1. Вступление.
Бысть языкъ мой — трость книжника-скорописца,
И уветлива уста, аки речная быстрость.
Сего ради покушахся написати всякъ съузъ сердца моего
И разбих зле, аки древняя — младенца о камень.
Но боюся, господине, похулениа твоего на мя.
Азъ бо есмь аки она смоковница проклятая:
Не имею плода покаянию.
("Моление Даниила Заточника")
На языке слова - как сливы,
И, сочной мякоти вкусив,
Уста как мед сладкоречивы:
И ум, и сердце напоив,
Руке командуют - пиши же,
Перо твое - и вкривь и вкось -
Слова как ягоды нанижет
На скоропишущую трость.
Но сердце - будто бы в оковах,
Вериги - ой как тяжелы:
Мычу от боли как корова,
Визжу как ветка от пилы.
Все помыслы - на наковальню,
Пока еще не высоки...
Опилками в исповедальне
Сгорят прощеные грехи...
Уродцев маленьких - о камень!
Без сожаленья, без нытья...
Ничто не встанет между нами
В плену земного бытия.
Но как боюсь, о Господине,
Я осужденья Твоего...
Твой раб - покорнейший отныне -
Бегу и прячусь - от Кого?
Все, что исходит от языка,
Мне суждено и впредь нести...
Не посецы мене, Владыко,
Как ту смоковницу в пути...
2. Моление князя Бориса.
Один в степи с дружиной малой,
Молюсь с томлением в груди…
Но смерть уж выпустила жало:
Коль духом слаб – то не гляди.
Не будь доверчивей, чем Авель:
Благословение отца
Характер брата не исправит,
Не остановит гордеца.
Не излечить от окаянства:
Коль ты язвителен и слаб,
Сколь на престоле ни тиранствуй,
А сын рабыни – все же раб.
Но я прошу, Отец Небесный,
Вражду от брата отвести –
Да не порадуются бесы,
Что сбили верного с пути.
Молчит о том ночное небо…
Поторопись же, Ярослав:
Мы все любили братца Глеба
За доброту и кроткий нрав.
Степные волки – у порога,
Обнажены давно мечи…
Еще мгновенье, ради Бога!
Пока есть слезы у свечи,
Пока звучат слова молитвы
И не иссякла благодать...
…Святая Русь! На поле битвы –
И так бесславно умирать!..
Благословенье дал священник…
Ну что же, братия – готов!
Прошу у всех у вас прощенья,
И у друзей, и у врагов.
Страданье кротко восприемый -
Пронзен безжалостно копьем,
Звенит журчащий глас поэмы,
Как жизни вечной водоем!
О милосердный наш Спаситель,
Скорее Суд свой прореки!
Дружина, отроки, - простите!
Бороться с братом – не с руки…
3. ГЛЕБОПРИНОШЕНИЕ.
Он спешил из Мурома в Ростов,
К брат-единокровному Борису,
Поменял с десяток скакунов,
Ехал не откуда-нибудь – с Низу,
В тьме кромешной ворожила Тьма…
Вот уже верст десять от Смоленска,
Киев ждет… «Застолье ли, тюрьма,
Хлеб да соль на белом полотенце?..
Обезумел братец Святополк…
Не иначе, смерть на нем Бориса!
Беглый взгляд уперся в потолок –
Значит, и закон Христов не писан,
Дела нет до мертвого отца…»
Вот и меч блеснул на горизонте…
Юный князь, как есть, опал с лица –
Словно вепрь, забитый на охоте.
А насады кружат с двух сторон –
Обступили княжескую лодку.
Пасть раскрыл прожорливый дракон –
Как Торчин на жирную селедку.
В сокрушенье плачет бедный князь:
«Посмотрите – словно жеребенок
Я держусь за вашу коновязь,
Не пойму, что надо вам, спросонок.
Расскажите, чем не угодил
Брат ваш рассердившемуся брату?
Об кого он меч свой притупил
И пирует с ляхом-супостатом?»
Но дела посольские быстры –
Горясеры скоры на расправу:
«Что нам ждать от этой детворы?
Мы для смерти здесь, не для забавы».
Тело князя сброшено в овраг,
И лежит – холодным и бездушным…
Веселится злобствующий враг,
И Предслава плачет от удушья…
Но бредут по полю пастухи,
Ловят тростью брошенные звезды:
«Будет нечестивцам за грехи!
Убирайтесь прочь, пока не поздно!
От земли – да огненным столпом
Память о Борисе и о Глебе!»
Ярослав красуется верхом,
И знаменьем – крест на хмуром небе...
4. Ярослав. Перед битвой.
Четыре года – брань и туга,
Борьба без устали за власть.
Где брат на брата, друг на друга,
Где лучше б сгинуть и пропасть,
Чем каждый день просить совета,
Решая, быть или не быть…
Без темноты – не видно света,
Но можно душу погубить
В одно мгновенье. Страх и трепет
Принес на Русь ты, Святополк…
Какая сила дружбой скрепит –
Усадит родичей за стол,
Позволит им договориться
И отложить на время спор? –
Не должен жить братоубийца,
Иначе выжившим – позор!
Коль он своим дыханьем смрадным
Коснется трепетных ноздрей –
«Осанной в вышних» троекратным
Пусть всколыхнется на заре
Полков решительная поступь…
Нам лучше места – не сыскать:
Борису ставшее погостом,
И для тебя готово стать
Последним временным приютом…
На муку вечную – в огонь!
Изгинешь, братец, смертью лютой –
Копытом топчет рыжий конь
В крови запекшуюся землю…
Дрожит копье – подходит срок.
Душа и сердце Небу внемлют:
«Сим победиши!» - знает Бог…
5. Второй Каин. Святополк.
Невесть где, между Ляхи и Чехи,
Затеряется память моя…
Будут память топтать человеки
И притихшая в сердце змея…
Воронье пререкаться, каркуя…
Серый волк, как замученный тать,
Будет выть на луну золотую
И под вечную скрипку рыдать…
На земле – ледяное забвенье,
Под землей – леденящий огонь,
Беспросветное чье-то горенье,
Запах тленья и жуткая вонь…
Нет, постойте, ведь я ж не покойник –
Помню все до мгновенья, до зги:
От последней проигранной бойни
До предсмертного вопля «Беги!».
Эта женщина в черных одеждах,
Словно в детстве монахиня-мать,
Мне споет колыбельную прежде,
А потом будет сказки читать.
Но какая-то сила прихлопнет
Пустоту перепончатых крыл,
Каблучком напоследок притопнет
Серой мышью о мокрый настил.
Приоткрою свинцовые веки –
Теплый хруст, изразцовая печь…
А в огне – занесенный навеки
Над молящимся отроком меч…
От себя не уйти, но в погоне
Кто-то крикнет с надеждой: «Очнись!»
Эх, куда ж вы, проклятые кони,
Как безумные, ринулись вниз?..
6. Юродивый.
Он был как странник на земле,
Идущий вне дорог…
Все говорили: «Не жилец –
Оставил, видно, Бог…».
Но он не верил голосам
Пророков без затей,
И, обращаясь к небесам,
Молился за людей.
Но все решили – нипочем
Ему ни снег, ни дождь,
Что он в убожестве своем
Благовествует ложь.
И первым камень бросил – сын
В безумного отца,
Потом – невзрачный господин
Без формы и лица.
Не уклонился от угроз…
(Да можно ли с венцом?..)
Светилось мокрое от слез
Помятое лицо…
«Не верим мы пустым словам!» -
Короткий меч блеснул,
И – покатилась голова
В цветущую весну….
7. Чудо на Неве.
Кресты вокруг. Тревожно светит
Румяный месяц в небесах.
Бывают чудеса на свете!
Но у Пелгуя страх в глазах:
По гладководному подворью –
Ему уж чудится – плывут
Два отрока из Лукоморья –
Стоят в насаде и зовут,
Не раскрывая губ унылых:
«Скорей, старейшина, гони,
Поднимем рыцарей на вилы –
Они ведь дьяволу сродни!
Истосковался, брате Глебе?
Поможем сродникам своим? -
И – ярким всполохом на небе:
За Александра – постоим!»
Гребцов не видно за туманом,
Застыли руки на плечах,
Красив лицом и строен станом,
Борис узрел, как на конях
Несется княжая дружина
И наседает пеший строй.
Заволокла глазницы тина
У мертвых рыцарей. "Постой!"–
Взмолился Биргер о пощаде.
Но поздно, тонут корабли...
"Держи, собака, ум во аде!
Не ищут счастья на земли…"