«Руки к дому, говорил, не лежат.
Уезжать, говорил, надобно. Уезжать».
Мне тем летом исполнилось пять,
А ему и некуда уезжать.
Он ещё говорил, дескать, приедет зять.
Зять обещался в Сибирь его взять.
Ну, к сестре обещался взять.
Врал. Ничего тот ему не обещал.
Да и так не сильно любил.
Раз, нетрезвый, говорят, даже бил.
А затем, говорят, денег дал.
Но я это узнал потом,
Когда время свернулось винтом.
А в тот год я другое знал:
Я в тот год чуть с моста не упал,
Только Гуня меня поймал.
Он меня к ступенькам прижал.
Говорили, что инвалид,
А он сильно меня держал.
И большое его лицо
Цвета выжатого белья,
Всё, как выжатое бельё,
Будто белым огнём горит.
Гуня этим лицом говорит:
«Горе ты, говорит, моё.
Щеклея говорит, щеклея.
Щеклея ты моя, щеклея».
И чего-то ещё говорит.