И ходил я месяцами
По базару меж рядов,
Торговали где щенками
Бабки с видом хмурых вдов.
Родословных там в помине
Не видали отродясь,
А щенков ведь и поныне
Продают, с ценой рядясь.
И от глупых там мордашек
Возникала рябь в глазах –
Я б их всех там до мурашек
подержал бы на руках.
Вдруг одна мордашка мило
Посмотрела мне в глаза,
Как кольнула в сердце шилом,
Навернулась вдруг слеза.
Я спросил хозяйку: - Сколько?,
А она: - Бери за так.
Ты ведь пьян немного. Только
Потеряешь ведь, чудак.
Ей отдал немного денег,
Так…, на литр молока…
И принес домой в тот день я
Ростом с варежку щенка.
Гладко-черная с подпалом,
Неприлично куцый хвост
С бархатистой шёрсткой, малым,
Неприлично, был и рост.
Три щетинки непонятных
На спине торчали врозь,
Что-то бабка там невнятно
Про них буркнула мне вскользь:
- Отпадут, мол, родовые…,
И исчезла, торопясь.
Ну, а дома все родные –
Без ума, щенком гордясь.
А щенок вертелся шпулькой
У хозяйки между ног
И назвали её Жулькой,
Так как сучкой сделал Бог.
Подросла немного к лету.
«Родовыми», словно ёж,
ощетинилась при этом –
без породы – что возьмёшь...
До неё бывали суки,
Принимали их щенков,
Сердце жалось от разлуки –
Отдавали – мир таков.
Но вернее той Джульетты
(наградил ведь бог умом)
У нас не было при этом
До неё, да и потом.