Алик давно перестал делить стихи на свои и чужие. Он перестал понимать, как это вообще возможно. Как стихотворение, если оно действительно стихотворение, может быть чужим. Это было понятно. Непонятно было другое, Алик никак не мог увидеть, существуют ли стихи по-настоящему. Он открывал книгу, находил какое-нибудь великое, типа "Дерево Жанны", начинал читать вслух или про себя и в какой-то момент словно проваливался куда-то, казалось, строки лишь снятся, что взаправду их нет. Губы исправно проговаривали: "...ах, Жанна, Жанна, маленькая Жанна, пусть коронован твой король, какая заслуга в том...", но всё это лишь снилось. Иногда даже казалось, и это было самое странное, что сам Алик снится этому стихотворению, что это оно читает Алика, тогда он подолгу смотрел с удивлением на рифмы своих рук, на потрясающее созвучие пальцев, на насыщенную музыкой волшебную форму ногтей, на это совершенное стихотворение, которое всё длилось и длилось: "...шумит волшебный дуб, и что-то голос говорит, а ты огнём горишь в рубахе не по росту..."