха, ума и души!
Есть положительное, но не в изменениях словаря. Придорожные нововведения, например, очень удобны. И стоянки для транспорта, и для ночлега места, и для краткого отдыха, и еды, да и других потребностей… … А туалеты… пусть платные, зато чистые. Если бы не дороговизна… Цены на еду -- ресторанные. Зная о них, большинство обходит придорожную обдираловку -- отправляется в дорогу со своими продуктами. Наверное, предприниматели доказали в неопровержимых цифрах бешеных затрат и мизерных выгод правомочность данного бизнеса … Каждодневный доход вместо одномесячной зарплаты – лучший аргумент пользы видимых рыночных отношений. Эта мысль прямо витает в воздухе. Однако, и к этим новым явлениям приделываются тормоза – налоги, например.
По всем фронтам старое и новое борется. И долго этой битве быть, потому что люди не объединены, а разъединены сегодня. Одни богатеют сверхмеры, другие – нищают.
« Зато всё есть!» - констатируют политики. На прилавках – всё, а простой, часто презираемый люд на грани выживания. Из этой святой простоты жизни ему не вырваться. Хочется крикнуть -- «не виноват он в этом!» Да кто услышит? Христос да Николай Угодник?
В 90-е деятели Госкомимущества приватизацию строили в личных интересах: «Что вы волнуетесь за этих людей? Ну, вымрет тридцать миллионов. Они не вписались в рынок. Не думайте об этом – новые вырастут». Какие щедрые цифры на вымирание своего народа. Оттуда ещё – народу глобализм нищеты определён, а рулевым – тоталитарное богатство – не сразу поняли. И вот и снова наступил кризис. Даже говорить не хочется и без толку – явление глобальное! Оно уже отразилось на состоянии общества в целом, на нравственности и отношении человека к человеку, даже внутри семьи. Сложная штука – жизнь… во все времена.
Мы поднимаемся и готовимся выйти.
-- Простите, женщины, хотите чайку? Стаканы в кафе попросим, – заговорила с нами соседка активного пассажира с металлическим термосом в руках. У неё оказался высокий, мелодичный голос.
Мы немедленно соглашаемся!
-- Еду из Чехословакии, туда – с заездом в Волгоград, оттуда – через Казахстан, где с сослуживцем отца – казахом встретилась. По местам сражений проехала. В Чехословакии он лежит, в братской могиле. Мамаев курган посетила. Родина-Мать – лучший символ России! Там надо побывать, чтобы свою Родину ощутить. И гордость, и боль наши.
-- И сколько можно гордиться? Гордятся они!– это в нашу компанию врезается тот «аморфный» юноша – подросток. – Стоите тут, на дороге. Путаетесь под ногами! Пора вам всем подыхать.
Он грубо отодвинул Ульяну, которая занесла ногу над ступенькой, спускаясь, - хорошо, что схватилась за стояк -- чуть не упала. А тот спрыгнул с подножки и, не оборачиваясь, направился прочь.
Да, что же им человек – мусор что ли?
Хотелось стукнуть. Куда там! Не догнать!
-- Как только вернётся, потребуем, чтобы извинился! -- говорю.
Как он нас … вычеркнул … красным карандашом. Ишь ты какой! Не принимают они нашего отношения к своей земле и не видят пользы жизни в нашем возрасте.
Новая собеседница обнимает Ульяну -- у той дрожат руки и лицо побледнело. Однако машет, ничего, мол, а вслух произносит:
-- Разный народ бывает. Этот так прямо.. вражина! Ты поглянь, чо делат.
-- Мы, бабушка, тебя пожалеем. Нехороший какой! Придурок! Правда? – это шестилетки обхватили её с двух сторон…
Погладила головёнки:
¬¬- Да какие же вы славненькие! Совсем оборзел! Только сами не ругайтесь! Нехорошо!
Пассажиры расходятся по своим делам. Мы направляемся выпить по стакану чая из термоса и закусить Ульяниными пирожками, которых хватит нам, девочкам и их мамам.
27 Казачья песня
На выходе из кафе, видим, что группа молодёжного ансамбля окружена толпой. Активный стоит рядом с батюшкой. Кажется, они даже разговаривают. Под перезвон гитары плывёт знакомая казачья песня. Народ подтягивается со всех сторон ... Поют уже второй куплет. Песня льётся раздольно, энергично, красиво, голоса заглушают гитару и местами даже звучат акапельно:
«Любо мне, когда песня знакомая
растеребит сердечно душу мне
и в кругу за столом вся родня моя,
ай, до чего же любо мне.
Любо мне, когда в тихой обители,
в церковный праздник на молебен
призывают Николу Святителя,
ай, до чего же любо мне да».
Никола Святитель -- не случайное имя в устах казачьих. После рассказа Ульяны об отце понимаю это лучше… Оказывается, казаки почитали Николу как покровителя Алтая да и всей Руси.
«Любо мне, когда удаль горячая
наводит страх на басурман,
и мне люба добрая слава казачья,
ай, до чего же любо мне».
И эта мало употребляемая в наше время форма слова «любо», как солнышко, прокатилось по сердцам и согрела их своей чистотой и ясностью, своей неоспоримой значимостью, слаще которой ничего не бывает. А имя святого Николы и впрямь осветило весь раскинувшийся перед нами Алтай.
Песня закончилась аплодисментами и криками:
- Спасибо! Браво! Молодцы!
- Эх, ещё бы послушали! Да под баян!
- А что, баяна нет?
- Есть - в багаже и баян, и костюмы! Мы так, для репетиции. Некогда! Ехать надо!
Толпа расходилась. Кое-кто мурлыкал себе под нос: «Любо мне…»
Да разве можно вычеркнуть то, что «любо»!
Но и то, что не любо – куда девать?
-- А что, батюшка, не лучше ли молитвы такое песнопение? – задел активный священника.
-- По воле Божьей…
-- А наркомания тоже? Вы, я предполагаю, мирской жизни и не знаете? Зачем она Вам?
-- Из мира всяк человек. И моя матушка пьяницей была, и брат мой от наркотиков умер, - лаконично ответил священник.
Беспокойный пассажир на этот раз не стал развивать тему. Возможно, факт этот ударил по больному так, что обсуждать его ему не захотелось.
28 Студенты общаются
Время стоянки нашего автобуса заканчивается - места заполняются. Проверив количество подошедших, Коля обнаруживает, что нет того самого беспокойного мужчины и юноши, похожего на подростка. Первый только что мелькал тут и вдруг как сквозь землю провалился. Да. Он из тех, кто не поглядывает на часы, а скорее идёт за событиями. А второй, «тихий и молчаливый», где? Николай попросил помочь найти почему-то только беспокойного. На поиски направились молодой напарник шофёра Коля и руководитель ансамбля с тремя, что держались около него. Молодожёны удалились, взявшись за ручки. Студенты с наушниками похихикали им вслед. Но с места не сдвинулись! Зубоскалы! Вот только пели про то, что «любо», и на тебе – опять как строптивые жеребята бьют копытами: «Мы сами по себе». Одними из первых забравшись в автобус, они принялись рассматривать в окно девушек, изощряясь в комментариях. «Нашли общую тему», - подобрела я к ним после песни:
- Глянь, Игорёк, глянь какая сонная муха - цокотуха идёт, еле шевелится. Спать хочет или переспала, или недопереспала.
- А может недоперепроспала? – откликнулся Игорёк, нарочно зевая. - А вот эта, смотри, смотри, Сань, мечется, как бешеная, будто её поймали, ещё и жужжит, жужжит. У, ти какая!
Они прыскали и колотили себя кулаками по коленям, по бёдрам довольные своим остроумием.
- Может, её обокрали, или оскорбили? Вляпалась …в… .
- Для женщин это нормально, – рассуждали наши знатоки.
- Вон-вон, ещё одна из мушиной серии,-- Игорёк показывает на проходящую мимо нашего автобуса, наверное, с кислым выражением лица, но нам этого не видно. Просто он делает мину, передразнивая её и победоносно объявляет:
- Эта, будто муху проглотила.
- Спроси, спроси вон ту: «Дорогая, какая тебя муха укусила?» - нетерпеливо подсказывает Игорёк противным, приторным голосом. Санёк отвечает фальцетом: « Я тебе покажу муху. Я тебе её в рот засуну!»
Игорёк совершает глотательное движение, громко рыгает.
Молодые заливаются смехом и не перестают потешаться. Наушники сняты, смотрят друг на друга, перебивают, не дослушав.
Не-ет! Не потерялась способность к живому общению. И слушают они, наверное, не одну попсу. Хорошо, что я не придралась к ним по-стариковски при посадке. Да и тот, кого выжили с места, каким поганцем оказался! Вот только заявись, я молчать не стану! Отбрею за то, что Ульяну обидел!
Юноши успокоились и между ними завязался другой разговор.
-- Все суетятся, бегают, чего-то хотят, спорят, настроения разные переживают. Интересно наблюдать! - произнёс один.
-- Когда как! – откликнулся другой.
-- По правилу - от простого к сложному - каждый малый наблюдает за малым пространством, а есть ведь и огромный театр действий. Кто наблюдает за ним?
-- По этому же правилу: я храню маленькую дозу информации, народ – большую, человечество – огромную, а кто всё хранит?
-- Информационное поле Земли, Вселенский Разум или.. Бог. Всем известно…
-- Я, знаешь, Санёк, о чём думаю, если есть разумная взаимосвязь всего в мире, то почему у нас так много ошибок? И почему вопросов больше, чем ответов?
-- Задаёмся! А ума у нас - не больше черепушки! - изрекает Санёк.- Сравни мою голову и, например, Земной Шар… Если в нём мозги есть…
- Не пугай меня на ночь глядя… Хотя… чего бояться.. она всё для нас. Вот тебе зима.. вот тебе осень, дождь, вот тебе плоды…
- Вот тебе трудись до пота…
Тут они переходят на такой тихий разговор, что я уже ничего не слышу.
Жаль! Хотелось бы узнать, что молодые морокуют о земле.
Вмешиваться в чужой разговор не буду, в отличие от беспокойного – я скорее наблюдатель.
29 Задержание наркодиллеров
А вот и он появляется, почему-то в сопровождении двух милиционеров. Те сразу подошли к Николаю и изъяли билет какого-то пассажира, проверили список, потом позвали соседей «тихого», включая трёх из ансамбля с руководителем тоже вернувшихся в автобус. Их увели для опроса и протокола. Не повезло нам: таможню проскочили, а здесь – застряли!
Когда активный был опрошен, то, по своему обычаю, сразу начал делиться с нашей новой знакомой, Лилией, и с нами своими соображениями по поводу … чего бы вы думали? Настоящего происшествия. Навострили уши и другие. Мы всё наблюдали со стороны, но ничего и не поняли.
Несколько милицейских машин зажали «Жигули» синего цвета с киргизскими номерами возле крайнего по направлению нашего движения кафе. Через несколько минут мужчины в форме пересадили из авто в спецмашину двух -- уже в наручниках.
Ещё на таможнях активный заметил киргиза средних лет на синей «Ладе». С казахстанской тот выехал раньше нашего автобуса. А на российской он, оказавшись рядом с осматриваемой таможенниками «Ладой», узнал от владельца, что тот беспокоится, как бы они не заставили разобрать её по винтику. Особому досмотру подвергались частные машины с того направления, потому что оттуда, из Афганистана да и из Чуйской долины шёл поток наркотиков. Так уже было не один раз – он, якобы, едет на похороны сестры, которую посещал в течение полугода, пока она болела, не менее двух раз в месяц. Теперь она умерла. У него была с собой телеграмма, которую он предъявлял при проверке документов и машины. Тщательно велась подготовка к пересечению границы – усыпляли бдительность. Примелькался – стали доверять! Его пропустили без контроля на наркотики. И он спокойно пересёк таможни.
Здесь, на этой остановке, к нему подсел некто, кого следовало взять с поличным из разрабатываемой милицией группировки наркодиллеров… Это и был тот самый, похожий на подростка, тип. Вот тебе и «аморфный» маргинал, « тихий и молчаливый»! Где перевозчик затарился наркотой и затарился ли, или она у него уже была? Ну, теперь раскрутят их! И он ещё долго возмущался, даже когда мы отвернулись, он предоставил своей соседке массу сведений о стоимости, о дозе… Откуда у него такие знания?.. Он строил предположения, где в машине можно спрятать наркотики и как упаковать, чтобы не нашла собака. Теперь он снова сомневался, что наркоту нельзя провести через границу. А тот «тихий» молодой человек, оказывается, предупредил шоферов, что пересядет в машину знакомого и с ним уедет до Барнаула. Кто-то из пассажиров поделился услышанным. Всё тайное стало явным. События произошли на удивление быстро.
Так мы стали свидетелями эпизода работы правоохранительных органов.
А в самом центре всего оказался опять наш активный!
30 Современная война
Мы приближаемся к столице Алтая – Барнаулу по отличной дороге из бетонных плит. На такую любой самолёт может приземлиться, и тяжёлые танки пройдут, не разрушат. Стратегическая трасса! Красота! Автобус бежит быстро. При этом не трясёт, и многим спится отлично. Обгоняем военные тягачи в количестве -- два, с ракетными установками, сопровождаемые солдатами на грузовиках. Какая-то «дислокация»! Не удивлены даже дети.
«Лишь бы не было войны» -- любимая мантра нашего терпеливого народа.
Пассажир позади нас методично раскручивает тему. Некоторое время и мы невольно слушаем. Он яростно нападает на Чуйскую долину, покрытую растениями кустистой, жирной конопли, или, по-научному, канабиса, страстно доказывает, какая огромная в этом угроза для наших стран, для их будущего. Он демонстрирует готовность на бескомпромиссную, жестокую борьбу с ней.
На этот раз его речь о сборе «урожая».
-- Если пробежаться между цветущими растениями канабиса, поднимется густое облачко жёлтой пыльцы. Она налипает на руки, на голые участки тела, и этот «пластилин» невозможно стряхнуть. Его снимают тонкими металлическими скребками и скатывают в шарики. Я специально ездил в Казахстан на встречу наркологов. Наслушался! Эх, как разъедает душу народную эта зараза! Эх, и губит!
Наркотизм – глобальная проблема. Если наркотики взяли верх, разум не работает. Гибнут люди, больше всего цвет нации – молодёжь. Нажива толкает жадных на преступления против человечности. Количество изъятого зашкаливает. На границах задерживают тысячи килограммов «лёгких» и «тяжёлых» наркотиков. А знаете, как любовно называют героин потребители и те, кто делает на этом бизнес? «Герасим», «Герыч», «Гера». Индийскую коноплю именуют «дурь», «план», «травка». Гашиш из неё доставляют по специально организованным каналам. Из Чуйской долины смерти товар везут в полиэтиленовых мешках да китайских сумках. Немало изымается «удовольствия» с названиями «смола», «пласт», «чернушка». И раз оно снова и снова появляется на границе, значит, всё же удаётся провезти. Такое разнообразие имён подтверждает широту распространения явления.
Вместо наркотического сорта конопли сеют уже безвредные сорта для хозяйственных нужд, но и для дури, видно, немало ещё остаётся. Явление страшное как война. «Либо человечество покончит с ним, либо оно покончит с человечеством». Нашим детям жить с этим! В Отечественной войне погибло почти тридцать миллионов, а в этой сколько… Счёт идёт … Конца не видать, к сожалению.
31 Любовь не кончается
Пассажиры между тем угомонились. Всё случившееся постепенно отдаляется дорогой… А жизнь моей спутницы, имеющая свои тайны, интересует меня не менее только что разыгравшейся драмы и горячих речей активного. И вскоре я прошу Ульяну продолжить.
Когда письма с фронта перестали приходить, она долго ждала и гнала дурные мысли от себя. Весной сорок четвёртого нашла его родителей – там и узнала, что Аркадий «геройски погиб 10 января 1943 года в бою под Сталинградом» - это был день начала генерального наступления советской армии в той битве. Весь фронт шёл к триумфальной победе. В составе лётной эскадрильи Аркадий бросился на врага. Уля очень страдала и думала, что лучше бы ей не родиться! «Поплачь, поплачь, легче станет!» - сказала Евдокия, застав дочку с письмами и в слезах. Витя, Маша и Ванюшка нашли утешающие слова: «Уля, как наши им, врагам, этим фашистам проклятым, дали! За всех и за Аркадия твоего отомстили. Будут знать!»
Ульяна, как положено, общалась со своими сверстниками на работе, на собраниях, отмечала с ними редкие праздники. Кто-то делился сердечными переживаниями - слушала. Но обычно уходила домой одна, потому что спешила на «свидание». Воображала, что он ждёт на скамейке напротив входа на станцию, или подальше - у стрелки, или на берегу реки Чу возле старого корявого тополя – туранги. Там они поцеловались первый раз. Тёплую кору дерева трогали руками, приближаясь друг к другу. Это делало и выдуманные встречи осязаемыми. Она обнимала тополь, прижималась к его тёплому боку, прикладывала ухо, и в его шуме угадывала шёпот взаимной любви.
Иногда придумывала тему для свидания. Например, как он делает предложение, или, как они, гуляя по цветущей долине, рассуждают о семейной жизни.
Однажды она села под турангу, прижалась спиной к стволу и стала думать об Аркадии. Вдруг он как бы наклоняется, смотрит и говорит:
- Ты не бойся. Открой глаза и уйди за дерево. Слышишь? Не бойся.
Ей так хорошо, что не хочется открывать глаза, но он так настойчив, что она делает это и прямо перед собой, в метре от носков тапочек, видит гремучую змею. Подобрав ноги, поднимается. Прижимаясь к стволу, в несколько маленьких шажков оказывается за ним. Отпрыгнув в сторону, бросается домой. Бежит, а в душе такая радость, будто с живым Аркадием общалась.
Об этом свидании матери рассказала. Не могла молчать.
Матушка нашла для неё нужные слова:
- Вот какой у тебя Ангел Хранитель появился. Пусть он бережёт тебя, как Ваня мой меня и вас, своих детей.
32 Победа
Наконец, победа в той войне наступила. Счастье! Общий праздник! Специальный выпуск радио вечером второго мая 1945 года всех вытащил на улицы, люди плакали и смеялись, не могли сидеть поодиночке. Неповторимый голос любимого всеми диктора Левитана объявил: «Говорит Москва! От советского информбюро. Войска Первого Белорусского фронта под командованием… при содействии войск… после ужасающих уличных боёв завершили разгром фашистских войск и сегодня, второго мая, полностью овладели столицей Германии, городом Берлином!»
Уля вместе с другими работниками железной дороги, оказалась на перроне, куда постепенно набралась целая толпа. Она обнимала всех подряд и её обнимали и целовали люди. Кто-то нарвал цветов, их передавали друг другу, бросали вверх, как победный салют. Ликование разрасталось, будто пламя. И. как пламя, вспыхивали и падали, не угасая, подброшенные вверх букеты тюльпанов. И хотелось ещё большего счастья. Это желание распирало. Женщины обнимали инвалидов, плакали и кричали: «Это вы! Это Ваша Победа! Мы победили! Ура! Ура! Ура!» Слёзы хлынули из глаз Ули! Пусть бы он пришёл, хоть какой, только бы живой! Только бы дожил!
И пошли потоки эшелонов с военными, возвращающимися с фронтов, с боевой техникой в обратном направлении через ЧУ!
Вставшее когда-то намертво время опять ожило и стало набирать обороты! Женщины превращались в жён, дети, повзрослевшие за время войны, снова становились детьми рядом с отцами, а если они не вернулись, то рядом с Победой!
33 За новым платьем!
Тогда изменилось лицо земли. Той весной Чуйская долина цвела дольше и яростнее обычного. Как будто земля радовалась и хотела радовать людей.
У всех появились планы. Изменились Ульянины подружки. Они стали наряжаться, заботились не просто одеться, лишь бы по сезону, а чтобы было модно и красиво. Не хватало тканей. Каждый новый лоскут казался необыкновенным. Уле тоже очень нужно было выходное платье, чтобы бегать на свои свидания. И вот на работе девушки придумали делать складчину после получки. Их было пять близких подружек. Они набирали сумму, которой хватало приблизительно на два с половиной метра ткани. Счастливица, по заранее установленной очереди, брала деньги и ехала в Алматы ( тогда говорили в Алма- Ату) на льготных условиях как работник железной дороги. Там выбор был больше. Уля в той девчоночьей очереди была второй. Съездила и привезла узбекский шёлк, он казался ей похожим на весеннюю долину в тюльпанах. Пёстро. И смахивала она в новом платье то ли на узбечку, то ли на казашку, в общем, совсем азиатскую девушку.
- Когда, принимая меня за «свою», со мной заговаривали, я свободно отвечала по-казахски, часто звучал вопрос рассмотревшего, наконец, меня незнакомца:
- Ты не казашка, узбечка?
- Русская.
И следовало неизменное уважительное:
- Русская. Ой, бай, хороший девушка!
- А не было за всё это время столкновений на национальной почве? – задаю давно мучающий меня вопрос.
- Были какие-то недоразумения… и говорить не стоит. Все жили одинаково и отличались по уму да по умению.
В ту поездку и случилось с ней недоразумение. В битком набитом вагоне на обратном пути пришлось ехать стоя. И рядом оказался подросток – казах, который распсиховался от долгого стояния настолько, что бросил ей в лицо обидное по-русски: «А ты-то здесь чего забыла на моей земле?» Она не стала отвечать ему по-казахски, отодвинулась молча. Да он и не продолжил, увидев реакцию окружающих. На него смотрели предупреждающе и с осуждением. Война, ставшая общим испытанием, научила не различать, кто ты по нации -- сопротивлялись беде, страдали и выживали люди вместе. Не потому ли и свела все народы та эпоха!
Тут она замолкает и поднимает глаза на монитор.
-- Что там показывают? Войлок что ли валяют? - прищуривается.
-- Нет!- Я тоже посмотрела на экран. - Это «Бессмертный полк» идёт. Люди с фотографиями погибших и прошедших войну ветеранов, - откликаюсь я, потому что быстрее узнаю ранее виденную мной программу. Это потрясающее душу действие! Живые потомки разного возраста с портретами ушедших в вечность в едином порыве, с единой мыслью: «Помним! Не забудем! Славим героев! Проклинаем войну!».И нет над толпой ни лозунгов, ни криков – музыка и лица, лица победителей! Вот она - цена победы! Смотрите и опомнитесь, люди! Смотрите и думайте! Какие рождаете идеи? На что жизнь тратите?
Как удивительно, что Ульяна приняла этот парад за войлок. Странный, древний материал вдруг приобрёл сакральное значение. Его и теперь валяют из осенней шерсти овец. Шерстинки имеют свойство сцепляться, потому что покрыты мельчайшими чешуйками. Каждый смоченный волосок сначала распрямляется и делается ещё более тонким, а когда спрессованная шерсть высыхает, то чешуйки оттопыриваются и так сцепляются, что не разорвёшь. А ости – гладкие, без чешуек, хоть и крепче обычных волосков, грубее, выскальзывают…
Разве не так же плечом к плечу становятся люди в трудное время, превращая свои духовные и физические силы в монолит.
А судьба моей собеседницы готовилась к новым испытаниям и проверкам на прочность.
34 Замужество состоится
Шёл 1947 год. Мать Ули всё больше беспокоилась:
- Что же ты в перестарках останешься? Маше уже скоро 17. Невеста. Вот-вот замуж выскочит. Семья, дети – нельзя нам без этого, пустая жизнь будет. А ты? Подумай. Пусть и постарше, инвалид, вдовец пусть хоть какой, только чтоб добрый был, не обижал, любил, да к детишкам относился, как отцу положено. Мужиков-то война перебила, перекалечила. Чего уж? А жизнь-то идёт
Хоть какой – это значит - «стерпится-слюбится».Это,должно быть, оскорбляло.Но жених нашёлся!
- Володя, так я его называла сначала, был одних лет со мной. На вид… ? На вид… неплохой, весёлый, шегутной - свой, каких мно-ого, - в голосе проскользнула горькая ирония.
За обещающей надежду характеристикой в интонации угадывалось другое. Она продолжала:
- Он приехал в Чу к родственникам, – сам так рассказал. В клуб стал наведываться. Проводил меня пару раз, а на третий начал сватать.
- Я человека сразу вижу. Ты мне очень подходишь, - заявил он мне. – Я бы с тобой судьбу связал. А любовь у нас будет. Мы же молодые. Молодость своё возьмёт.
И что вы думаете? Чувствовала: не возьмёт. А на эти не очень умные слова «купилась». Не от материнской ли тревоги приняла ухаживания случайного кавалера? Через неделю уволилась. Он позвал с собой в Зыряновск – промышленный городок Восточного Казахстана, где собирался работать на руднике или на обогатительной линии, зарабатывать хорошие деньги. К тому же там живут его родители - люди очень приличные, по его словам. Посватал Улю у мамки, рассказал, как и что. Мамка один на один прижала её голову к своей груди и запричитала:
-- Уля, ты хорошо подумала? Куда же я тебя, детонька, отпускаю, на какую жизнь обрекаю? Как же я буду без тебя жить? Может, ещё подумаешь. Вышла бы за какого местного?
-- Хорошо подумала. Согласие дала. Что же я не сдержу своего слова? Я не маленькая.
-- Ты не маленькая! И замуж надо выходить. Да, как-то быстро, скоропалительно. Ой, горюшко мне. Да далеко как! Да ничем-то я тебе не помогу, да никак не поддержу! Да и посоветоваться не с кем. Честно скажи: твёрдо решила? Что же я смогу для тебя сделать-то? Голова кругом пошла. Был бы отец! – так говорила мать в самых критических ситуациях. - Я тебе вот шаль отдам, пальто выменяла на рынке демисезонное, но тёплое, с подкладкой, как будто знала – в фуфаечке ходишь. А Маша тебе свои боты отдаёт. Это тебе подарки. Денег немного есть. Обещай мне, что обязательно купишь валенки. Зимы там, ситниковские, холодные, я знаю, говорила быстро, не давая мне вставить слово.
-- Правда, мам, это наш Алтай и есть, - успокаивала я её и себя, - на родину еду. Ты чего? Не плачь! – вот этими простыми словами её и себя убедила, уволилась и… уехала… за-амуж. Во-от как!
35 К новой жизни
-- О любви мы не говорили. Целоваться, не целовались. Да я и не хотела этого. Сама удивляюсь, как ему пришло в голову жениться, как мне? Мамка права, замуж выходить надо, а почувствовать то же, что с Аркадием, я не могла почему-то. Ну, да ладно, как-нибудь всё устроится. Однажды, уговорив семью ехать в Чу, я подспудно верила, что перемены лучше привычной жизни. Уже всем было видно, что мне необходимо что-то менять.
Накануне жених предупредил, что в поезде мы поедем отдельно. «Так надо!» Он дал мне туго упакованный свёрток, который я должна была везти в своём чемодане, но никому об этом не говорить и ни в коем случае не показывать.
-- Это что, деньги?- засмеялась я.
-- Из этого будут большие деньги. Надо чтоб никто не заподозрил, что мы вместе. Делай вид, что незнакомы.
Так мы и сделали. Мама и вся моя семья провожали меня, а он ехал без провожающих. Мы сели в разные вагоны, чем удивили моих. Увидев на лице матери вопрос, махнула рукой и улыбнулась, дескать, всё в порядке.
Ехали до Защиты – железнодорожной станции в Усть – Каменогорске, оттуда до Зыряновска, по словам жениха, рукой подать. Уле не спалось в битком набитом вагоне. Она днём, и ночью сидела, глядя в окно. Там встречались редкие поселения – аулы с саманными или глинобитными избушками, на крышах которых росла полынь и ещё какая-то трава. Кругом почти голая, пустынная земля, так что было удивительно, как возникла и функционировала там железная дорога. В некоторых местах сам аул не виден, только мазары – казахские погребальные сооружения. Ехали больше двух суток - поезд шёл медленно - и путь показался мучительно долгим. Перед выходом Володя сам подошёл к ней. Был очень весёлый, довольный, слегка выпивший. Ульяна насторожилась. «Ох – не люблю-ю выпивох! Особенно горьких!» - произнесла сокрушённо. Оказалось, что его встречал друг на машине. Успокоилась: «Друзья есть надёжные. Это хорошо!» - и отогнала мелькнувшую тревогу. Когда сели в тесную машину, шофёр, это было понятно по выговору, нерусский, отъехал от вокзала и остановился, протянул, не оборачиваясь руку. Володя показал знаками, что надо достать и отдать пакет. Она быстренько нащупала под вещами и подала тяжёлую упаковку. Тот раскрыл её, и они услышали его довольное хмыканье и сопение: «Ну, джигит! Всё путём! Щас на Межовку, к Цыгану, всё получишь, что положено. Счастливчик»! Он переложил из пакета себе в блестящий портсигар содержимого, особенно бережно закрыл на защёлку и спрятал в карман. Остальное вернул Володе. «Победа» везла их по привокзальным улицам, пересекла железнодорожный переезд и вскоре остановилась возле высоченного забора, за которым не было видно дома. Лаяли собаки. На стук вышел человек. Володя исчез в доме, а Уля осталась в машине. Тот несколько раз оглянулся на неё, пронизывая тяжёлым, неодобрительным взглядом. Ей стало не по себе, хотелось есть и спать. Через час появился, наконец, жених, навеселе. Плюхнулся на сиденье рядом с шофёром и потребовал:
-- Ну, шеф, дуй в аэропорт.
-- А плата? За встречу оплатил, а это отдельно.
-- Не обижу. Рассчитаюсь. Я при деньгах! Я при невесте. Женой моей Ульяна будет.
-- Редкое имя, - отозвался с ухмылкой шофёр.
-- Редкое. Да. Хорошая невеста! Понял?
-- Понял. Ты куда? В Зыряновск? К родителям?
-- Само собой. Давай, с ветерком!
Было приятно, что Володя заступился, и она опять почувствовала себя более уверенно.
Стоял сентябрь. И, хотя было темно, Ульяна ощущала, что там за окном шуршат листья, дует ветер, и ночная свежесть усиливается. Мужчины о чём-то говорили, но она ничего не запомнила и не хотела ни о чём думать из-за усталости. Наконец, приехали. Ночевали в аэропорту. Люди пользовались уже тогда его услугами. В Зыряновск летели в восемь часов утра на трофейном немецком «Юнкерсе». Было страшновато лезть в эту железную махину, с крестами на хвосте и фюзеляже… Самолёт был окрашен в угнетающие чёрные и серые цвета, с косыми тёмно - зелёными полосами и так гудел, что она оглохла. От страха сердце в пятки ушло. «Юнкерс» напичкали какими-то грузами, почтой, и туда же, в его брюхо, залезли пассажиры. Внутри он был тоже мрачен. Поместились на боковых железных сиденьях. Уля вцепилась в холодную скамью и зажмурила глаза, когда самолёт взлетал. Перелёт напомнил о войне, Сталинграде, об Аркадии, который вёл бои с такими железными птицами насмерть. Сразу, после войны, эти трофейные машины, использовали для перевозки необходимых грузов и даже людей, если у них находились деньги для оплаты. Минут через тридцать самолёт пошёл на посадку.