Нас время так хотело покорить,
Как атаман полублатной ватаги.
Скрывая страх, пытались мы шутить,
Готовя кулаки к неравной драке.
И нам юнцы цепляли ярлыки,
Что мы – слепая гвардия застоя.
Ах, знали б эти мамины сынки,
Чего нам стоит жить? Чего нам стоит
Всю жизнь башкой стучаться, как в гранит,
В глухие двери, в каменные души.
И только память трепетно хранит
Наш хриплый крик сиреной рвущий уши.
Мы не хотели рабства и оков,
Брыкались, отбивались, огрызались,
Но нас, как незадачливых щенков,
Побоями воспитывать старались.
Мы плакали, рыдания глуша,
И сердце истекало острой болью,
И безнадёжность, яростней ножа,
Вскрывала вены, полные любовью.
И всё, что было искреннего в нас,
Растаяло, ушло, затихло, сжалось.
Что нам осталось? Только холод глаз,
Да каменное сердце, да усталость.
Но мы держались, словно штрафники,
С последнею гранатой перед танком,
Надеясь, что запасные полки
За нами вслед в атаку завтра встанут.
Но в Завтра оказалось всё не так.
Бездарный суд свершён без адвоката.
И место кровью политых атак
Приказано подчистить до заката.
Признать, что много лет ушло зазря,
Пытаться забросать эпоху грязью.
Всё очернить, но вспомнить про царя,
И вновь себе искать по-рабски князя.
Судить других не очень пыльный труд –
Видны просчёты, рдеющие грубо.
Наш путь один: то памятник снесут,
То храм снесут – бесхитростно и тупо.