… как крошили укрофашистскую тварь в Алчевске и Перевальске, как трудно было отбивать Иллирию и Шимшиновку от одуревших от наркоты и крови жидобандеровцев нацгвардии,
о животном ужасе и беде людей, о своих товарищах – бойцах Казачьей Национальной Гвардии, - я обязательно расскажу.
Но не сейчас. Потом.
Сейчас пока - очень больно.
И болеть, наверное, будет весь, отпущенный Богом, мой век.
Но расскажу – обязательно.
А сейчас я – комендант Сутоганского гарнизона и мой боевой приятель Женька, он же командир блок – поста с позывным Профессор, после чистки оружия устало сидели на крыльце и молча курили уже по второй сигарете подряд …
Не было сил – ни моральных, ни физических, ни говорить, ни ещё хоть что-то делать и мы просто смотрели на крупный, медленно падавший с небес первый снег в этом году, тихо опускавшийся на уставшую от войны трудовую землю Донбасса. На поселки и обезлюдевшие шахты и терриконы, как – бы с укоризной вслушивающихся в хрустально – ломкую тишину .
После боев в Антраците и Лутугино, где мы буквально разметали, стерли с лица земли «славну героїчну армію української держави», эти славные воины рыскали по сёлам, убивая людей, отбирая последние крохи хлеба у сирот и стариков.
… Моя рация ожила как – то резко, неожиданно, враз откинув всё накопившееся за последние дни. И охрипший голос штабного радиста дал очередную вводную: что в моём районе Белое – Юрьевка замечены два «укропа».
Запрыгивая в оперативную машину с патрульной группой, как-то совсем не к месту вспомнилась баба Аня, которая молча крестила нас со слезами на глазах, когда с односельчанами встречала наш БТР, при въезде в Белое и у которой, как я узнал уже через час на встрече с жителями, вчера убили сына из ополчения…
Колёса вездехода рвали в грязь белый снег, а я нет – нет, да и бросал взгляд в сторону Женьки, сжавшего цевьё так, что казалось ещё немного и он раздавит холодную сталь автомата.
Я ловил его взгляд, взгляд человека, у которого в родную хату родителей, где спали жена и две дочки - близняшки, прямо у него на глазах, когда он возвращался со смены на шахте домой, попал снаряд от «Града» - лихорадочно рыскал по степи в поисках растоптавших его мирную жизнь убийц. И не было в том взгляде ни жалости, ни прощения к ним.
Выскочив из-под речки, мы увидели их сразу – этих двоих. На белом полотне степи они в своих камуфляжах были видны издалека. Бойцы АТО копошились возле сарая знакомого мне дома, где ещё утром его хозяйка баба Аня, рассказывала о своём погибшем сыне…
Взяли мы их сразу – жёстко по – спецназовски быстро, живьём. Казалось,- они даже не поняли, откуда мы появились и что произошло.
И вдруг – на пороге хаты появилась сама баба Аня, которая вышла на шум борьбы.
Меня она узнала сразу и ещё с порога крикнула:
-Мыкола, оставь их, не надо!..
Позже в хате она продолжила:
- …воны ж у мени со вчёра в сарае живут. Хату поправляют, картоху из под – снега копають,- хиба ж мне одной справиться? А зима – вона уже во дворе…
-Отчего же в сарае, а не в хате,- спросил я, чувствуя, как напряжение от поисков и погони постепенно отпускает грудь.
- Ни, в хату – я не пущу. Были б странники, чи юродивые какие,- тогда милостью прошу: и под образами накормила и в лучшем месте постелила бы. Люблять у нас гостей, да не таких!..
Говоря всё это, она протянула ещё безусым «хероям », видно вчерашней школоте, призванной матір'ю – Україною на необъявленную войну, две куртки.
-Вот от сына осталось. И помолчав немного, словно вспомнив что- то очень важное для себя и нас, добавила:
-Зима скоро. А их мамки дома ждут…
Неожиданно Профессор, выйдя из – за моей спины, шагнул к пленным. Я насторожился, готовясь в любую секунду остановить расправу.
Однако Женькина рука медленно поднялась к потаённому кармашку «разгрузки», и двумя пальцами что – то вытянула оттуда.
- Нате, суки, держите,- он протянул пленным двадцать гривен. И вздохнув, добавил:
- Всё одно – больше не ма…
Смотрел я на матушку в нимбе седых волос, вглядывался в глаза бывшего шахтёра, настоящего воина рода казачьего и невольно подумалось:
Идите. Уползайте. Бегите…
Бегите так, как только можете бегать от правды.
Бегите и расскажите всем, кого встретите на своём пути, всем, кто встретит вас, всему белому свету – дитятку Божьей Матушки, что мы бьём нещадно и зло только за землю – кормилицу нашу, веру свою, да людей, для которых жизнь отдать не жалко…
А после - после драки, - мы кулаками не машем…
Никто вы для нас. Никто и ничто!
Да и вы теперь никому не нужны – никчемные люди!