Вначале были негативы слов,
рентгеновские пленки сочленений,
проявленный крупнозернистый слой
просвета --
под корундовой иглой,
записанный на ребрах и коленях
запретный искушающий мотив --
задолго до всего,
до первой ночи,
седьмого дня, учений подзамочных.
Вот, кажется,
и весь аперитив.
И не с кем было пить и говорить.
В солоноватом воздухе пустыни
кипел санскрит и разводил иврит
очаг неугасимый на холстине,
кадящий по углам курной избы
в порядке исключения и чуда.
Один мотив навязчивый подспудно
вибрировал на кончике судьбы.
И вечер был,
и было много дней,
и диск земной вращался как пластинка.
Состаришься, не веря, фарисей,
в тождественность запиленного снимка
и первого послания к тебе --
еще нежней, чем губы на трубе.