Правда ли, садху, если правильно дышать - можно услышать, как сущности принимают свои истинные асаны?
Огненный шар на небе начинает излучать прану, и сами звёзды сливаются в страстном самадхи с землёй и небом,
снова определяя судьбы тем, кто вином и хлебом
под неумолимым катком колеса сансары молит прощение?
Правда ли, что старые истины теряют значение, и можно увидеть порядок
в том, что кто-то прикапывает солёный пот между грядок
а кто-то тысячу чакрамов спускает за ночь, прожигая все три вида кармы,
слепыми глазами глядят в старость Зита и Гита, куда мы
кидаем их внукам огрызки банкнот и треугольники пицц со своего стола..
В этом ли спокойствие, садху? А как же тогда
моё сердце сможет играть на таблах каждым утром рано
когда в далёком северном городе та, которой вожделеешь запах, смахивает лёгким прикосновением вуаль тьмы заснувшего было сенсорного экрана
чтоб увидеть послание, дающее ей смысл радоваться этому серому утру
и сердце теплеет, когда видишь, как на стене подъезда кто-то пишет свежую сутру
не познав восьмеричного пути, да вообще наживая свою мудрость нелепо,
и дворник, открывающий чакры чёрным пакетам, вдруг остановится рассмотреть узор юного льда, улыбнувшись
зачем, садху, быть пробуждённым, если жить не проснувшись?
Скажи же мне садху, правда ли, что жить мог бы до ста
если загнать эти ничтожные страсти в подсознания сумрачные места?
что боль и безумство исчезнут, а хаос жизненных линий
устремится к порядку, и великий змей кундалини
поднимется из недр и заполнит все кричащие раны,
и всё вокруг станет дхарма, и всё вокруг станет прана…
Но знаешь ли, садху, я и не могу поверить, что мир может быть абсолютно ясен,
я хочу чтобы птица парила в душе, а не свёрнутый змей, чтоб каждый мой день страшен был и прекрасен
в своей суровой непредсказуемой полноте.
Как вытерпеть день этих ста, если все эти дни не те?
Как мне прожить эти сто, если нечему удивляться?
Если не падать, будучи сбитым ударом, и снова иметь смелость подняться?
Так тушат огонь, садху, набрасывая шёлковое одеяло. Чтобы убить.
Зачем каждый день этих ста, если не знать, как любить?