Сказ десятый: Сын
В кузне Бог лежит у Кия,
Жар к нему из горна рвётся,
Но глазницы-то пустые,
Сердце гордое не бьётся...
Чу! Вдруг ржание и топот -
Конь усталый возле двери,
Конь Перуна! Как-то смог он
Уцелеть в лихом сраженье!
А к седлу железной хваткой
Приторочена секира!
Конь, секира! Как же так-то?!
Про кого-то мы забыли!
Про кого же, кто напомнит?..
Сын Весны, прекрасной Лели!
Незаметно рос и рос он
Рядом с Змеем и Змеевной,
Но с поры-то той минуло
Тридцать лет, три долгих года!
Сколько горюшка хлебнул он -
Подземелий помнят своды.
Сколько раз глядел на мать он,
Что в гробу лежит хрустальном...
Делал вид, что знать не знает,
Мертвеца в цепях кандальных...
Не перечил Чернобогу,
Не противился Моране...
Рос и вырос понемногу,
Окружённый лишь врагами.
И с конём, что из четвёрки
Уцелел каким-то чудом,
И теперь возил помои,
Был порой как будто грубым.
Как и все, бросал он кости
В побледневший щит Даждьбога,
А когда померк тот вовсе -
Спрятал в трещине укромной.
И коню крыло он вправил,
И, добыв творенье Кия,
От бессрочных ран избавил,
Что никак не проходили.
Попросил себе секиру:
"Мол, колоть дрова удобно".
Та хоть руку леденила,
Но послушалась покорно...
Выждал время поспокойней,
И в конце хмельного пира
У Мораны в изголовье
Подменил ларец сапфирный.
А в темницу не пробиться!
Так на что его надежда?!
Клятву дал, что возвратится,
И из полночи кромешной
Вывел он коня на волю,
В стремя встал ... ан, нет! Морана
Уж давно на этот случай
Заклинаньем спеленала!
Превратился он в медведя,
В шатуна с кровавой пастью.
"Ты лети, скакун, не медли!
К Кию вместе не попасть нам!
Я же как-нибудь избуду
Это злое чародейство".
И бредёт Медведь-Перунич,
Обходя деревни, лесом.
А в когтистых лапах ларчик -
Наивысшее богатство...
И с волками приходилось
Не единожды сражаться,
И с другими шатунами,
Но видна уж кузня Кия.
Да хитра; колдунья злая -
Всё она предвосхитила!
Когти выгнулись страшнее,
Дыбом шерсть, глаз залит кровью -
Облик Велеса не смеет
Приближаться к свету горна!..
Но любовь превыше страха!
Уж отказывают лапы,
Но идёт: хоть шаг, хоть как-то,
Неуклюже, косолапо...
Шкура тлеет и дымится,
Взор померк - одна лишь воля.
Бог Грозы привстал на ложе,
Чем-то вдруг обеспокоен.
Вышел Кий - вот страх-то, право!
За копьё тут впору браться!
Вознамерилась Морана
Снова силой потягаться?!..
Только что-то удержало -
Зверь ползёт, да к горну прямо...
Вот с трудом ввалился в двери...
Колдовства как ни бывало!
Бог Грозы, но помоложе
Заступил дорогу Смерти!
Наклонился он над ложем:
"Вот, отец, глаза и сердце!.."
"Сын, мой сын!.. - отважный воин
Слёз невольных не стыдится, -
Предков ты своих достоин!
Ключевой неси водицы,
Ты же, Зорюшка-Зоряна,
Омочи ладонь в купели
И омой от грязи раны,
И дыханьем обогрей их!"
И вложила Зоря сердце
В грудь израненного Бога,
И вложила глаз сапфиры
В опустевшие глазницы.
Как же сердцу не согреться
От дыханья молодого,
Как очам не проясниться,
Коль Судьба вернула сына?!!
Но ещё немеют раны,
Холод их ещё терзает;
Руки стиснуты цепями
И огонь не согревает.
"Вскипяти же, Кий, воды мне
Заповедной, родниковой,
Да в котле, какой пошире,
На поленьях на дубовых!"
И шагнул в котёл кипящий,
И с другого вышел края,
А потом велел и сыну,
И коню смыть копоть Нави.
И стряхнул с усмешкой цепи,
И в костре они сгорели.
Вновь могуч Перун и светел!
Только кудри поседели.
Только резкие морщины
Залегли меж бровей гордых.
Обратился он к секире:
"А тебя излечим в горне!
Не для битвы ты ковалась...
Чешую осилим Змея?!"
Пламя в горне отозвалось,
Полыхнуло вдруг сильнее.
Тут-то к месту Кий и вспомнил
Про давнишний самородок,
Да принёс. Гримаса боли
Исказила образ Бога:
"Ох, и гиблое же диво!
Где такие-то родятся?!
Что же, сами помогли мне,
И теперь уж вам воздастся!"
И легла полоска стали
На Творящую Секиру.
И черты её вдруг стали
Хищны, словно взор орлиный.
"Вот она, какая доля... -
Бог Грозы промолвил тихо, -
С этих пор бояться молний
Будут люди, точно лиха...
За Весну и за Даждьбога
Я готов и к этой ноше!
Мне молиться станет воин,
Но в беде я их не брошу!"
И поднял секиру грозно:
"Тридцать лет, три долгих года!..
Пир вам будет грандиозный
От воскреснувшего Бога!"