На неведомой станции московского кольцевого тоннеля -
может, в Мелитополе, в Акапулько или в Стамбуле -
мы с тобой размышляли: зачем же мы вышли, сестра?
Мимо нас проносились то засухи, то метели,
поначистив кокарды до блеска, стояли столбы в карауле,
да болталась луна до ушедшего в вечность утра.
Утром мы поднялись на крыло и в москву полетели.
По пути мы сшибали звезды с насиженных ими кресел -
чем еще заниматься в воздухе, если ты дятел?
Удивительно мягким казался, и несколько даже родным, ветер.
А потом я обратно все звезды по креслам развесил
и сурово воскликнул: а знаешь, сестра, хватит!
Ты ж сама говорила: мол, есть города на примете,
будет путь наш туда по кольцу под землей весел.
И тогда мы упали оземь и стали зверьми и помчали,
нарушая пространственно-временные связи,
обнаруживая свои следы то в Торжке, то в Багдаде -
но нигде никогда ни на миг ни на кончик хвоста не встречали
признаков существованья тоннеля. В Лондоне или в Газе
ты сказала: хватит уже носиться, брат. Постой, бога ради.
Путь наш невесел, он полон унылой как вобла печали.
Тут мы подумали - о, а это идея. Может быть, станем рыбью?
Но плюнули и телепортировались. Стали межзвездной рябью.
Все города и места одинаковой стали чушью.
Отзвук большого взрыва выглядит, кстати, такой лиловенькой зыбью.
Я на закате - ну или что там у нас - частенько его послушиваю.