Мой брат Шурка!

 
          Мы помним бабушку Настёну,
          Хлеб каравайный  "Мономах",
          Беловодский хмель ядрёный,
          Всем сельчанам ставил шах

 Это было давно, в далёкие годы нашего девства. На бабушкином сеновале лежали два внука, два весёлых утёнка-одного звали Толька, а другого Шурка. Над нами висело ночное небо. Через маленькое окошечко бабушкиного овина светила яркая, полная луна в обрамлении далёких звёзд, освещая наши, утомленные игрой и мечтами, счастливые лица. И там, уже во сне, перед глазами проплывали светлые картины будущего. В голове рождались детские, ещё не окрылённые мечты взрослой жизни.
 В то далёкое время встречались мы в селе Беловодское, где жила наша бабушка Настя полинии наших мам, родных сестёр, которые тоже были родом из этого села. Встречались редко, так как жили в разных городах. Нам эти поездки очень нравились. У бабушки был огромный сад, где мы лакомились его щедрыми дарами. Знакомились с местными мальчишками и в играх проводили своё время.
 Моя мама Аня (бабушка, сёстры и брат называли её Ганна) и папа Алексей (он был маленького роста, с кучерявой головой) с трепетом относились к младшей маминой сестре Тане - Шурикиной маме и её мужу Андрею-папе Шурика. Он был высок и строен, как Черноморский кипарис, с правильными, греческими очертаниями лица Кавказского горца. Его орлиный взгляд пронизывал сердца не только свободных, но и замужних женщин. От него млели женщины не только Беловодска, но и  Джалал –Абада и Фрунзе, но он был однолюб и позволял себе лишь тактичный флирт.
 Шурка унаследовал не только стать своего отца, но и греческую красоту лица, дополненную нежностью и овальной мягкостью его красивой мамы Тани. Он был с детства чертовски красив и не по годам умён. Уже в раннем детстве умел читать. Выражаю огромную признательность ему-именно он привил во мне любовь к книгам.
 Не знаю, откуда повелось, но в нашей семье и в семьях родственников, живущих в Беловодске, его называли ни Саша, ни Александр, а ласково –Шурик. Ну, а я, тогда ещё не понимая, что такое нежность, звал его просто «Шурка». Он, возможно, в отместку или зная, что такое ласка, называл меня «Толька». Став уже взрослым, я понял, что более ласково, чем он, меня не называл более никто.
 В то далёкое детство меня интересовал другой вопрос:
-Шурка! А кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
-Инженером,- не задумываясь ни секунды, ответил он.
-А ты, Толька?
-А я, Шурка, пока не знаю.
 В один из дней нашего пребывания в селе (было устойчивое и жаркое лето), мы с Шуриком стояли в тени вишнёвого дерева, усыпанного ягодами. Он читал книжку, а я, слушая его, рвал спелую вишню и, слегка вытирая её об белую майку, ложил себе в рот и подавал ему в ладошку.
-Внучатки! Хлопци мои гарни! Гусэняточки мои! Ходьтэ до дому, исты будэмо,- услышали мы бабушкин зов. Наша бабушка, мои родители, да и почти все жители Беловодска разговаривали на русско-украинском языке.
 Войдя в горницу, мы увидели, что в середине комнаты стоит большой стол, вокруг которого на лавках сидят: бабушка, мои и Шурикины родители, тётя Поля, тётя Шура и их брат-дядя Максим. У наших мам было ещё два брата, но этих дядь мы не видели никогда. К сожалению и большому огорчению, они погибли на фронтах Великой Отечественной войны.
 У левой стены, ближе к выходу, стояла русская печь с лежанкой, на которой в зимние каникулы спали мы с Шуркой. В левом, дальнем углу, ближе к потолку, висела икона Божьей Матери, прикрытая сверху и по бокам белым, вышитым рушником.
 Стол был накрыт деревенской едой. По центру стоял чугунок с парящим, только что сваренным в русской печи, борщом. Из чугунка выглядывал деревянный половник с красочным узорчатым покрытием. Вокруг, по периметру стола, стояли белоснежные тарелки и лежали деревянные ложки светло-коричневого цвета.
 Рядом стояла одна салатница со свежими, непорезанными огурцами и помидорами, другая - с только что сорванными в огороде: укропом, петрушкой, луком-пыреем и чесноком.
 В пиале стояла сметана и лежал большой каравай белого, только что испечённого хлеба, который мы назвали «Булка-Мономах». Ну и, конечно, стояла она, налитая в графин- царица полей. Это был Беловодский хмель ядрёный в жидком виде.
 Когда мы вошли в комнату, Шурик держал под мышкой книжку.
-Андрий! Татьянушка! Оце ваш хлопыць?- указывая на Шурку, ласково и многозначительно, задал вопрос дядя Максим своей сестре и её мужу, хотя он и знал ответ.
 Они с улыбками утвердительно кивнули.
-Шурка! А шо цэ таке?- с деревенским юмором обратился к нему дядя Максим.
-Это книжка. Я её читаю Тольке.
-Х…м. Уси диты грають в лянгу, чику, футбол, а вин читае…
-Ты бачив, Андрий! Такий малый, а уже читае-вись в тэбэ. Молодэць.
-Колы вырастэ, мабуть будэ прэдсэдатиль колхозу. Да шо я балакаю-ви ж городски. Бэру выше- ты будэш прэдсэдатиль партии,- с гордостью заключил он.
 Прошло много лет. К сожалению, уже давно нет дяди Максима, нет родных и близких нам людей, которые сидели за тем столом. Они бы, наверняка, гордились Шуркой. Его мечты сбылись- он стал прекрасным инженером и много лет проработал начальником цеха одного из крупнейших заводов России.
 Сейчас мы оба пенсионеры, но мирный бой продолжается. Толька, пролетав двадцать семь лет бортинженером самолёта Ту-154, сейчас работает таксистом, пишет стихи и рассказы.
 Шурка, уйдя на пенсию, занялся производством керамических изделий. Серьёзно увлёкся философией и пишет интересные, познавательные статьи. Его сын Андрей стал одним из лучших гончаров Сибири. Проходил практику в Индии и делился своим опытом со многими гончарами этой страны.
 В настоящее время брат Шурка живёт в большом, добротном доме, построенном своими руками, со своею жёнушкой Тамарушкой, с которой воспитали прекрасного сына Андрея и великолепную дочь Елену. Вносят свою лепту в воспитание двух внучек, двух внуков и одного правнука. Шурка! Ты настоящий джигит!
 Когда у меня возникла некая значительная трудность, я, конечно, обратился к Шурику:
-Шурка! Ты мне поможешь?
-Конечно, Толька…приезжай,-не задумываясь ни на миг, ответил он.

              Бишкек и Томск-это навечно
              А Толька с Шуркой навсегда
              Контакт и узел очень прочен
              И неразрывен ни…ко…гда

      Это было давно, в далёкие годы нашего детства. На бабушкином сеновале лежали два внука-одного звали Толька, а другого Шурка….