Сад, осаждённый осадками,
ветвь возвеличена вечностью.
Всякой пришедшей назад ко мне
плакать под пенною млечностью,
что разливается по небу
полуразмытыми ритмами.
Старенький, старенький омнибус
едет по лужам и рытвинам.
Тёмной оградой измученной
я укрываюсь от праздности.
Счастье исчезло за тучами,
лишь надо мной небо ясное.
Здесь отболело отчаяние,
солнце играет, ликует, но
мерно на сливе качается
тот, кем я был в мире суетном.
Дерево ласково слушает
скрип негниющий. Поверьте мне,
саду не отдал бы душу я,
если бы знал о бессмертии.
Каждой любимой – по посоху,
каждой любившей – по дереву.
В небе, по морю и посуху
будешь идти за потерями.
Ствол неуверенно дрогнет ли,
нежность твою сад расскажет ли?
Только плоды лягут под ноги:
ветви не выдержат тяжести.
За горизонтом спят молнии.
Ночь не швырнет их пригоршнями.
Здравствуй! Я рай и безмолвие,
я открываюсь без пошлины.
Небо забвением заткано,
лишь надо мной – высь бездонная.
Всякой пришедшей назад ко мне
прятать надежду за стонами.
Мне разбежаться и вспомнить бы,
сколько вас в вечности спрятано.
Старенький, старенький омнибус
днём привезёт тридцать пятую.
Тусклый рассвет будет глиняным,
в небо холмы рвутся клиньями.
Ливни смывают все линии,
сливы сливаются с ливнями.
2016