В двадцатый сейчас бы, в его с портвейшком середину,
Где словно молоки над речкой уснувшей туман,
Где зореньки лик, что созревшие гроздья рябины:
По сопкам кровав, а меж ними - бруснично-румян.
Но время бежит по наклонной, куда-то под почерк,
Нетвёрдый, изящный, тобой ненаписанных строк,
Где сжалось не сердце, а целая Вечность в комочек,
И в топи болот превратилось распутье дорог.
Где вечер так тих и небесное царствие в звёздах,
На веточках где костерком полыхает луна,
И мятою пахнет дождями пропитанный воздух,
А длани разят ароматом младого вина.
Куда, средь ночи, обзаведшись приличием строгим,
Стремился уйти ты языческим празднеством слов,
Но вновь возвращался, дойдя лишь до звучности слога,
Во храм у реки, во звенящую грусть куполов.
И в танце шальном с перепачканной лужами вьюгой,
Летят лепестки ведь!.. как в юности с девой кружа,
Искал ты не свой, да и впрочем, ничейный он, угол
Иль Крест в полутьме разноцветий густых витража.
И падал на дол, обездвиженный памятью цепкой,
И выл на луну, как тот пёс шелудивый тогда,
Молчал ты когда над посмертным той осени слепком,
А осень ведь та, не поверишь!.. ушла навсегда.