Обычно милостыни нищим
Я каюсь, грешен, не даю.
И потому уже, в раю
Меня в последствии не сыщут.
Как будто бы не скуп безмерно,
Не черств душою как Гобсек..
Обыкновенный человек ,
И в оправдание, наверно,
Могу сказать я как и все,
Что нищенство во всей красе
Есть труд ленивых. Если было
Бы это так, то не томило
Мне это душу. Много раз
Спешил я поскорее мимо,
Просящих- настоящих, мнимых,
Не видя их потухших глаз.
***
Я шёл дорогою привычной,
Со стрелки - на Дворцовый мост,
Глазами провожая хвост
Из брызг и пены, хаотично
Летящий вслед за катерком.
Минуя зазывал, рядком
У края площади стоявших,
И оживленно торговавших
Разнообразной мишурой-
(Матрёшек - президентов строй
С лицом усталого китайца,
Шкатулки, крашеные яйца,
Часы, солдатские ремни
И офицерские фуражки,
Фигурки, безделушки, пряжки -
Всем тем, что “модно” в наши дни),
Покинув зелени шатры,
Укрылся спешно от жары
Для нас столь редкой, непривычной
Под арку. Там, пугая зычным,
Неровным гудом тишину,
Трубач уже сменил одну
В черне отыгранную пьесу
На гимн для финна, что из леса
Приехал мох с себя стряхнуть,
Расправить на чужбине грудь
Хмельной чухонской грустной песней-
Ведь это часто интересней,
Чем днями залы озирать,
Даваться диву украшеньям,
Живот к обеду подбирать
И озабоченным движеньем
Смотреть неспешно на часы,
Зевая сладостно в усы.
Так оказался я уже
У дома “ C. Вольф Т. Беранже”
Нагретый Невский тротуар,
Принявший солнечный удар,
Стал мягким, словно бы из теста,
На нём не видно было места
Без отпечатков каблучков
И шпилек дамских. Лишь покров
Прозрачных сумерек, прохлада,
Недолгий даст покой.. Вдруг рядом,
Среди мешающих шумов
Заполоненного проспекта,
Ритмичный барабана зов
Пробился. Кришнаитов секта
Брела, притопывая в такт,
Глашатай бритый был в угаре,
Всё повторял:” О Харе, Харе!”,
С лицом a la варёный рак.
А на Конюшенном канале
Частил джаз - банд. Они играли
Забытый славный диксиленд.
Собрались зрители. Момент
Поймав, две резвых пары
Под звуки банджо и под старый
Немного хриплый саксофон
Пустились в пляс, держа фасон.
Квадрат отсчитывая точно,
Им помогал ударник. Сочно
Трубач синкопы выдувал,
И тромбонист не отставал.
Послушав вдосталь, настроенье
За пять минут себе подняв,
Любителей таких забав,
Оставив слушать в упоеньи,
Спешу в метро зайти скорей,
Толкаясь в пробке у дверей.
Прозрачный вход в себя втянул
Людей теснящуюся массу,
Жильём удушливо пахнул
Пещерный воздух. Длинный в кассу
Собрался хвост. С окошком рядом
С протянутой рукой, со взглядом,
Как будто сотню лет не пил,
Пьянчужка согбенный просил
“ Подать жетончик бога ради”.
Недалеко за ним, чуть сзади,
В фуфайке драной до сосца,
Навыпуск, красной, в тон лица
Сопел брылястый собутыльник,
И грязно-матовый светильник
Не помешал ему уснуть
Да крепко, а не как-нибудь.
Спустившись вниз, по переходу
Привычный продолжаю путь.
Здесь жизнь своя течет - отнюдь!
Один - с плакатом “Власть Народу”,
Другая рядом в двух шагах
Трясёт платками на лотках.
Чуть дальше, девочка со скрипкой
Играет что-то. Мягкий, зыбкий,
Без фальши, чистый звук летит.
Пред ней футляр, и в нём лежит
Бумажек ворох разноцветный.
Я подошёл и незаметно
Моя средь прочих улеглась.
Сквозняк поднялся, вверх взвилась,
По переходу полетела
Вдаль стайка денег. Неумело
Их кто-то стал ловить смешно,
Нести назад. Ей всё равно
Как будто было. Не сбиваясь,
Внутри чему-то улыбаясь,
Зажмурившись, про всех забыв,
Играла дальше. Вновь порыв,
Опять бумажки улетели,
Что это значит? Неужели....
Заныло сердце, ёкнув вдруг.
Слепая. Слышу слабый стук-
Закрылась крышка от футляра.
Меня толкнул вдруг кто-то яро,
Толпа нахлынув, понесла,
Затем оставила небрежно,
Как будто к полосе прибрежной
Ракушку, коим нет числа,
Прибой сердитый пригоняет…
Прошло два года. Возвращает
Мне память часто сцену ту,
И чистых звуков полноту
Я слышу снова. Налетает
Вдруг ветра душного порыв,
Опять та девочка играет,
Зажмурившись, про всё забыв.
(20.07.96)