Его дразнила красота,
И он решил, что час настал,
И взялся кистью на холстах
Писать картины.
Мазок ложился за мазком,
Но те, кому он был знаком,
Его считали дураком,
Тупым кретином.
Ворчал разгневанный народ:
«Ты что малюешь нам, урод?!
А ну, рисуй наоборот –
Чтоб всем приятно!
Нам надо пиво, колбасу,
Дворцов богатство и красу,
А непонятно не рисуй!
Тебе понятно?
Мы из намерений благих
Грозим: не будь умней других –
Изображай гетер нагих,
Твори доступно.
Будь незатейливым с людьми,
Их точку зрения прими,
А по-иному видеть мир
В наш век преступно».
Крутилась жизни кутерьма.
Среди рутинного дерьма
Он от отчаянья с ума
Сходил ночами.
Кто может видеть мир другой,
Для обывателя – изгой.
И путь закончился его
Увы, печально.
С тех пор, как щёлкнул пистолет,
Прошло не так уж много лет –
Но вот его автопортрет
Уже на «Сотбис».
И нынче каждый мещанин
Снимает шляпу перед ним:
«Ах, как же гений был гоним
За взгляд особый!».
И добавляет в тишине:
«Великий дар… Его бы мне –
Я б не барахтался в говне,
Как этот олух…
Ты проморгал успех, Винсент.
Ты не получишь свой процент –
Сиди в Эдеме, пей абсент,
Рисуй подсолнух…
Но это, всё-таки, Ван Гог…
А нынче мир искусств убог!
Такое я бы тоже смог
Наляпать всуе…
Прошли талантов времена!
Другая живопись нужна –
Ведь непонятно ж ни хрена!
Кто так рисует?!».