Я здесь бываю реже, чем везде.
Я не люблю кладбищенские туи.
Тут ветер с моря носится, лютуя,
И надпись полустёрта на кресте.
Тут вечность постигают все подряд:
Татары, православные, евреи.
Один вообще, похоже, из Кореи.
Родился в мае, жил до января.
С горы напротив стонет муэдзин.
Зудят под вечер травы насекомо.
Вон там, у клуба, в трёх шагах от дома,
Вином торгует в розлив магазин.
Бреду наверх, бодрю себя пустым:
Из праха в прах, взойду цветком, быть может.
Подъём всё круче, лезу, обезножев,
На каменный обветренный пустырь.
Там — ничего. Натянут на обрыв
Цветущий мох, как лопнувшая кожа,
И время, одурев, беззубо гложет
Века и сланцы, сложенные вкривь.
Но только там, на маковке горы,
Как Джизус Крайст в благословенном Рио,
Взлечу, раскинув руки, над заливом,
И жизнь, и смерть оставив до поры.