Тем вечером душным, после вспотевшего танца,
Ты мне объявила, как будто бы для красоты:
"С этого часа тебе не дано возвращаться
С блудливым уставом в хранящий мораль монастырь".
Вокруг подшофе ворковали полупринцессы.
Я по-джентельменски поклон уронил на танцпол
И, глядя на платье, сшитое из занавесок,
Решил отвечать тебе, мыслью скользнув под подол:
"Я видел как глупость, надвинув забрало бравады,
Калеками делала тех, кто её отрицал.
Не скрыть развративший ясность ума беспорядок
Упругостью тела и свежей чертою лица.
Я был терпелив, когда, одурев от прелюдий,
Юнцы отыскали твой запах на грязном белье.
И был человечен, молча мечтал об уюте,
Пока ты садилась на их дружелюбность колен.
Я слышал как дружба становится пережитком,
Ворочая сплетнями за доверявшей спиной.
Поэтому мне твоя выходная улыбка
Как антагонист понятиям "мир" и "покой".
Я пальцами мял мясистые ляжки танцовщиц,
К их пяткам тянул кружевные соблазны чулков,
Подумав, что так мне будет сподручней и проще
Забыть с кем была ты и как от меня далеко.
Я чую отсылку к сгнившей романтике, Кэтти.
Кто был виноватым, тот станет когда-нибудь прав.
Поведай тому про моралехранительный фетиш,
Кто лижет твой рот после выпивки на брудершафт".