Притомился мой конь безоглядным галопом,
шпоры в кровь рассадили железом бока,
и на шаг перейдя, виноватым холопом,
не пытается сбросить судьбу седока.
Видно стёрлись на горных дорогах подковы,
не сравнить путь к вершине с прогулкой в полях
и стреножило время, надело оковы,
и внушает ему высота только страх.
Он с рождения был бесшабашный затейник
диких скачек, погонь и сражений в боях,
он узду не терпел, как с шипами ошейник
и любил свою жизнь на скаку, второпях.
Мы последний сухарь на двоих с ним делили,
он с рожденья служил мне, как верный слуга,
сколько в рыцарских схватках удач покорили,
поражая бесчестье и ложь, как врага.
Мы друг друга без слов, как себя понимали,
без зеркал отражая друг друга в глазах,
и с судьбой в чистом поле мы в прятки играли,
чтобы с ней оставаться бессрочно в друзьях.
Но с годами судьба наливается злобой
и готова раздеть седока донага'...
Никогда конь мой не' был предателем, чтобы
к стременам прикоснулась чужая нога.
Зря надеется рок, что надежде изменят,
нет, не сбросит мой конь своего седока
и на счастье чужое своё не подменит,
вновь подставив под шпоры привычно бока.
Перетёрлась подпруга, запуталось стремя,
закусили судьба и мой конь удила,
и не знают они, что закончилось время,
и пора дать коню отдохнуть от седла.
Сколько зим, сколько лет, как случайное слово,
седина в его гриву вплелась серебром...
То ли конь мой устал, то ли стёрлись подковы,
пусть в небесный табун он уходит с добром...