(окончание второй части):
…Что будет после, знает только Небо
и ангел, заключённый в белый склеп.
III. Проба голоса
Приятна в зной прохлада здесь, в Ризни'цах*,
где бузина, и вязы, и криницы,
под лопухом торит улитка путь.
Внезапно, словно чёрт из табакерки,
даст entrechat** лягушка-маломерка…
Побудь со мной, читатель мой, побудь.
Увидишь ты с высокого обрыва
огромный луг с остатками разлива
большой реки… И станешь замечать:
не может глаз вместить всего объёма,
здесь нет вообще границ у окоёма…
Над всем – Собор как Божия печать!
Дыши, дыши… июньский этот воздух
под свист стрижей – весёлых, длиннохвостых –
полезен, как в причастие «Кагор».
А я вернусь к Марии и младенцам,
чтоб разузнать про быт переселенцев.
Ведь я не видел их с тех самых пор,
как добрый отчим сделался покойным.
Родитель «А» был вынужден невольно
взять на себя заботы и, бог весть
что думал он, от драмы до бурлеска
мешая жанры в части той Трубчевска,
где адрес прост: Курындин ров, дом шесть.
Желтит музейный стенд: «Ананий Вяльцев,
воспитанник приюта…» Кто на пальцах
мне сможет объяснить сей странный факт?
Мария-мать работает прислугой
у иерея в доме. Словно фуга,
перипетии судеб… всё, антракт…
прошу pardon, сюжетец бы попроще…
Охватит взор Казарменную площадь,
Тюремный замок да Никольский храм.
Ты слышишь, мой читатель, это пенье?
Церковный хор здесь ладен, к удивленью.
Быть может, подойти поближе нам?
А-а, регент бородатый – мой знакомый:
то Конышев М.М., и голос новый,
прозрачен, хрупок, будто первый лёд.
Возьми вот так, да и его спроси я…
– Соседка то моя, Анастасия, –
ответил он, – мала, но пусть поёт.
Давай, милейший друг, поставим свечку
на месте том, где памятной дощечки…
да что дощечки, храма больше нет!
А звук плывёт… и вновь мороз по коже
от детской чистоты: «Помилуй, Боже!»
Колышет ветер пепел давних лет.
Так подобрался год восьмидесятый.
Наш «А», себя считая виноватым,
семью отправил в Киев по реке.
И Чикачёв, работавший в приюте,
и поп Курындин (если верить людям!)
имели там attache***. Об адреске
замолвлено словечко, о работе,
а Богу будет труд любой угоден:
и прачкой, и подгорничной, дай срок!
Лишь петь не забывай, Анастасия!
Ни у кого поблажек не проси. Я
знаю, мне не хватит этих строк,
не сделав чтоб в писанье перерыва,
сей Золушки наивные порывы
живописать… Да млеет уж рука!
Пойдём-ка, друг-читатель милый, в баньку!
В честном парку да поваляем ваньку!
Нырнём в снежок, потом попьём пивка!
Смотри, смотри – какой бывает иней!
Мы ж утром вдоль реки с тобой!.. двух линий
под лыжами для счастия вполне…
А на обед с дымящейся картошкой
уговорим вдвоём баранью ножку,
и только после щей, что в чугуне…
Хрустит как на зубах солёный рыжик!
Подкинуть, что ли, нам в огонь дровишек?
И глядя на оранжевый узор,
почувствовать истому и свободу…
сквозь дрёму представляя, как к народу
выходит петь девчонка. Помидор
летит в неё. Дебют бывал освистан
у самых лучших… После будет издан
такой тираж пластинок! Мир ослеп!
Её триумф не знала б даже Ванга.
А то, что ждёт, то ведает лишь ангел –
тот самый, заключённый в белый склеп!
окончание следует: http://www.stihi.ru/2016/12/24/2968
_______________
* Ризни'цы – часть Трубчевска, отделяющая древний Посад от Стрелецкой слободы.
**entrechat – антраша' (фр.), скачкообразный прыжок в балете, во время которого ноги танцора быстро скрещиваются в воздухе, касаясь друг друга.
*** attache – аташ (фр.), связи, представительство.
22.12.2016 г.